Страница 28 из 29
Вернувшаяся Людмила Михайловна застала неожиданную картину – уже я зажимала себе рот, а Тамара Тимуровна беспрерывно икала. Людмила Михайловна помедлила секунду, потом всё же подошла к окну и всплеснула руками:
– Да это же Павел Андреевич!
Ребята-программисты во главе с Матушкиным перенесли директора из-под дождя в помещение, служившее гостиницей для командировочных. К счастью, оказалось, что Павел Андреевич жив. Только у него, помимо сломанной ноги, было ещё что-то с головой – в себя он пока так и не пришёл.
«Скорую» всем коллективом ждали в коридоре. Переживали за директора, сочувствовали инженеру по охране труда – вот уж подарок будет комиссии! И даже Ошку жалели. Тот, мрачно дёргая себя за ус, вызывал всех по очереди в кабинет – пытался до прибытия следователя (или кто там мог прибыть) опросить свидетелей. Никто ничего не видел, только Тамара Тимуровна без конца повторяла, как под раскаты грома мимо её окна летело сверху что-то большое и страшное, да заплаканная Элька, которой в момент происшествия в приёмной не было, причитала о давно заедавшем окне и не вовремя ушедшем в отпуск слесаре.
Во всей этой, почти театральной суете не хватало одной детали – рядом с пострадавшим обязательно должна была сейчас находиться боевая подруга. Она бы бросалась к «телу»: «Пустите меня!», кричала: «Что стоите, идиоты!» или «Осторожно, ему больно!», а потом доказывала бы врачам, что в больницу с раненым должна ехать именно она. Но Анастасия Игоревна на работу не вышла. Наверное, приказы о рабочих субботах её не касались, или в делах у бухгалтерии идеальный порядок. Мне было очень жаль, хотелось для себя поставить точку в этом вопросе и понять, наконец, какие у Анастасии отношения с директором.
Торчать в коридоре надоело. Я уже собралась было вернуться в отдел, когда кто-то робко озвучил версию о попытке самоубийства. Фантазёра быстро успокоили – убиться насмерть, прыгнув с высоты второго этажа, да ещё на травку, не так-то легко.
И с чего бы Павлу Андреевичу вдруг надоело жить? Даже если Анастасия всё-таки его бросила, или предстоящая комиссия обещала крупные неприятности, вряд ли он бы так с собой поступил, не тот человек. Не очень похож наш директор на чувствительную барышню или истеричного подростка.
Я вдруг замерла. А что, если директорский полёт – попытка не самоубийства, а… убийства? На газоне, куда он упал, ни камней, ни других твёрдых предметов не наблюдалось, а головой он вроде как ударился. Возможно, конечно, что во время падения зацепил за подоконник или оконную раму, но почему не допустить, что его сначала стукнули хорошенько, а потом выбросили?
И вот тут я увидела, что дверь в архив открыта. Точно помню, что когда мы проходили мимо, замочная скважина на архивной двери была опечатана. Не знаю, почему я это запомнила, наверное, зрительная память хорошая, черничный галстук же я вспомнила... Так вот, сейчас меня очень удивило, что в такой драматичный момент, когда все рабочие процессы безнадёжно сорваны, кому-то приспичило рыться в пыльных папках, а не переживать вместе с остальными. Нервы крепкие? Или это запоздалая попытка состряпать алиби?
Я заглянула в архив и чуть не ахнула: Толик! Это Толик так радикально надумал разрешить клубок проблем …
– Анатолий, ты с ума сошёл?! – прошипела я. Если вы попытаетесь закричать шёпотом, то шипение и выйдет. Толик только коротко глянул и продолжил заниматься своими делами. Какое наигранное спокойствие! Спина вон как напряжена. – По-другому никак не мог, да? Но тебя же вычислят! И посадят в тюрьму! – я продолжала взывать к разуму напряжённую Толикову спину. – А если директор умрёт? Тогда посадят надолго! Ты так уверен, что Ирма Главного не любит?
– Сестрёнкин, ты чего?
Я резко оглянулась – в дверях стоял изумленный Данька.
– Ничего! Стой там, а то он так и сбежит, ничего не объяснив.
Толик, наконец, оставил в покое пожелтевшую папку:
– К-катя, т-т-тебе надо выпить валерьянку, – он заикался сильнее обычного. – Ап-п-течка в шкафу Т-тамары Т-тимуровны.
– Это мне надо выпить валерьянку?! Это тебя пора пропустить через детектор лжи! Знал, что мы мучаемся, разбираемся с вашими чёртовогорочными тайнами, а молчал! А теперь вообще на преступление пошёл. Когда директор выпадал из окна, тебя в отделе не было!
– Одного м-меня не было, что ли? Дани т-тоже, и Гурамова...
Да, всё так. Ну и что, это ничего не значит!
– А где сейчас твой черничный галстук? – шипение вышло, надеюсь, ехидным – аргумент казался убийственным.
Толик удивлённо на меня посмотрел, потом поставил скоросшиватель на полку и собрался уходить:
– Данила, л-лучше вызвать т-такси, ей надо домой. Это реакция н-на стресс, – и направился к выходу.
Я бросилась за ним, чуть не плача от бессилия:
– Самый умный, да? Всех перехитрил? Тоже мне, Че Гевара! Данька, не выпускай! А то он ещё кого-нибудь пристукнет!