Страница 80 из 86
Часть восемнадцатая.
О застенчивых мышках и о коте–людоеде.
Ранним погожим утром солнечный свет безжалостно бил в глаза и обжигал лицо. Самоорганизованный стихийный базар проснулся и зажил собственной жизнью, а его обитатели наслаждались бутербродами и кофе из термоса. На блошином рынке – барахолке в чистом виде можно с лёгкостью продать или купить любую вещь, стоит всего лишь проявить чуточку смекалки и ловкости. Люди приходили сюда еженедельно не только сбыть всякий пёстрый хлам, но и пообщаться, поболтать о том, о сём, пожаловаться на скучную работу или несносных родственников. Так и завязывались новые знакомства, показывались новые лица и истории. А некоторые столики с товаром того и гляди превращались в целые театральные представления: то таинственный индус в потускневшей от пыли чалме зазывал к своим бусам из бирюзы и серебряным браслетам, то шустрый, поджарый азиат расхваливал потёртые канделябры и персидские ковры. Среди этого буйства красок, звуков и запахов туда–сюда азартно шныряли заядлые покупатели, получая, по–видимому, больше удовольствия от захватывающего поиска в грудах старья, нежели от лишней пары часов сна в выходной день. Но хитрые перекупщики с блестящими юркими глазками давно собрали всё самое ценное и выставили на всеобщее обозрение с тройной наценкой. Что касалось постоянных продавцов, обитавших на барахолке каждую субботу и каждое воскресенье, то они временами томились от скуки, переминались с ноги на ногу и лениво отмахивались от надоедливых мух. Они зорко наблюдали за своим товаром, ограждая его от случайных воришек и тайно надеялись вернуться домой налегке, избавившись от всего хлама. Ведь отдавать вещь за копейки совсем не хотелось, но и дома держать отжившее барахло тоже надоедало. Своеобразная бытовая жадность, нечуждая каждому человеку.
Блошиный рынок - затейливое, даже удивительное место являло собой нагромождение разных эпох, где высококультурные ценности таились на дне горы откровенной рухляди. Многолюдная суета нарастала и меняла свои причудливые формы, словно пёстрые картинки внутри калейдоскопа. Решиться на покупку нужно было молниеносно и безоговорочно, иногда даже без колебания и промедления вырвать желаемый товар из рук соперника. А если уж захочешь подумать над надобностью того или иного предмета, поскупишься, не досчитаешься завалявшихся в кармане монет, то на понравившуюся вещь найдётся ещё парочка таких же охотников. Давно существует одно негласное правило: если тебе кто–то или что–то становится нужным – медлить нельзя, бери сразу, ведь этот кто–то или что–то сразу приглянется всем остальным. Однако за этим человеческим муравейником было прелюбопытно наблюдать, ведь случались и вправду умилительные мелочи. Одна молодая девушка с туго заплетённой, чёрной словно уголь, косой и томными, блестящими оленьими глазами купила цветастый, хлопковый кошёлочек у двух шумных девчушек лет двенадцати. Она порадовалась новому, приглянувшемуся сердцу приобретению и пошла дальше. Но через некоторое время вернулась, найдя в том кошельке случайно забытую, помятую купюру, стоимость которой раз в пятнадцать превышала цену самого кошелька. Похоже, это была совестливая девушка, которая не хотела, да и не могла обмануть детей. Она подошла и прямо сказала, что нашла что-то в детском кошельке и протянула купюру. Одна из девчонок резко выхватила деньги из рук слишком честной покупательницы и даже не поблагодарила. Девушка была крайне расстроена, ведь, как и любой человек, она хотела услышать слово "спасибо", оставшись чистой перед самой собой и собственной совестью, даже имея меньше денег на жизнь до конца месяца, чем нашла в том злополучном кошельке. Но похвалу за честность она так и не получила и села грустить на лавочку, вероятно называя себя в мыслях полной дурой. Стоило ли сделать доброе дело в порыве эмоций, чтоб потом чувствовать себя не оценённой по достоинству, проигравшей и даже в чём-то обманутой? Что поделать, как говорил один из моих прежних владельцев: "Порой мы считаем, что неистово сеем добро, но на самом же деле слепо размножаем зло".
Воскресное развлечение подходило к концу, а на меня всё никто не зарился: кому нужна старая плешивая кукла в окровавленном платье. Бродяга уже распродал всё содержимое утащенных в лесу рюкзаков и сами рюкзаки, к слову, тоже. Оставалась только я и кое–что по мелочи. К тому же желание с утреца "подлечиться огненной водой" не давало ему покоя, так что, подсчитав выручку, он довольно усмехнулся, ибо денег подсобрал с лихвой.
Бездомный уже собрался отнести меня на близлежащую помойку, но тут же незнакомые тонкие, плавные руки ловко подхватили моё тело и поднесли поближе к свету. Я оказалась лицом к лицу с жилистым бледным и крайне неухоженным пареньком в массивных очках. Таких, как он обычно называли "человек без возраста", и вправду, с одинаковым успехом ему могло бы быть и двадцать, и тридцать, и даже сорок лет. Он был особого цвета, почти как семена льна, узкоплечий и безумно высокий. Всей своей фактурой он даже слегка походил на указательный столб. И этот паренёк купил меня у бездомного за сущие гроши. Пара стёсанных монет – такова была ныне моя цена. Но каждый раз, даже не осознавая, я искренне радовалась новому человеку и его удивительной истории, которую вскоре мне предстоит услышать.
Всю ночь я просидела молча, отключив мысленный поток, потому что знала, что больше мне ничего не угрожает. Я разглядывала замусоленную комнату дешёвого отеля и полчища тараканов, крадущихся по углам. А наутро мой новый владелец аккуратно завернул старую куклу в хлопковое полотно, положил в чемодан и увёз ещё дальше от родного дома. Но где теперь находился мой дом, я не знала: с тех пор утекло так много воды, что, вероятно, в том месте не осталось камня на камне, только отражения, нет, призраки тех, кто когда–то там жил.