Страница 17 из 19
– ЭЭЭ, какие сутки – двое?! – пытаюсь возмутиться. – У меня куча своих дел!
– Молчи, мелкий. И слушай. По правилам, мы должны обследовать ребёнка и, если всё ОК, передать в педиатрию.
– Так с ней же всё в порядке! Её вообще не задело, как ехала в коляске – можно сказать, особо даже не проснулась!
– Да. Потому мы своё заключение уже написали. Но у Сергея – тёрки с детским отделением, для тебя – без подробностей. В детское быстро сдать не получится. У нас, объективно, ухода обеспечено не будет. Прими как данность. Если же ребёнка сдать через полицию в органы опеки – это она непонятно сколько времени даже не поест нормально. Не говоря уж о том же уходе. А в этом возрасте для ребёнка весь этот инцидент опаснее, чем для матери: мать мы рано или поздно приведём в себя. А что с ребёнком может сделаться за несколько суток в наших государственных органах, я тебе даже говорить не буду. В общем, взялся помогать – помогай до конца.
– Ладно, ясно, – сдаюсь под напором обстоятельств и её феромонов. – А какие перспективы на эти сутки? Или двое суток?
– Ну, нам надо мать привести в сознание – узнать координаты родни и сдать ребёнка родне. Может, и через час уже получится. Терпи. Будет везде лезть – смотри, чтоб до розеток не достала… – и модель в белом халате захлопывает за собой дверь с той стороны.
А я остаюсь наедине с малышкой, которая, поев, громко портит воздух и радостно начинает тянуться к моему анатомическому атласу.
После ремонта в кухонном столе остались заглушки для розеток. От греха подальше, прохожу по дому и затыкаю все розетки.
Подумав, пересаживаю её на пол: сейчас лето, не холодно, но на полу она ничего на себя не своротит и никуда ниже не упадёт – пока только ползает, ещё не ходит.
По плану сейчас завтрак, но непонятно, как быть с ней. Интересно, как её зовут? Вот же не было печали…
Она уже полчаса тащит к себе всё, до чего дотянется. Слава богу, на полу мало что есть. Сейчас вот устроилась теребить кабелегон. Ну-ну, он прочно приколочен.
Мне сейчас нужно принять душ и идти на кухню готовить. Но как только я скрываюсь на кухне, из комнаты доносится требовательный детский крик.
Создатель, дай мне сил и терпения…
Кажется, она не хочет оставаться одна. Беру её с собой, попутно успокаивая ещё одним импульсом. Моя частота почему-то на ней «не держится» – примерно как на Вовике в зале бокса. Какая-то природная сопротивляемость, что ли. Или эмоции снаружи управляются хуже физиологии? Пытаюсь всучить бутылку с водой, но не тут-то было. Не хочет.
Подумав, снимаю с антресолей пластиковое корытце, в котором родители купали меня, набираю в него тёплой воды на ладонь, ставлю на пол в коридоре и кладу туда ребёнка. Туда же бросаю несколько теннисных мячиков. Визг и вопль, но позитивный и радостный.
На время стихшего детского крика молниеносно ныряю в ванну, ставлю рекорд по скорости мытья и выскакиваю в одном полотенце обратно в тот момент, когда она тянется к моему телефону, лежащему на диване. Только не это!
Лужа на весь коридор. Само корытце перевёрнуто.
Отбираю телефон.
Игрушек у меня тоже никаких нет, я давно вышел из этого возраста. Чёрт, что делать?
Даю в руки пульт от телевизора. Какое-то время она интересуется кнопками, нажимает всё подряд по очереди, а я пытаюсь что-то себе приготовить. Не получается – долго находиться на кухне мне никто не даёт. Ограничиваюсь бутербродами и пучком петрушки, который съедаю прямо целиком.
Какое-то время тишину в доме обеспечивает передача про животных. Ухх. Пять минут можно передохнуть.
Кажется, позаниматься не получится.
И как идти на тренировки?
Никогда не думал, что от маленького ребёнка может быть столько больших проблем в течение часа. Одну ведь её тоже не оставишь – не кошка.
Слава Богу, это она ещё не капризничает и не плачет. Просто всюду лезет, всё пытается дёрнуть на себя и этим ужасно держит в напряжении.
Неужели я был таким же?
Периодически вижу её попытки начать хныкать, но каждый раз успокаиваю. Пока получается. В итоге маленький монстр просто перестаёт слезать с моих рук.
Интересно, а как растят детей простые люди? Тут же за час можно с ума сойти, не то что за неделю или месяц…
Сесть почитать тоже не вышло: анатомический атлас у меня пытаются вырвать. Маленькими руками, по которым даже ударить нельзя.
…мать…
Через какое-то время приходится нести её в душ: плановая смена памперса с соответствующими водными процедурами. Памперс стягиваю прямо в душевой кабине – от греха подальше. Абсолютно правильно, как показала практика через секунду. Заодно моемся ещё раз.
Грязный памперс вызывает в моей душе такую бурю эмоций, что просто нет слов. Себя становится жалко чуть не до слёз. Двумя пальцами выбрасываю его в мусорное ведро. Через тридцать секунд по квартире распространяется непередаваемый аромат. С ней на одной руке, с мусорным ведром в другой, демонстрирую чудеса эквилибристики, выбрасывая содержимое ведра в мусоропровод одной рукой и одной ногой.
В прострации сажусь на пол рядом. Что-то я не готов к такой жизни в течение двух суток. Надо срочно что-то придумывать. Бабке с дедом, что ли, сдаться? Они-то точно знают, что делать в этой ситуации. И опыта у них явно побольше.
Но сначала надо согласовать это со Стекловым. Мало ли, кто из родни и когда кинется искать этого ребёнка. А он за городом.
– Сергей Владимирович, здравствуйте, Вам удобно?
– Да, могу, – на редкость быстро отзывается Стеклов в то время, когда у него мобила обычно на беззвучном.
– Я звоню сдаваться. Я не справляюсь с этим ребёнком. Не хочу паниковать, но долго я не выдержу. У меня есть вариант…
– Погоди, – перебивает он меня. – Мать в сознание привели. Сутки-двое она побудет у нас. Что ребёнок у тебя – ей сказали, она не против. Она, кстати, тоже категорически не хочет отдавать ребёнка в нашу педиатрию (интересно, что там не так с этим отделением?). Просит, если возможно, чтобы ребёнок побыл с тобой какое-то время. Ещё она дала телефон мужа, мы уже ему позвонили. Муж в командировке. Вылетит ближайшим рейсом, но это в любом случае около суток. Предлагаю такой вариант: я к тебе на эти сутки отпускаю Лену (есть возможность), но ты должен обеспечить ей максимальный комфорт – она помогает исключительно по своей воле. Эти сутки она не должна ни в чём нуждаться, чтобы мне потом не пришлось извиняться. Она – моя подчинённая, и я её прошу, как понимаешь, в обход официала… Это – её личное одолжение.
– Комфорт – не вопрос! – лихорадочно тороплюсь согласиться, пока ничего не поменялось. – У меня две квартиры на одном этаже! Пусть занимает любую, хоть обе! Я вообще могу у бабки с дедом пожить!
(Лучше я буду ездить в город из деревни, чем эта пытка младенцем ещё сутки или двое).
– Не вздумай, – отрезает Стеклов. – А если что-то купить понадобится, как ей с ребёнком в магазин бежать? А готовить кто будет? Она, с ребёнком на руке? Посуду если помыть или ребёнка подмыть – кто поможет? Даже и не думай сбежать.
– Да знаю, но должен же я был хотя бы попробовать… – уныло бормочу в трубку. – Сергей Владимирович, я могу ей какие-то деньги предложить за помощь? Это удобно? Я сейчас при финансах.
– Не вздумай. Это исключено по целому ряду причин, о которых не по телефону.
– Ну, я думал, что у вас зарплаты маленькие, денег должно не хватать…
– Ты не в курсе всех её личных обстоятельств. И почему она тут работает. Она из более чем серьёзной семьи, для неё финансы – не приоритет. Лучше делай, как я говорю: ей должно быть комфортно. Больше ты ничем ей помочь не можешь.
– Понял. Делаю.
Когда меньше чем через час раздаётся звонок в дверь и появляется Елена, я уже готов молиться всем богам и радуюсь ей больше, чем бомж – миллиону долларов.
– Ура! – обессиленно выдыхаю, вручая ей ребёнка прямо в прихожей. – Как мы рады вас видеть!
– Эй, стоп, дай руки помою!
Наконец, у меня забирают этого маленького монстра, и я могу хоть на кухню нормально сходить. С запозданием приходит мысль, что Лену тоже надо покормить. Хоть в комнату с ребёнком даже заходить не хочется, делаю над собой усилие и спрашиваю от двери: