Надоевшая

А около дома я снова обнаружила вездесущего Дениса, будь он неладен. Парень увидел меня раньше, чем я повернула обратно в сторону магазина, чтобы провести там все время, что осталось до моего выхода на работу. Наверное, стоило бы поблагодарить его за то, что я могу испытывать какие-либо эмоции кроме жалости к себе, но мне хотелось, что он просто забыл о моем существовании. Раньше не замечал — пусть бы и сейчас продолжал в том же духе. Жаль, он не умел читать мысли, так что я услышала до отвращения радостное приветствие:

— Каштан! Ой, то есть, Влада. Привет еще раз. Ты же ушла домой, разве нет?

Я мрачно вздохнула, всем своим видом давая понять, что не обязана перед ним отчитываться:

— Ушла. А потом из дома вышла. Тебе пакет в моих руках ни о чем не говорит, нет?

— Ой, прости. Я не заметил, — парень смутился, а я уже с трудом сдерживала желание послать его к черту. Останавливали меня остатки совести. Не меня ли точно так же отправил восвояси некий Макс, когда ему надоела искренняя восторженная дурочка? Вот то-то и оно, что меня. Следовательно, права поступать с другими так, как Максим поступил со мной, я не имею. Как бы мне этого ни хотелось.

— Прощаю, — кисло отозвалась я, пристыженная собственной совестью и его видом. — Денис, я благодарна тебе за участие, но, пожалуйста, оставь меня пока в покое. Я совершенно не готова к нормальному человеческому общению сейчас. Более того, я с трудом сдерживаюсь, чтобы не послать тебя в особо грубой форме, хоть ты и не виноват ни в чем.

— Да ничего страшного! Пошли, если легче станет, — парень улыбнулся и мне стало совсем стыдно. — А, да, я тут кое-что тебе купил, — он снял с плеч массивный темно-синий рюкзак, порылся там, и вручил мне большую молочную шоколадку с фундуком.

— Спасибо, но…

— Никаких но! Тебе на работу скоро, насколько я знаю, а шоколад — это энергия в чистом виде. Ладно, я пойду, мне на тренировку надо, а ты, если выговориться надо будет, не стесняйся. Я всегда буду рад выслушать, правда.

После этой тирады Денис ушел, наконец, восвояси, оставив растерянную меня с шоколадкой в руке. Я ее, конечно, не просила, да и сладкого не хотелось, но я убрала ее к продуктам. Думаю, если положить шоколад в холодильник, то он в скором времени оттуда исчезнет совершенно без моего участия.

***

На работе все было как обычно. Меня никто ни о чем не допрашивал, гости мило улыбались, оставляли чаевые, и вообще внушали мне спокойствие и умиротворение. В школе все знали, что я работаю в этом кафе, так что из наших сюда никто не приходил. Можно было абстрагироваться от всего произошедшего со мной в последнюю пару дней. Пожалуй, если бы я забила на учебу и посвятила большую часть времени работе, то я бы достаточно спокойно пережила предательство Максима. Даже не изменив уровня жизни. Был — и не было. И замечательно. Однако, в этом случае я останусь в этой дыре навсегда, потому что без должной подготовки не смогу поступить в более-менее большой город. (На Москву я даже не рассчитываю). А это в мои планы на жизнь не входило.

На самом деле, зря они так. Обитатели нашей школы, я имею ввиду. «Мое» кафе было совершенно замечательным местом. Здесь было тихо, уютно, да и готовили просто замечательно, особенно если учесть, что даже по моим меркам, ничего особенно дорогого у нас не подавали.

По большому счету, это несетевое заведение было скорее столовой, но «столовское» меню в домашнем интерьере создавало ощущение уюта, за которым сюда и приходили. Вся обстановка была выполнена в темных тонах, помещения освещали слабые светильники с красным отливом, создавая приятный полумрак. Пол был выложен красно-черной плиткой. На стенах, обклеенных обоями в вертикальную черно-белую полоску, висели натюрморты с фруктами и прочей едой в деревянных рамках. Небольшие черные лакированные столики были в основном рассчитаны на двух человек, а большие столы располагались на веранде. Зимой их втаскивали в помещение по необходимости, а летом, ранней осенью и весной веселые компании молодежи предпочитали праздновать на свежем воздухе. Я им завидовала. Причем теперь куда больше, чем когда-либо, тем более что сегодня на мою долю как раз выпал такой вот «верандный» столик на восемь человек.

Я даже старалась не поднимать глаз на ребят, за ним сидевших, просто записывая заказы. Я по голосу и так могла определить, кто что заказывал, а даже если и забуду — всегда можно вежливо уточнить. Забавно, они, кажется, были моими ровесниками. И могли себе позволить спустить по тысяче-две с носа на праздник в кафе. Который им, к тому же, было с кем провести. Зависть, зависть. Неприятное чувство, должна сказать. Куда как лучше, чем боль и тоска, поглощавшие меня в школе, но все же неприятное.

Как выяснилось, не зря я не поднимала глаз. Когда я приносила салат «Цезарь» забыв, кому конкретно из молодых людей он был предназначен, и спросила об этом, меня узнали. Я, кажется, уже упоминала о том, что ненавижу за это маленькие города?

— Девушка? — обратился ко мне незнакомый темноволосый парень. — Вас случайно не Владой зовут?

— Да, я Влада. А что? — я удивленно посмотрела на парня, потому что сегодня забыла свой бейдж, и имени на мне нигде написано не было. Вся компания замолчала, и теперь на меня смотрело восемь пар глаз. Было весьма неуютно.

— Каштан? — с подозрением уточнил парень.

— Да, она самая. Мы знакомы? — несколько раздраженно поинтересовалась я. На мое счастье, никто из начальства меня не слышал, потому что за такой тон в общении с гостями я запросто могла схлопотать выговор. То, что этот парень допытывался до информации, которая его никоим образом не касалось, это самое начальство вряд ли заинтересует.

— Нет, но вам просили передать записку, раз уж мы решили праздновать здесь. Вот, — парень протянул мне сложенный вчетверо листок бумаги. — Да и салат мой, спасибо.

Я забрала записку, убрала ее в карман передника и убежала на кухню за следующим заказом. В перерыв посмотрю. Хотя кто может присылать мне записки с абсолютно незнакомыми людьми? Догадываюсь, кто. Только вот, что ему теперь от меня надо? Вроде бы, все, что хотел, он от меня получил. Или что-то еще осталось, кроме моей девственности, чести, достоинства, хорошего настроения и веры в людей? В этот момент я больше ненавидела Макса, чем жалела себя. Хм, разнообразие!

Заказов оказалось неожиданно много, и я весь день бегала, словно белка в колесе. Света, наш менеджер, отпустила меня только на полчаса, потому что кроме меня у нее было только две девушки, а нужно было человек шесть, причем еще три часа назад. Пятница, будь она неладна. Пятница на пятницу, конечно, не приходится, но больше всего народу у нас обычно в нее и в субботу. Сегодня, впрочем, мы били все рекорды. Это радовало. Времени думать у меня не было, боль в уставших ногах отвлекала от душевной, да и обильные чаевые не могли не греть душу: хоть фруктов нормальных куплю матери. Вряд ли она оценит, но мне так будет значительно спокойнее.

К тому же, настроение у гостей было превосходным, и нам прощались все задержки заказов и легкая путаница от их обилия. Люди лишь смеялись и замечали, что прекрасно видят: нас тут весьма ограниченное количество, а их — много. Более того, Света сама надела форму официантки и бегала наравне с тремя пигалицами на подработке, то бишь нами, официантками. Словом, мне было не до записки.

Вспомнила я о ней уже перед уходом, когда переодевалась. Записка выпала из передника прямо мне под ноги. Я была вынуждена обратить на нее внимание, а раз уже обратила, то и прочитать. В записке значилось: