Надоевшая

Глава 23. Так это чья-то месть?

С тридцать первого числа, когда я высказала Белоусову то, чего на самом деле не думаю, но очень хотела бы думать, наша жизнь потекла в странном ритме. Спайк замкнулся в себе и большую часть дня сидел в кресле, угрюмо смотрел в стену и молчал, Мезенцев все время что-то печатал на компьютере, а я избегала общения с ними обоими, но неизменно разогревала на их долю полуфабрикаты. Между нами установилось хрупкое равновесие, не нарушаемое ничем извне, потому что «извне» для нас просто не было. Хоть какое-то разнообразие в жизнь вносило то, что стоило парням решить, что я заснула, как они начинали говорить.

Видимо, они считали, что больше подслушивать я не буду, или им было все равно, не знаю, но это дало мне уникальный шанс узнать получше их обоих. И Максима, и Стаса. И заодно осознать, что я совсем их не знаю. Вернее, Спайка еще более-менее, а вот его друга… Можно сказать, что совсем нет. Абсолютно. И как я могла быть такой слепой и невнимательной?..

Именно таким образом я узнала, что Мезенцев не просто так торчит за компьютером большую часть времени, а поддерживает связь с Белоусовым-старшим, заместо его подавленного и не желающего ни с кем общаться сыночка. И о том, что Дениса поймали я тоже узнала именно так. Только вот, выяснилось, что ни он, ни Марина понятия не имеют, кто же им платит. С ними всякий раз связывались разные люди, передавали деньги и приказы. Именно поэтому мы все еще сидели в этом «бункере», как метко выразился Стас, и именно поэтому мне последние несколько дней было изрядно не по себе.

Спайков папенька считал, что все эти марины-денисы и прочие были отвлекающим маневром, и, на самом деле, добраться хотели лично до него. Только не уточнял, что и кому он мог сделать, и почему, черт возьми, они не пытаются просто убить его, если дело в деньгах, власти или проклятущих наркотиках. Моя паранойя как бы била тревогу и требовала принять, как данность: судя по тому, как действует неизвестный враг, дело в мести. В банальной такой личной мести по отношению к человеку, нечестным образом получившему свои деньги, коим и являлся родитель Максима.

А если это так — то первейшей мишенью была совсем не я. Не девочка, которая даже не знала, как его зовут, по той простой причине что они никогда не пересекались. А единственный сын, наследник, и так далее, и тому подобное. И, возможно, Стас, потому что его семейство тоже, в общем-то, не шибко чисто на руку. И если это так, то, вероятно, мы сейчас не в безопасности, а в ловушке. Потому что, будь я на месте этого человека, я бы подкупила тех, кто должен охранять троицу испуганных детей, да и все. А разве может оказаться, что тот, кого никак не поймают черте сколько времени глупее наивной школьницы?

Впрочем, время шло, а ничего не происходило. Этого человека не ловили, нам не говорили, что мы можем убраться из этого места, зато… зато кто-то привез мои учебники и какие-то документы для парней и мне стало значительно проще не думать обо всем, что здесь происходит, тем более, что среди учебников неизвестным образом завалялись и образчики не читанной мною художественной литературы. Паранойя отпустила. Я только косилась временами на этого самовлюбленного придурка, и думала: «Что я буду делать, если тебя не станет?»

На мое счастье, он помирать не спешил, да и вообще ничего трагичного с нами не происходило. До поры до времени. «Пора» настала в один из бесконечной череды дней в этом дурацком замкнутом пространстве. Была ночь, мы, как и все более-менее нормальные люди, крепко спали, даже Спайк, который по ночам обычно что-то читал или просто сидел и сверлил меня взглядом часов эдак до четырех утра (я постоянно просыпалась от этих его взглядов). Ничего, в общем-то не предвещало, только я ворочалась с боку на бок, и не спала, а, скорее, была в странной полудреме, когда вроде бы бодрствуешь, а вроде бы снятся сны.

Из нее меня выдернул крик:

— Подъем! Собирайтесь и бегите отсюда! Живо! — я разлепила веки и обнаружила парня с автоматом, одного из тех, что сторожил выход из этого недобункера-подвала.

— Но… Куда? — я пребывала в недоумении. Зато Спайк— нет. Он вскочил из кресла, где обычно отрубался по ночам так, словно изначально был готов к подобному развитию событий. И меня заодно поднял, за шкирку, как котенка.

— Живо одевайся и бегом за нами, — бросил он сухо, обращаясь ко мне. — Спасибо, Мих, я помню, куда валить, — это уже к нему.

Охранник протянул Спайку два пистолета: очевидно, для него и для Мезенцева, а я начала торопливо собираться, неслушающимися спросонья руками надевая лежащие рядом с софой уличные вещи. Соображала я отвратительно, но понять, что, раз никто не включил свет, значит так и надо можно было и не соображая вообще. Парни собрались с какой-то армейской скоростью, а я путалась в собственных вещах и отчаянно тупила.

В конце концов, Максим подхватил меня, в кое-как завязанном шарфе и надетой набекрень шапке, за руку, и молча потащил за собой. Только теперь я могла увидеть изнутри, что представляет из себя наш «бункер». Это оказался условно-заброшенный промышленный комплекс, где осталась вся инфраструктура. Там, где держали нас раньше было общежитие для работников неведомого предприятия. Кухня же, по всей видимости, находилась в другом, разрушенном крыле здания, из-за которого в коридоре вне наших восстановленных комнатушек оказалось холодно, как на улице.

Место это было жуткое, и, если бы я сама не прожила в его недрах несколько недель, я бы никогда не поверила, что здесь на самом деле есть электричество и даже горячая вода. Все это было настолько тщательно замаскировано, что оставалось полнейшей загадкой: как нас вообще нашли, если все «крысы» были благополучно отловлены. Как?!

Только вот, пока мы бежали по скользким коридорам, думать об этом было некогда. За нами раздавались выстрелы и голоса неизвестных, и можно было предположить, что охрана мужественно отвлекает на себя нападавших. Отвлекала…

Из-за поворота показалось несколько громил в масках и бронежилетах, и, заметив нас, один из них рявкнул:

— Лови детей!

Держу пари, то, что нас назвали именно так изрядно взбесило бы Спайка в иной обстановке. Но не сейчас. Он, тихо выругавшись, выстрелил под ноги преследователям, естественно, промахнувшись, и мы рванули что было сил к видневшейся двери на выход. Не той, где все это время стояла охрана, другой. Двери, из-за которой отчетливо веяло холодом, и о которой я ничего не знала до сегодняшнего дня. Снова я ничего не знала! Как всегда.

Воздух в легких заканчивался, было нестерпимо сложно поддерживать темп наравне с мальчишками. Тем более, что за нами как будто и не гнались. Преследователи скорее вяло направлялись в нашу сторону, почти не сокращая расстояние между нами. Почему — было очевидно еще до того, как в дверном проеме появилось еще несколько человек, и перехватили нас. Спайк выстрелил, но, скорее рефлекторно, чем прицелившись, и пуля отскочила от жилета. Мужик рассмеялся, а мне стало нехорошо. Мезенцев стрелял точнее, попав одному из них (их было, кажется, шестеро) в ногу, а второму едва не прострелив голову (выстрел прошел по касательной), но и его быстро скрутили те, что еще недавно неспеша двигались к нам. Мы попали в классические «клещи», и ни парни, ни, тем более, бесполезная я ничего не могли с этим сделать.

Мне эти люди ничего не сделали, только скрутили и один из них зло прошипел, чтоб я не рыпалась, и злым басом сообщил, что пристрелил бы троих паршивцев, если бы не приказ привести всех живыми. Только вот, про «невредимыми» он ничего не сказал, и, очевидно, понимая это ничуть не хуже меня, от души отпинал Мезенцева после того, как отобрал у него оружие, да и Максима заодно… Меня, как и всегда, поглотило состояние странного спокойствия вызванное черт знает чем. Любой нормальный человек на моем месте паниковал бы и требовал отпустить парней, или хотя бы пытался бы вырваться, а я… Осознавала, что это бесполезно, и говорила о том же пытающимся сопротивляться товарищам по несчастью. Один из наших захватчиков даже прошипел: «Хорошая девочка» вызвав этим приступ омерзения.