Страница 27 из 86
Мой господин молчаливо слушал трепетную прощальную исповедь старого друга, едва дыша и потупив взгляд. Он не сказал ни слова в своё оправдание, только снял с указательного пальца левой руки массивное золотое кольцо с изумрудом и протянул его своей несостоявшейся судьбе.
- Возьми как плату за несдержанное обещание и уходи.
- Но девяти часов ещё не прошло. Ты заплатил, а значит, я должна изображать причудливую птичку до конца свидания.
Гостья повертела кольцо в руках, приложив прохладный самоцвет к кончику носа:
- Странное кольцо, тяжёлое и давящее, как и всё, что ты приносишь с собой. В таких обычно хранили яд. А не подарок ли это с намёком, что если вдруг докачусь до последней черты, то под этими гранями меня ждёт последнее освобождение?
- Всё тебе чудится, всё тебе слышится. Бери и уходи.
Дама понимающе приняла подарок, собралась и ушла навсегда.
Мой молодой владелец пролежал первый день в молчаливом беспамятстве, уставившись на потолочную лепнину, будто разглядывая проекцию собственных воспоминаний. На второй и третий дни своей обострённой печали он выпил добрую половину спиртного из погреба. Следующие ночи он бодрствовал, развлекаясь с приглашёнными девицами, целуя их до синих пятен на коже и называя её именем в мимолётно проскальзывающих порывах нежности. И, выдержав внезапный семидневный траур по безвозвратно ушедшей любви, продолжил жить так же, как и прежде, так и не избавившись от угнетающего чувства потери.
Однажды вечером мой хозяин не вернулся домой в компании очередной любовницы и не явился сам. К слову, меня это событие совершенно не заинтересовало, и я продолжила молча сидеть на белоснежных, как моё тело, простынях.
В полночь всё же что-то произошло, что-то, что было в новинку, и с чем ранее я не сталкивалась.
Огни... Яркие разноцветные огни вспыхивали, озаряли небосклон тысячами горящих осколков и исчезали в непроглядной ограниченной оконной мгле. Они ослепляли глаза, будто маленькие дикие костры и проливали обжигающие краски, проникая в комнату и игриво перескакивая с одной отражающей поверхности на другую. Осознание потрясающей красоты пронзило мои мысли, истинной красоты, которою невозможно описать словами или измерить вещами, куклами или людьми. Я подумала о том, что являюсь всего лишь игрушкой, искусственным подобием жизни, с идеально отточенной формой и зияющей пустотой внутри, фальшивкой или кривым зеркалом, в котором всё выглядит совершенно наоборот. Меня одолело невероятной силы желание прикоснуться к этой полыхающей красоте, и противиться ему не было возможным. Я, было попыталась протянуть руку навстречу совершенной сияющей истине, но тело, слитое из фарфора, оказалось невыносимо тяжёлым. Я неуклюже рухнула на пол.
Наутро мой господин вернулся домой. От него невозможно пахло вином и усталостью, свойственной после шального кутежа.
- Мне очень жаль, что пришлось оставить тебя вчера совершенно одну. Прости меня, - виновато произнёс он. - Ненавижу эти бессмысленные празднества: так много народу, создающего невыносимый шум, пустая болтовня и хвастовство новыми нарядами, каждый хочет себя показать, но, в конце концов, все сливаются и становятся неотличимы друг от друга. Однако вчера я должен был там непременно присутствовать, многое стояло на кону, и я получил то, что хотел. И этот жуткий фейерверк так напугал меня - какая безвкусица.
Мой владелец обернулся, вероятно, чтобы встретить мой одобряющий его слова взгляд, но не увидел на привычном для себя месте. Он ощутимо напрягся и, оглядев своим холодным непоколебимым взором всю комнату, обнаружил меня лежащей у ножек кровати. Мой хозяин бережно взял меня на руки и, аккуратно усадив на покрывало, прижал мой холодный нос к своей ритмично вдыхающей груди, усердно перебирая пальцами спутавшиеся локоны, словно причёсывая затейливым гребнем.
- Вероятно, тебе показалось, что ты наскучила мне, что я больше не вернусь, и ты решила уйти? Но это не так! Я всегда хочу быть с тобой, - он приблизился к моему лицу почти вплотную с трепетным намерением поцеловать и, стряхнув мятежную прядь с моего лба, увидел огромную чёрную трещину. Вероятно, она досталась мне при падении.
Лицо человека, ещё минуту назад так трепетно беззаветно любившего меня, исказила гримаса отвращения и злости.
- Что это?! Кто посмел тебя изуродовать?! Хотя нет, сюда никто не может войти, единственный ключ от этой комнаты я всегда ношу с собой. Значит, ты нарочно сама себя изувечила! Ты ведь сделала это специально, чтобы позлить меня! Неблагодарная, разве ты забыла, из какой дыры я тебя вытащил?!
- Нет, всё совершенно неверно, - возразила я. - Мне всего лишь хотелось взять себе хотя бы один из тех цветных огоньков.
- Ты же знала, что я не терплю уродство и посредственность! А теперь ты просто ужасна и бесполезна! Ты отвратительная и жалкая! Чудовищно, я не могу тебя больше терпеть!
- Неужели какая-то глупая трещина на лбу может всё перечеркнуть? То время, что мы провели вместе и наши истории? Ведь в целом этот изъян не так уж и заметен, и я всё та же, что и прежде, только с разницей в одну трещину. Некрасива? Чудовищна? Вы, люди, такие странные. И вот, что я скажу: медный грош - цена твоей нежности, любви и огорчению, мой господин.