Страница 94 из 100
Семь лет назад.
Я лежала на измятых простынях и смотрела в распахнутое настежь деревянное окно - прямиком в покрытое пушистыми облаками небо. По радио звучала песня «Двери в небеса», показавшаяся сегодня невероятно длинной. Шторы отсутствовали. Сорвала их два дня назад в порыве устроить в квартире генеральную уборку. Но желание иссякло слишком быстро. И тюль, и «темнушки» валялись переплетенной грудой в ванной. Вместе с ворохом грязной одежды. Стирка откладывалась и откладывалась. Впрочем, как и всё на свете.
Конец августа выдался невыносимо жарким. Душным. Не хватало воздуха. Окна в квартире оставались открытыми и днём, и ночью. Но я всё равно задыхалась. Чувствовала себя рыбой, выброшенной на горячий песок и придавленной сверху безжалостным ботинком. Умом я понимала, что в Потоке всё сделала правильно. Ясно осознавала, что и в реальном мире не являюсь жестоким убийцей. Но душа металась, как зверь в клетке. Бросалась на невидимые прутья. И билась, билась, билась, мечтая уничтожить себя.
Почему я сама не пострадала в аварии? Может, стало бы легче?
Бабушка приезжала каждый день. Готовила еду. Заставляла есть. Но я клала в рот пару кусочков за раз. Бедная старушка и жить бы тут осталась, чтобы присматривать за любимой старшей внучкой. Но я взбунтовалась. Хоть в чём-то проявила твердость. Приезжал и папа. Пробовал пробить стену отчуждения, но быстро бросил бесполезное занятие. Умный человек, понял, что лучше оставить меня в покое, пока сама не захочу выбраться из кокона вины.
- Помни, тебя никто ни в чём не обвиняет, - сказал отец на прощание, целуя лоб шершавыми теплыми губами.
Дело о гибели пешехода под колесами старенькой «девятки» закрыли быстро. Десяток людей, ожидающих на остановке автобус, видели, как мужчина стремительно шагнул на проезжую часть. Никто и опомниться не успел. Одна спешно проведенная экспертиза показала, что я не превышала скорость. Другая, что в крови погибшего содержалось столько алкоголя, что ему и на ногах стоять не полагалось.
Но я не могла избавиться от чувства вины. В тот страшный вечер ехала домой, не помня себя от горя. Мне не стоило садиться за руль. Я себя-то не контролировала, не то, что транспортное средство повышенной опасности. Но попытки ответить за содеянное никого не вдохновили. Ни родственников, отгораживающих меня от бед. Ни следователей, желавших поскорее разобраться с делом, в котором фигурировала громкая фамилия. Родные погибшего не имели претензий. По коротким репликам я сделала неутешительный вывод: они рады, что старый пьяница перестал быть обузой…
Думать о Потоке без новой порции слёз не получалось. Да, я спасла Вову, Макса и Лидию, помогла трем детям, включая не родившегося ребенка Макарова, не остаться сиротами. Но это не меняло простого и неоспоримого факта: ради этих людей принесён в жертву самый важный человек для меня.
За прошедшие недели Светка не нашла Дмитрия в закольцованном мире. Он исчез. Растворился. Не увенчались успехом и двойные поиски в реальном мире. Парня искал и папа, без вопросов бросившийся выполнять просьбу, и Кондратьев, мечтающий выяснить истину. Но никого похожего на нашу со Светкой зазнобу найти не удалось. Ни живым, ни мёртвым. Зато стараниями доктора в соседнем городке отыскалась «девочка Лида». Сорокалетняя женщина вышла из комы и быстро встала на ноги на радость двум дочкам, временно прожившим в детском социальном учреждении…
По радио закончилась приглашающая в небо песня, и зазвонил мобильный.
- Что? – поинтересовалась я равнодушно, не взглянув на имя абонента.
Какая разница?
- Ты сможешь подумать не только о себе? Хотя бы сегодня?
- Рита… - протянула я лениво.
Вот психолог-недоучка! Нужно растерять последние мозги и совершенно не иметь профессионального чутья, чтобы обвинять меня в эгоизме.
- Приезжай в больницу. Вова просит. Извел и меня, и мать. Но Алла Сергеевна к тебе обращаться не смеет. Виктор Валерьянович запретил.
Я перевернулась на живот, глядя в небо. И почему люди не летают? Разбежаться бы, раскинуть руки и взмыть вверх. Высоко-высоко!
- Во второй половине дня Вову выписывают, - как заведенная вещала трубка. - Перевозим его в санаторий для реабилитации. Сразу – из больницы. Это за городом, туда ты точно не потащишься. Пожалуйста, Саша. Хоть раз в жизни уступи ему!
- Подумаю. Но не обещаю, - и я сбросила звонок лучшей подруги.
Мне не улыбалось встречаться с вздернутым носом. Ни в больнице, ни в санатории, ни дома. Нигде. Несмотря на откровения в Потоке, здесь он всё тот же Вовочка. Если б не моя новая авария, родные давно бы пристыдили, что до сих пор не навестила сводного братца. Но пока меня не трогали.
Не знаю, что заставило поменять решение. Я пошла в ванную, чтобы умыться, и сама не заметила, как принялась приводить себя в порядок для выхода «в свет». Очнулась в коридоре полностью одетая и причесанная. С сумкой и ключами от квартиры в руках. Взглянула в глаза удивленному отражению и повела плечами. Что ж, раз собралась, стало быть, так надо.
На подходе к серому девятиэтажному зданию больницы чуть не повернула обратно. Слишком много воспоминаний постучалось в голову. Но я пересилила себя, бегом взлетела на крыльцо. На вертушке пропустили без вопросов. Без удостоверения. Дежурил охранник, ронявший челюсть, когда я щеголяла тут в юбке-поясе. Улыбнулся, но, поймав хмурый взгляд, ограничился скромным приветствием.
Хорошо, что Вову перевели в травму. Переступать порог отделения реанимации и интенсивной терапии я сегодня не согласилась бы ни за какие блага. А, может, вообще никогда. Выше сил видеть бежевые стены, впитавшие ауру болезни, или докторов во главе с Кондратьевым. Наверняка, он и сам рад моему отсутствию. С памятного вечера вызволения Поточных пленников я ни разу не видела заведующего. По телефону говорила всего раз, когда доктор отчитывался о результатах поисков Дмитрия.