Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 11 из 12



– Куда же мне идти? – спросила Катерина, увлекшись подсказанной идеей (утопающему же положено хвататься за любую соломинку).

– Обойди заведения рядом с домом, чтобы далеко не мотаться. В мелкие не устраивайся, там много не заработаешь, выбирай покрупнее, такие, что проводят банкеты. Банкеты – это о-ца-а-ца! – Вероника выразительно закатила глаза, покачала головой и пощелкала языком. – Хорошие деньги и еды на неделю можно домой унести…

– Объедки собирать? – ужаснулась Катерина.

– Ну ты даешь! – от удивления Вероника всплеснула руками так широко, что чуть было не смахнула со стола подсвечник. – Мы что – свиньи? Знаешь, сколько после каждого банкета остается на кухне? Готовится ведь с запасом, а с собой забирают несъеденное далеко не все. И если ты с поварами дружишь… Да не смотри ты так, я имею в виду не секс, а обычные хорошие отношения! Так вот, если ты дружишь с поварами, то всегда можешь рассчитывать на унести домой что-то вкусное.

– Это так, – подтвердила Анжелка. – Пока Ника бегала с подносом, мы обе на еду почти не тратились.

– И на выпивку тоже не очень-то тратились, – добавила Вероника.

Анжелка кивнула, подтверждая и эти слова.

В Рождество, будь то католический или православный праздник, положено случаться чудесам. К тому же человеку не может бесконечно везти, рано или поздно будет сбой, но и бесконечно не везти тоже не может. Нет-нет, а пробьется сквозь тучи луч счастья.

На этот раз рождественское чудо запоздало на три дня. Или не запоздало, если считать его началом разговор с Вероникой. Подумав, а почему бы и не рискнуть, Катерина решила попробовать себя на новом поприще. Тем более что работа официанткой идеально сочеталась с учебой. В первой половине дня в заведениях общепита наплыв небольшой, если не считать бизнес-ланчей, но они зачастую устраиваются по принципу самообслуживания и сильно официантов не загружают. Основной поток клиентов идет вечером, а Катерина могла начинать работу уже в четыре часа дня. И работать до глубокой ночи, сколько надо будет. По субботам и воскресеньям можно выходить на полную смену. Субботние занятия в институте прогуливались легко, без последствий. В уме у Катерины засел примерно-усредненный расчет ее месячного заработка, набросанный Вероникой на вырванном из блокнота листочке. Листочек Катерина забыла у Анжелки, но цифры врезались ей в память намертво. Было чему врезаться.

Вероника предупредила, что искать работу «расфуфыренной» не следует. Скромная одежда, минимум косметики – самое то. Чтобы сразу было видно, что человек устраивается работать, а не попой вертеть. И еще она предупредила, что в первые недели работы всем новеньким устраивают проверки на честность. То пару сотенных купюр кинут в раздевалке, вроде как случайно обронили, то во время расчета больше денег дадут – вернет или смолчит? Ну насчет этого могла бы и не предупреждать, поскольку с честностью у Катерины всегда было в порядке. Она сроду не брала чужого и не собиралась начинать делать это даже в своей тяжелой ситуации. Саму мысль о работе официанткой отвергала только потому, что была уверена в том, что ей непременно придется обсчитывать клиентов.



Первый день Катерина присматривалась. Обходила заведения в своем районе, смотрела на публику, изучала официантов, пыталась оценить посещаемость. Время было предновогоднее, почти праздничное, поэтому в большинстве заведений было многолюдно. Те, в которых народу сидело мало, Катерина в свой список не заносила.

Обход получился очень тоскливым. Новый год на носу, праздничная иллюминация, веселые лица, набитые пакеты и большие коробки в руках, снег падает крупными пушистыми хлопьями, а праздничного настроения нет и в помине. И не только из-за банковской кабалы, в которую она так неосторожно влипла, но и по другим, более серьезным причинам. Но безденежье вкупе с мрачными перспективами, конечно же, усиливали тоску-печаль. Как минимум вдвое. Среди приподнятой предпраздничной атмосферы Катерина острее ощущала свою бедность, свое неприкаянное одиночество, свою ненужность. Ей тоже хотелось зайти в кафе, выпить чашку кофе, возможно, даже с ликером, съесть пирожное, устроить небольшой шопинг, долго выбирать подарок любимому человеку… Хотелось почувствовать себя беззаботной, юной, чуточку бесшабашной… Ах, неужели когда-то она была такой? Нет, то, наверное, была другая девушка. Похожая на нее и с таким же именем…

Вернувшись домой, Катерина переписала список заведений, показавшихся ей перспективными, расположив их по мере убывания этой самой перспективности. Потом немного порыдала, надо же было хоть как-то выплеснуть эмоции. По многолетней привычке она продолжала рыдать беззвучно, давясь собственным плачем, несмотря на то что жила одна и могла позволить себе делать это в полный голос. Потом долго стояла у распахнутого окна, дыша морозным воздухом, который сейчас не столько бодрил, сколько успокаивал. Потом легла спать и долго ворочалась с боку на бок в ожидании сна…

Первый блин просто обязан быть комом. В первом кафе из списка хозяин сказал Катерине, что у него семейное предприятие. Слава богу, семья большая, так что рук хватает. Во втором кафе Катерина наткнулась на то, как хозяйка (или, может, то была администратор?) разносила немолодую полную официантку за какую-то провинность. Насколько можно было догадаться – за разбитую посуду, потому что в потоке матерных слов время от времени слышалось: «Тарелок на вас, косоруких, не напасешься». Несмотря на то что Катерина выросла в заводском районе с его простецкими нравами, она не знала доброй половины эпитетов, которыми награждали понурившуюся официантку. Расширять границы познания в этой области совершенно не хотелось. Послушав гневный монолог несколько минут, Катерина вышла. На нее так никто и не обратил внимания – тоже показатель. С первого же взгляда неясно, кто она – клиент или кто-то еще.

В третьем по счету заведении, полуподвальном, не слишком большом, но называвшемся «рестораном», в ответ на вопрос, не нужны ли им официантки, Катерине сказали, что после Нового года заведение закрывается. Теперь здесь будет парикмахерская. В четвертом ее смутил похотливый взгляд хозяина, тот смотрел так, будто раздевал глазами. В пятом заявили, что зарплату они не платят, рассчитывать стоит только на чаевые. Вероника предостерегала Катерину от подобного расклада: в таких местах ловить нечего – у жлобья ничего не заработаешь. В шестом заведении надо было выходить на смену с утра. В седьмом на официанток вешалось мытье посуды, а этого Катерине совсем не хотелось. Во-первых, мытьем посуды много не заработаешь, а во-вторых, художникам следует беречь руки. Не так рьяно, как музыкантам, но все же беречь. «Деревянными» руками ничего шедеврального не создать.

Катерина установила себе «норму» в десять заведений, но идти в восьмое по счету уже не было сил. Как потому, что оно находилось довольно далеко от седьмого, ведь обходила она не по кругу, а по перспективности, так и потому, что пропало настроение. После седьмого облома Катерина впала в уныние, а в подобном состоянии о поисках работы лучше забыть. Особенно, если работа в сфере обслуживания и связана с непосредственными контактами с клиентурой. Кому нужна унылая официантка?

«Ничего, – утешала себя Катерина, топая домой по вязкой жиже, в которую из-за потепления превратился вчерашний пушистый снег. – Ничего! Это только начало! Лиха беда начало. Доброе начало полдела откачало… Чего тут доброго? Да хотя бы то, что я немного освоилась». На самом деле она нисколько не освоилась. Да и можно ли освоиться, обойдя семь заведений? Но Катерине очень хотелось считать так. Чтобы подбодрить себя. Чтобы думать, что день прошел не зря.

Утром настроение улучшилось, недаром же говорится, что утро вечера мудренее. Во время лекции по истории искусств, которую читала шепелявая доцент Румянцева (хоть слушай, хоть не слушай – все равно ничего не поймешь, но отсидеть надо), Катерина вдруг почувствовала, что сегодня у нее все получится, что она устроится на работу. А еще ей захотелось пропустить восьмое, девятое, десятое и одиннадцатое заведения в своем списке и начать с двенадцатого, расположенного наиболее удобно, на полпути между ее домом и станцией метро «Планерная». Кафе называлось «Крунк». Катерина еще подумала: какое странное название, язык сломать можно.