Страница 13 из 14
– Говорю вам – есть там что-то, на Собачьей! Они сами показывают! Идти надо!
– Чур тебя! – одернул Прохор. – Идти… Без головы остаться хочешь? Туда-то и добрые охотники не ходят…
– Ну, хватит! – подал голос Захар. – В десятом веке, что ли? «Знак», «призраки»… Явление природное, да и только… Развели мракобесие! И ты еще, Прохор Николаевич…
– Э-э, зря ты так, дядя Захар! – обиженно воскликнул Трофим. – Неслучайно все это: как заговорили о Собачьей горе, так они и показались! Ясно ведь! Идти надо! Нет – так мы сами пойдем!
– Да смолкни ты, холера! – грубо перебил его Прохор.
Все замолчали.
– Дед, может, в самом деле… – осторожно произнесла Настя спустя минуту. Трофим быстро глянул на соседку и тут же перевел взгляд на Прохора: к изумлению, тот лишь устало покосился на внучку и отвернулся.
Павла бросило в жар: еще одно слово деда – и конец; придется возвращаться! Отчего-то взглянув на Дарью, он путано пробормотал:
– Там ваш родственник погиб… Что если «пояс и меч» показывают место и его гибели… и клада? – Он помолчал. – «Пояс», к примеру, – место клада, «меч» – место боя. Вдруг на том месте и сражались за клад? Узнаем вдруг чего… До горы и обратно – прогулка… – Вновь взглянул на жену. – А Даша вернется с Захаром Васильевичем… Как, Прохор Николаевич?
Даша поджала губы. Старик медленно повернул голову и устремил долгий изучающий взгляд на Павла… Потом так же медленно отвернулся.
– Я вам не хозяин! – тихо буркнул он. Однако посмотрел на участкового и, помолчав, спросил: – Как думаешь, Васильич?
Милиционер швырнул потухший окурок в костер.
– Ерунда все… с золотом… Так ведь веры им нет… Попрутся дураки, натворят чего… – Он кивнул в сторону Трофима. – А у тебя, Прохор Николаевич, и своих дел по горло…
Вновь помолчали, вопросительно поглядывая на старика.
– Ну, так как? – не выдержал Трофим. – Идем, что ли?
Охотник поглядел исподлобья.
– Не люблю я туда ходить… В общем – как Настя…
Все непроизвольно посмотрели на внучку.
– Мне-то что? – фыркнула та. – Я – как дед…
– Тьфу ты! – сплюнул в сердцах Трофим. – Что вы друг на друга киваете! Идете или нет?
Дед покряхтел:
– Истинно дураки! Далась вам эта Собачья гора… Глядите только! Меня слушать! Иначе возверну чертей! Понятно?
– Понятно! – подскочил сияющий Трофим.
Захар покачал головой:
– Ну, дела… Учтите, однако! Через четыре дня не будет вестей – пойду следом, а потом всыплю всем!
– Идет! – вскрикнул Трофим и ткнул Павла в бок. Тот взглянул на Дашу: «Что бы ты ни говорил, я иду с тобой!», – говорили ее глаза.
Глава 6
По просеке, издавна служившей для вывоза леса, да перелеску отряд Круглова продвигался сравнительно быстро; в первый неполный день прошли верст двадцать. Круглов поначалу беспокоился, что не все в отряде выдержат конный марш – чекисты в своем большинстве из рабочих, – но оказалось, с лошадьми они справлялись вполне сносно – за переход никто не отстал.
Ночь провели в тайге, под открытым небом. С рассветом были в седлах. Но на этот раз продвигались по густому лесу, по узкой, едва приметной тропке, тесной даже для одного всадника. Чекисты выстроились в колонну по одному, выслали вперед людей для разведки, но, несмотря на все усилия, прошли за день значительно меньше, чем Круглов рассчитывал. Уже в сумерках отряд остановился на первой попавшейся поляне, достаточно широкой, чтобы расположить лошадей.
Распорядившись выставить караульных, Григорий собрал Калюжного и Прокопенко. Совещались долго. К вечеру следующего дня надо было добраться до Глуховки. Решено было отобрать трех человек наиболее опытных наездников и, не дожидаясь остальных, выступить во главе с Кругловым и Калюжным до рассвета. Оставшаяся часть отряда, под руководством Прокопенко, должна была прибыть в Глуховку не позднее десяти вечера. Проводником к нему Григорий решил приставить своего земляка, Василия Пыреева. Сам же Круглов к подходу основных сил предполагал разведать обстановку в деревне: если Дункель там – ожидать отряд в близлежащем лесу.
Они еще раз уточнили маршрут, сверили часы и командиры разошлись готовить предстоящий переход.
Круглов подсел к бойцам, расположившимся вокруг кипящих на костре котлов. Сзади кто-то похлопал его по плечу:
– Поешь, командир, – сказал, протягивая котелок и ложку, чекист. – Еда солдатская – проста, да братская…
Круглов поднял глаза на балагура:
– Это ты, Пыреев…
– Я, Григорий Михайлович.
– А сам что же?
– Ел уже.
Круглов взял котелок, помешал ложкой варево и попробовал на вкус.
– Съедобна? – усмехнулся Пыреев.
– Ничего вроде…
– Петька стряпал Корчемный… Вон тот, у котлов который. Он завсегда хорошо варит, из «топора», как говорится. Раньше у барев поваром служил.
Круглов не спеша поел, опустил ложку в котелок и принялся за кипяток, слабо напоминавший чай, поданный в обжигающей кружке вместе с сухарем.
– Как же ты, Васька, здесь оказался, в чекистах? – поинтересовался он, дуя на кружку.
Пыреев присел рядом.
– Так вот и стал. – Он подбросил в костер хвороста. – Как ты ушел на фронт в пятнадцатом годе, так вскорости и меня на германскую забрали. Там земляка нашего и встретил – дядьку Воротилу. Помнишь такого?
– Как же, помню бунтаря.
– Погиб недавно. Здесь, в городе…
– Жаль… не знал. – Круглов опустил кружку.
– Полтора года назад, в начале восемнадцатого, послали его по партейной линии сюда, в Чека. Здесь и убили бандиты. Хоронили его вот они. – Василий показал глазами на бойцов. – А я, значит, в конце восемнадцатого домой подался. Пока доехал – мобилизацию объявили, Колчака бить. И вдруг – Петр Петрович! Во второй раз, получается, встретил его. Он и забрал к себе. Рекомендовал, выходит, перед самой своей погибели…
Они помолчали. Круглов закурил.
– Дома-то был? – спросил он, затягиваясь.
– Был разок, удалось.
– Я вот ни разу. Уж четыре года будет. Как там мои?
– Не знаю. Полгода прошло. А тогда тяжело жилось матери твоей. Думаю, и сейчас не слаще. Как твой средний брат Иван в тайге сгинул, сдала Марфа Петровна. Не узнаешь ее… Ты хоть про Ивана-то знал?
– Знал, – глухо ответил Круглов и едва слышно, словно самого себя, спросил: – На что живут?
– На что? Колька теперь за кормильца – младшой ваш. Пристроился к Чалому, по дому его батрачит – так и живут…
– К Чалому! – вырвалось из груди Григория. – К бандиту этому!
– А чего удивляешься? – пожал плечами Пыреев. – Голод не тетка! Все на него работают. Он по пушнине у нас один хозяин, сам знаешь. В такое время попасть к нему на хозяйство – считай, повезло…
Василий тоскливо взглянул на Круглова:
– Мой-то брательник единоутробный – Евдоким, говорят, тоже у него в холуях теперь. Чуть ли не пятки Чалому лижет… Хочу вот повстречать, спросить по-братски, в глаза посмотреть…
Пыреев смолк. Молча, не мигая, глядел на костер и Григорий. Молчали и окружавшие их бойцы, видимо, также от нахлынувших воспоминаний…
Василий качнулся:
– А ты как же, Григорий Михайлович? Сказывают – командир эскадрона?
– Командир, матросы-папиросы, – согласился Круглов.
– В пехотной дивизии?
– В пехотной. Воевал – сам знаешь: где прореха – там завсегда мы, дивизионная кавалерия… Где жарко, одним словом…
– Это понятно… – протянул Пыреев и оглядел прислушивающихся к разговору чекистов. – Ты лучше вот что скажи: одолеем мы Колчака али нет?
Стало совсем тихо. Слышно было лишь потрескивание костра. Круглов огляделся и только сейчас заметил, что со всех сторон на него глядят лица затаивших дыхание бойцов. Он прокашлялся и сказал громко, чтобы слышно было всем:
– Одолеем черта, не сомневайтесь! Бьем эту сволочь – одни портки сверкают, матросы-папиросы! Через месяц-другой – сотрем адмирала в порошок, вот мой сказ!