Страница 82 из 110
Это точно была не лютня и не клавесин, бывшие в широком ходу при дворе.
Когда я узнала инструмент, пришла в изумление: неужели скрипка? Неужели же нежная певица может так неистовствовать?
Осторожно пошла на звук.
Музыка доносилась из комнаты, дверь в которую была приоткрыта. Свет, падая от огня в камине, ярко освещал Эллоиссента, расположившегося прямо на полу с гитарой в руках.
Гитара, конечно! Не скрипка.
Скрипка умеет плакать от горя или звенеть от радости. Но так ритмично и страстно звучать ей не дано.
Тонкие гибкие пальцы нежно ласкали гитарный гриф.
Отблески пламени бросали розовый отсвет на фарфоровую кожу, бледную, точно мрамор. Плясали по полированному боку гитары. Отражались от пустых бутылок, валяющихся неподалёку.
Несколько секунд, прислонившись к дверному косяку, я, словно вор, украдкой, любовалась на чеканный профиль.
А потом отступила, уходя по тёмным переходам туда, где никакой мелодии меня уже не догнать.
Туда, где меня дожидался Миарон, развалившись в кресле.
По странному стечению обстоятельств тоже в обществе вина и камина.
При моём появлении Чёрный кот поднял голову:
– Ты не спешила.
Нельзя сказать, чтобы я хотела сейчас остаться с Миароном наедине.
– Что ты себе позволяешь? – холодно бросила я ему. – Как смеешь приходить сюда всякий раз, когда пожелаешь?!
– Смею и впредь собираюсь сметь. Не собираюсь ждать твоего разрешения, как великой милости.
– Я могла вернуться не одна, а в сопровождении слуг или фрейлин. Как бы я объяснила им твоё здесь появление? Не зарывайся. Или придётся отрубить тебе голову.
– Хватит ворчать. Иди лучше к огню, налей вина. Выпьем вместе?
– Я не пью. И ты ведь слышал, о чём сегодня шла речь на Совете? Завтра, возможно, предстоит поход в Синие Горы. Тебе лучше бы выспаться. И ты должен быть трезвым.
– Я никому ничего не должен. Хотя… вы преподнесли мне очередной урок. Так что должок за мной, наверное, всё-таки есть?
– Вы пьяны? Какой урок я вам преподнесла?
– Не преподнесли. Заставили вспомнить. Женщин следует держать в строгости. Как и собаки, они должны знать, кто им хозяин. Иначе обнаглеют.
– Прежде, чем держать кого-то в строгости, друг мой, убедитесь, что вас признают за хозяина. И ещё – мне думалось, эту стадию в отношениях мы уже миновали. Миарон, зачем ты всё время всё усложняешь? К чему была та короткая перебранка с Файером на Совете? Мы и без того в неприятном положении. Ваши выходки всё только усугубляют.
– Усугубить это положение уже невозможно. Твои министры хоть представляют, во что они влезают? Собирающуюся против Фиара бурю ваш маршал одолеть не сумеет.
– Он отличный полководец.
– Не стану спорить, его тактика брать быстротой и неожиданностью до сих пор приносила свои плоды. Но впереди у вас другая война. И такие полководцы, как Файер, её не выигрывают.
– Поживём – увидим, – вздохнула я.
– Как скажешь моя дорогая, – отшвырнул опустевший кубок Миарон и, легко поднявшись, шагнул ко мне. – Как скажешь. Собираешься упрямо лезть на рожон? Рад буду составить компанию. Но прежде постараюсь предупредить: будьте осторожны, моя Огненная. Как бы устроенный вами пожар однажды не спалил и вас.
– Я не хочу пожара, Миарон. Всё, чего я хочу – покоя и мира. Но что делать слабой женщине в мире мужчин, как не играть по их правилам?
– Это ты-то слабая? – рассмеялся он мне в лицо. – Рыжая моя ведьмочка, тебя можно назвать какой угодно, но слабой – нет. К тому же с годами ты научилась хитрить. Стала та ещё лиса.
– Лиса и кот? – усмехнулась я, обнимая Миарона. – Отличная парочка, а?
Подхватив меня на руки, Миарон устремился к кровати в алькове.
Прохлада простыней была отрадной, потому что я словно горела изнутри.
Когда оборотень меня обнимал, мир словно расплывался, наполняясь манящим шепотом невидимых теней и взвивающихся в воздух, парящих во мраке лёгких занавесок.
Шёпот заглушал музыку, струной дрожащую в памяти.
Становилось трудно дышать от безумного влечения, и я сама цеплялась за его плечи, прижимаясь теснее.
Под одеялом и пышным балдахином вдвоем было тепло.
Гораздо теплее чем, когда ты, ночь за ночью, спишь на огромной кровати в гордом одиночестве.
Потом где-то одиноко звучал колокол, рождая в душе тревогу. И порывы ветра то ударяли в окна, то стихали.