Страница 33 из 110
Да и белым днём у наших подданных будет возможность полюбоваться, как наследник короны горько оплакивает своего отца. Людям это должно понравиться. Люди сентиментальны.
Всё, что делают короли, делается напоказ.
Но я хотела проститься с Сиобряном не по-королевски, а по-человечески. Мы оба с ним это заслужили: и он, и я.
По улочкам, ведущим к Главному Храму, так тесно переплетённым между собой, что ни вздохнуть, ни выдохнуть, на носилках было добраться легче, чем в карете, но требовало гораздо больше времени.
Медленно двигались носилки. Медленно двигалась охрана. И лишь время неслось с бешеной скоростью.
Первосвятейший встретил меня поклоном у подножия белой лестницы, ведущий в Главный Храм.
При виде меня служитель Ордена Жизни согнулся в три погибели. Как я подозреваю, не столько от великой почтительности, сколько от нежелания смотреть мне в лицо.
– Ваше величество.
Я прошла мимо, не говоря ни слова.
Миновав широкий проход, вошла в святилище.
Два тела, со скрещенными на груди руками, покоились на ступенчатом мраморном помосте, накрытые куполом из дорогого стекла.
У погребального ложа отца и сына, Сиобряна и Фабриана, стояла преклонённая фигура в белом. По длинным рыжим волосам, заплетённым в тугую косу, легко было узнать молящегося.
– Лэш Виттэр?
Рыжий резко повернул голову:
– Королева?
Наши взгляды встретились.
Он одарил меня долгим печальным взглядом:
– Простите, что не сумел уберечь нашего государя, миледи.
Я кивнула, не зная, то ли принимая извинения, то ли прощая, то ли просто в знак того, что осознаю, как тяжела ноша, что он несёт.
В окна храма проникали последние лучи заходящего солнца, а вокруг гробов в высоких жирандолях уже мигали ароматические свечи.
Где-то в глубине Храма звучали молитвенные песнопения.
Под сводами, утопающими в тени, на них гулким голосом откликалось эхо.
Таким же гулким голосом эхо повторяла каждый шаг, пока я приближалась к последнему ложу, на котором покоился мой муж.
Мне не хотелось вспоминать, но вспоминалось против воли.
Как я, пятнадцать лет назад, почти вот так же шла навстречу этому человеку ненавидя его всей душой.
Я была бесправной и юной. Он – наделённый опытом и властью. Но оба мы были бесконечно одиноки.
Лэша я тоже ненавидела – в юности чувства так обострены!
Многое бы я сейчас отдала, чтобы вновь почувствовать что-то с прежней остротой. Что угодно, только не эту глухую, мрачную безысходность, от которой даже бежать не хочется.
Запах ладана единственный аромат, способный маскировать запах смерти. Не потому ли всё тут им так пронизано?
Сиобрян был окутан черным плащом. Фабриан – белым.
Черты Сиобряна и в смерти сохранили чеканную строгость, как на монетах. Губы сомкнула печать молчания.
Впервые со дня нашей встречи они не встретили меня приветствием: «Моя королева».
– Государь был великим человеком, – тихо молвил Лэш.
– Был, – коротко кивнула я. – Да примут Двуликие его душу и будут добры к нему на Страшном Суде.
– Таких, как он мы больше не увидим. Тебе, как и мне, королева, будет недоставать его, но я понимаю, что королевство не может жить без правителя. И нам очень повезло, что на принца Фабриана нашло это краткое помешательство.
– Очень, – снова согласилась я, предпочтя пропустить мимо ушей плохо завуалированный упрёк в том, что сначала я пошла на Совет и лишь потом к смертному одру мужа. – Когда ты спал в последний раз, друг мой?
– Когда мой государь был жив.
– Пять ночей назад? – я покачала головой. – Лэш, не стоит так изводить себя.
– Вам не понять, сударыня. Это не ваша вина привела к смерти нашего государя.
– Есть твоя вина или нет, но убиваться бессмысленно. Ему ты этим не поможешь. И я знаю, он бы этого не хотел.
Я, как ни странно, по-прежнему не чувствовала горя.
Печаль была светлой и горькой. Но ни ярости, ни слёз не было.
Свечи пылали, как маленькие звёздочки.
В помещении витал запах смерти: благовоний, жара и ладана.
– Завтра похороны, Лэш, и тебе нужно выспаться. Наш бой ещё не закончен. Предстоит множество дел. Я знаю, никто лучше тебя не сможет обеспечить безопасность моему сыну.
Лэш криво ухмыльнулся:
– Вы, должно быть, издеваетесь, ваше величество? После того, что случилось, вы согласитесь доверить мне чью-то безопасность?
Мы снова обменялись взглядами:
– Смогу. Особенно после того, что случилось. Второй раз ты не посмеешь так нас подвести. Иди, выспись.
– Я останусь здесь до похорон.
Сказано это было таким тоном, что я поняла – спорить бессмысленно.
Вот ведь упрямец!
Какое-то время я постояла рядом с Лэшем, пытаясь разделить его горе.
Но Сиобряна здесь не было.
Оболочка, оставшаяся после него, была подобна сброшенной змеиной коже.
В сердце на мгновение что-то мучительно сжалось, заныло, как отравленная рана.
Потом я поспешно покинула Храм.
«Прощай, Сиобрян, – мысленно сказала я ему. – Прощай и прости, если что было не так».
Много лет назад я мечтала освободиться от навязанного мне брака. Пока ждала освобождения успела не только смириться, но о привыкнуть к собственным цепям.
Мой тюремщик в итоге оказался не так уж плох.
Я, со своей стороны, старалась быть ему послушной женой, верным другом, соратником – словом всем, кем могла.