Оракул

Когда я подошел к проходной больницы, охранник сказал, что часы приема закончились. Я уверенно ответил, что иду в восьмой корпус к доктору Червинскому, и он меня пропустил.

Пришлось изрядно поплутать по обширной территории, пока я не нашел восьмой корпус. Внутри я наткнулся на санитара – огромного детину с выражением лица дегенерата.

– Мне бы доктора Червинского, – сказал я, не здороваясь.

– Доктора Червинского, – неожиданно бодро передразнил он мой голос. – Ты че, из отделения для буйных сбежал, – сказал он уже своим обычным басовитым голосом.

– Я достал из внутреннего кармана куртки права и, сунув их прямо в лицо громилы, сказал:

– Капитан ФСБ Виктор Попов.

К моему удивлению, это подействовало.

– Так сразу бы и сказали, а то уж давно не было из спецслужб у нас, – промычал он и пошел по узкому коридору вперед.

Мы шли вдоль каких‑то кабинетов и служебных помещений, пока не дошли до жилой части корпуса. В воздухе пахло хлоркой, старым линолеумом и отчаянием. Меня удивило, что при входе в палаты не было дверей, хотя виднелись петли. Таблички были прикреплены над дверными проемами. Он остановился перед дверным проемом с числом 27, где на стуле сидел человек в синем комбинезоне.

– К Червинскому из органов, – сказал мой провожатый.

Синий комбинезон кивнул и углубился внутрь палаты, откуда слышался гул голосов. Через минуту он вернулся в сопровождении человека в белом халате и шапочке со слегка одутловатым, совиного типа лицом.

– Доктор Червинский, – представил его санитар. И с какой‑то злой улыбкой добавил, что, так как все служебные помещения уже закрыты, мы сможем поговорить только в комнате для свиданий родственников с пациентами.

Доктор держался холодно и надменно:

– Чем обязан столь позднему визиту, надеюсь, вы понимаете, что отрываете меня от важных дел.

«Вот ведь сыч», – подумал я, а вслух сказал:

– Сергей Бутаков.

Это произвело на докторишку впечатление, он замер, а потом как‑то заискивающе, как будто признал во мне начальство, уже совершенно другим, более ласковым голосом спросил:

– Что конкретно вас интересует?

– Причины его исчезновения, – сказал я.

Он встрепенулся:

– Полагаю, они вам хорошо известны.

– Я бы хотел узнать ваше мнение, – парировал я.

Доктор засунул руки в карманы халата и сделал вид, что ищет там что‑то, хотя я понял, что он хочет скрыть дрожь пальцев.

– Он сам захотел навсегда исчезнуть, ему это было нужно, – сказал он дрожащим голосом.

– Я здесь, чтобы узнать, для чего ему это нужно было сделать.

Червинский встал, прислонился лицом к стене и сказал:

– Судья у двери.

– Что? – не понял я.

– Судья у двери, – повторил он, всхлипнув.

Я встал и открыл дверь, за ней никого не было. Громила санитар сидел за столом дежурного рядом с медсестрой метрах в тридцати от нас, в освещенном участке коридора.

– У двери никого нет, – сказал я Червинскому.

– Во время всех этих путешествий во времени он понял, что судья стоит у двери и ждет его еще до того, как он натворил все эти дела, – сказал он, не обращая внимания на мои слова. – Бутаков решил, что он может обмануть судью, точнее, в финале подойти к другой двери.

Это был очень своеобразный бред, в стенах психбольницы он звучал весьма уместно, но не из уст врача.

– Что вы имеете в виду под словом финал? – уточнил я.

– Конец существования, смерть.

У меня начинала складываться какая‑то картина. Видимо, этот врач практиковал такие же спорные методы, как сектанты из «Третьего пути».

– Значит, вы помогли ему в этом, – высказал я свою догадку, – помогли Бутакову стать другой личностью.

– Да, я, точнее, мы с доктором Олексенко «перезагрузили» его личность по его же просьбе…

– А как он выглядел, вы можете его описать? – спросил я.

– Нет, врачебная этика не позволяет мне, – ответил Червинский, – тем более, когда мы работали над «перезагрузкой», его лицо было в бинтах.

– А этот другой доктор – Олексенко, – он ведь видел его?

– Да, но не сможет вам помочь, – вздохнул Червинский.

– Почему?

– Не так давно кто‑то расправился с доктором Олексенко, это было страшное кровавое преступление. Потом кто‑то стал приходить ко мне домой, звонит и закрывает глазок. Понимаете теперь, в каком я состоянии?

– Вы можете рассказать мне про «перезагрузку»? – ответил я вопросом на вопрос. – Как это происходит?

Возникло ощущение, что картинка вот‑вот сложится, для этого не хватает только одной детали.