Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 6 из 10



Вообразите-ка, что вы получили такое письмо, милые жены. (Особенно если вам довелось быть чьей-то женой в 1950-е гг., когда никто не сомневался, что вся домашняя работа лежит исключительно на вас.) По крайней мере вы поняли бы, что муж услышал ваши жалобы. И что он счел их достойными своего внимания. Письмо, в сущности, заверило бы вас, что он достаточно печется об этих жалобах, о вас самих, о вашем браке и о ваших повседневных отношениях друг с другом, чтобы изложить все это на бумаге. И вы бы его благодаря этому просто заобожали, не так ли? Может быть, вы даже простили бы его, когда в следующий раз вам пришлось бы опорожнять его переполненную пепельницу.

Давайте задумаемся вот о чем: возможно, каждое из этих посланий (и письмо к клиенту «АВС-Инн», и контракт с брачными обязательствами) немного изменило мир. Вне зависимости от того, удалось ли неумелой официантке вернуться на работу, она явно почувствовала, что ее кто-то защищает. Клиента и директора ресторана призвали проявлять больше сочувствия – и, быть может, они вняли этому призыву. (Меня саму выгнали с моей первой в жизни работы, когда мне было всего шестнадцать лет, и чувствовала я себя ужасно: мне казалось, что я вообще ничего не могу сделать как следует. Моей племяннице, работавшей в ресторане, однажды оставили вместо чаевых салфетку. Клиент вывел на ней печатными буквами: «Пожалуйста, не размножайтесь». Мы с ней очень порадовались бы письму, написанному в нашу защиту.) А Курт и Джейн наверняка избавились от домашних споров, которые, судя по всему, стали поводом для этого контракта.

Дело вот в чем. Чтобы писать хорошо (даже если речь идет о самом обычном письме, бумажном или хорошо продуманном электронном), требуется щедро вкладывать в этот процесс ваше время, ваши усилия, ваши размышления. Вас должна достаточно заботить тема, чтобы вы полагали: она стоит вашей энергии. Сравнение возможных плюсов и минусов, издержек и затрат должно показывать: для вас выгоднее сделать это, чем не делать.

Иногда тема сама находит вас. Не нужно специально отыскивать предмет, который вас заботит. Нечто происходит прямо у вас на виду, буквально бросается вам в глаза и в конце концов начинает беспокоить вас так сильно и яростно, что беспокойство становится неотъемлемой частью вашего существа.

Под влиянием сложившихся обстоятельств Курт Воннегут-младший, наконец снова оказавшись на территории, контролируемой войсками союзников, написал домой о том, как был военнопленным. До этого все индианаполисские родные считали его мертвым. Он пропал без вести. И ему требовалось дать им знать о том, что с ним случилось.

От:

рядового Курта Воннегута-младшего

12102964, Армия США

Кому:

Курту Воннегуту

Уильямс-Крик, Индианаполис

Штат Индиана

Мои дорогие!

Оказывается, вам могли и не сообщить, что я отнюдь не «пропал без вести». Допускаю также, что письма, которые я писал из Германии, до вас не дошли. Таким образом, мне много чего предстоит вам объяснить, а именно:

С 19 декабря 1944 года я был военнопленным – нашу дивизию порвал в клочья Гитлер, который на последнем издыхании нанес несколько отчаянных ударов в Люксембурге и Бельгии. Семь фанатично настроенных танковых дивизий ударили по нам и отсекли от остальной части Первой армии Ходжеса[29]. Другим американским дивизиям на наших флангах удалось отойти, нам же пришлось остаться и вступить в бой. Со штыками на танки не полезешь. Боеприпасы, продукты питания и средства медицины у нас кончились, число погибших превысило число тех, кто еще мог сражаться, – и мы сдались. Насколько я знаю, за эту операцию 106-я дивизия получила благодарность от Президента, какие-то награды от британского генерала Монтгомери, но стоило ли оно того – для меня большой вопрос. Я оказался одним из немногих, кто не был ранен. Спасибо за это Господу.



Так вот, сверхчеловеки[30] провели нас маршем миль шестьдесят – никакой еды, никакой воды, никакого сна – до Лимберга, там погрузили в крытый вагон, по шестьдесят человек в каждый – маленький, непроветриваемый и неотапливаемый, – и заперли. Условия были антисанитарные, на полу – свежий коровий навоз. Места на то, чтобы всем лечь, не хватало. В итоге половина людей спала, другая – стояла. На запасном пути в Лимберге мы провели несколько дней, включая Рождество. В канун Рождества британские самолеты с бреющего полета сбросили бомбы на наш ничем не примечательный состав. Человек сто пятьдесят наших погибло. На Рождество нам дали немного воды и медленно повезли через Германию в большой лагерь для военнопленных в Мюльберге, к югу от Берлина. Под Новый год нас выпустили из наших вагонеток. Немцы загнали нас, как стадо, под обжигающий душ – дезинфекция. После десяти дней жажды, голода и холода многие в этом душе умерли от шока. Но я остался в живых.

По Женевской конвенции офицеры и сержанты, попавшие в плен, работать не должны. Я, как вам известно, рядовой. 10 января сто пятьдесят таких малозначительных личностей переправили в трудовой лагерь в Дрездене. Меня назначили старшим – как-никак я говорю по-немецки. С охраной нам не повезло – сплошь садисты и фанатики. Нам отказывали в медицинской помощи, не давали одежды, работать заставляли тяжело и подолгу, наш дневной паек составлял двести пятьдесят граммов черного хлеба и пинту картофельного супа без всяких приправ. Я два месяца пытался как-то улучшить наше положение, но в ответ встречал только ласковые улыбки охранников. В конце концов я сказал им, что их ждет, когда придут русские. Меня слегка поколотили и разжаловали. Битье – это были еще цветочки: один у нас умер от голода, еще двоих расстреляли эсэсовцы за то, что украли какие-то продукты.

14 февраля пришли американцы, за ними налетела британская авиация – совместными усилиями они за сутки уничтожили 250 тысяч человек и до основания разрушили Дрезден, наверное, самый красивый город в мире. Но я остался жив.

После этого нас подрядили вытаскивать трупы из бомбоубежищ – женщины, дети, старики, умершие от бомбовых ударов, сгоревшие или задохнувшиеся в огне. Гражданские проклинали нас и забрасывали камнями, когда мы таскали тела к большим погребальным кострам на улицах города.

Вскоре генерал Паттон захватил Лейпциг, и нас пешком эвакуировали в Алексисдорф, на границе между Саксонией и Чехословакией. Там мы оставались до конца войны. Охранники нас бросили. В радостный день победы русские решили подавить отдельные очаги сопротивления в нашем секторе. Их истребители (П-39) забросали нас бомбами с бреющего полета, четырнадцать человек погибли, но я остался жив.

Мы сколотили бригаду в восемь человек, угнали подводу. Восемь дней мы мародерствовали по Судетам и Саксонии и жили как короли. Русские от американцев без ума. Они подобрали нас в Дрездене. Оттуда нас в фордовских грузовиках, полученных по ленд-лизу, доставили к подразделениям американцев в Галле. А уже потом самолетом переправили в Гавр.

Я пишу эти строчки из клуба Красного Креста, в гаврском лагере для репатриации военнопленных. Тут меня отлично кормят и развлекают. Пароходы до Америки, естественно, набиты битком, поэтому мне придется потерпеть. Надеюсь добраться до дома через месяц. Там мне дадут двадцать один день на восстановление сил в Аттербери[31], выплатят около шестисот долларов недоплаченного жалованья, а потом – внимание! – шестьдесят дней отпуска!

Мне есть что вам рассказать, но все остальное – потом. Почту я здесь получать не могу, так что писать не надо.

29

Кортни Ходжес (1887–1966) – американский военачальник. 1-я армия принимала активное участие в европейских боях Второй мировой (после высадки союзных войск в Нормандии).

30

В исходном переводе – «супермены».

31

Аттербери – военный лагерь в штате Индиана. В конце Второй мировой через него прошли более полумиллиона американских солдат и офицеров, вернувшихся с войны.