Страница 8 из 19
– Понял, дубина.
– И что я, по-твоему, должен понять?
– Что вера у нее с молоком матери. Она искренне верит, а ты своими глупыми замечаниями пытался опорочить ее веру.
Борис пожал плечами: ему безразлично.
– Знаете, как она поет. На ее пение из соседних сел приезжают.
Оказывается, женщина все еще стояла здесь, видно, спешить ей было некуда.
– Вы ведь приезжие. Как-нибудь сходите – послушайте. Наверное, так ангелы поют в раю.
Борис поморщился как от надоедливого зуба, что болит, не переставая, подряд многие дни. Хотел что-то заметить, но передумал – Влад пристально смотрел.
Когда Борис разместил части своей армии в этом селении (первый эксперимент ЭСВ), он впервые остался один, без Влада, с которым они были друзья не разлей вода. Теперь оставалось много, по его меркам, свободного времени, а занять его, кроме выпивки и женщин, нечем. Такое времяпровождение рано или поздно не столько надоедает, сколько опресняется, хочется чего-нибудь иного. Он не раз слышал перешептывания за спиной между военными о Марии. Оказывается, она была местной знаменитостью. У нее, если верить ребятам, что ходили ее слушать, чудесный голос. Борис лишь усмехался. Почему бы в таком случае не попробовать себя на эстраде. Это модно, престижно, доходно…
– Командир, мы завтра в церковь, лады?
Вот опять нате, пожалуйста.
– В пору, продавать билеты на представление.
– Ты бы не зубоскальничал, а послушал. Тогда и говорил бы.
– Ладно, ладно, достаточно, что все вверенные мне солдаты и офицеры истово кинулись замаливать грехи. Глядишь, намолите себе…
Он махнул рукой и пошел по своим делам, но за спиной не услышал обычного ни смеха, ни смешка. Да черт с ними! Он сам по себе. Однако в тот вечер он не захотел ни пить, ни получать женской ласки.
Борис медленно катил по занесенной дороге. Надо пускать грейдер – сколько снега. Завтра сам не проберется на машине. Дьявол! Борис забуксовал на ровном месте. Да что в самом деле? Он вышел из машины, попробовал раскачать – не получилось, одному не справиться. Тьфу, зараза. Борис медленно курил, сидя в машине. На улице хлопьями валил снег. Уже набрал номер пропускного пункта, но передумал, позвонит позже. Он посмотрел на стекла, запорошенные снегом, нажал щетки, счистил снег, но уже через несколько минут стекло снова скрыло от него улицу, на которой ничего, кроме снега. Хоть где он?
Борис снова вышел из машины. Поежился от снега, что тут же оказался за воротником куртки. Не то чтобы неприятно – щекотно. Вообще-то тепло, наверное, на улице плюс. Да, снег в руках липнет. Борис скатал снежок и бросил в пустоту, так, во всяком случае, ему казалось. Снежок нашел преграду. Озадаченный, мужчина, подошел ближе. Ограда. Черт, да это же церковь! И свет в ней. Ага, молятся за грехи. Борис попытался хмыкнуть, но не получилось. Его словно что-то потянуло к калитке, распахнутой настежь.
Он подошел к ступенькам без мыслей в голове. Да, что это он? Неужели струсил? Дверь затворилась поразительно гулко, может, оттого, что церковь была пуста. Никого, слава… Он поймал себя на мысли – интуитивно. Шаги отдавались так же гулко, как и дверь. Горело всего несколько светильников, да и то не в полную силу. Хорошо, такой свет он любил. Мужчина переходил от одного сюжета к другому. На иконах не задерживался. Дойдя до угла, вдруг встретился с двумя свечами, что горели теплым ровным пламенем. Мария молчала: зачем нарушать тишину. Борис продолжил осмотр. Обойдя церковь, вернулся к ней.
– Почему ты так поздно здесь?
– Мне тут нравится.
– И чем занимаешься?
– Готовлюсь к завтрашней службе.
– К ней надо готовиться?
– Для меня да.
– Чем занимаешься помимо подготовки к службе?
– Учусь. Садитесь.
Мария подвинулась, хотя места на лавке было предостаточно.
– Ты дочь попа?
– Да, батюшки.
– Впервые вижу дочь священника.
Мария раскладывала свечи по размеру. Положила стопку чистых листочков для записи треб.
– Тебе здесь нравится?
– Да.
– Странно.
Борис сбоку посмотрел на девочку. Ничего особенного: может, и миловидная – не более того. Платок повязан наглухо – не рассмотришь. Что возьмешь с подростка?
– Тебя родители с детства приучали?
– Нет. Мои родители весьма прогрессивные люди. У нас в семье никто никого ни к чему не неволит. Пришло само.
Хотелось съязвить – сдержался.
– Чувствуете?
– Что?
– Здесь страсти, что кипят в повседневной жизни, усмиряются сами собой, и на душе становится спокойнее. Снаружи метель, невообразимо что, а здесь тихо. Всегда можно остановиться и отдохнуть.
– От чего?
– Разве вы не устали от ноши на сердце?
– Ты считаешь, что она есть?
– Не будь ее, вы не пришли бы сюда. Увидев меня, не остались и не начали разговаривать.
– Чудно.
– Почему чудно – чудно.
– В чем разница?
– «Чудно» – то есть «смешно», а «чудно» от «чудо». Вот вы немного посидите здесь, на лавочке, поспорите со мной, посердитесь и отдохнете.
– Ты всем читаешь мораль или только избранным?
– Никому и никогда. Если я вас обидела, – простите – не по злому умыслу. Мне показалось, вы хотели спросить. Возможно, я ошиблась.
Разговор казался законченным. Борис не знал, что сказать. Девочка просила прощения, правда, за что, он так и не понял, но уходить не хотелось. Она открыла молитвенник и начала читать. Он откинулся на стену, даже вытянул ноги, закрыл глаза. Хорошо. Так хорошо бывает только в детстве, в том возрасте, в котором еще не помнишь себя – оттого и хорошо.
– Мария.
В дверях стоял мужчина, вероятно, отец. Борис очнулся – нехорошо, в самом деле, хотя, что нехорошо?
– Добрый вечер, – батюшка подошел к столу.
– Здравствуйте, – Борис поднялся с лавки.
– Борис Александрович Топорков?
– Откуда вы меня знаете?
– Как раз наоборот. Я вас не знаю, единственного в этих местах.
– Хотите сказать, что всех, кто приходит к вам, вы запоминаете?
– Хорошая память – не более, – батюшка примиряюще развел руками. – Мария, – обратился он к дочери, – что же ты не пригласишь гостя на чай?
– Не уверена, что он согласится, – девочка опустила глаза.
– Вы всех приглашаете в гости? – нахмурился Борис: не хотел он чаевничать с попом.
– Нет, – ласково, словно ребенку, ответил батюшка, – лишь тех, кто в этом нуждается.
– У меня на лбу написано, что я стражду? – снова упрямо спросил Борис.
– На лбу у вас, молодой человек, написано другое, но об этом позже. А помощь вам необходима – машина, как я понимаю, ваша на дороге, – улыбнулся батюшка.
– Да, – Борис только теперь вспомнил и о снегопаде, и о машине. – Черт, я и забыл…
Мария непроизвольно сжалась от слов.
– Ничего, Мария. Все хорошо. Идемте, – полувопросом-полуутверждением предложил святой отец.
Борис ожидал увидеть… Что он ожидал увидеть, если ни разу в жизни не сталкивался с попами? Матушка выглядела совершенно не матушкой, скорее интеллигентной женщиной средних лет, да и батюшка оказался не в рясе, а в обычной одежде. И дома, похоже, никого кроме них.
– Таня, у нас гость.
– Хорошо. Гости всегда хорошо. Проходите, пожалуйста.
Борис расположился за столом, ожидая дальнейшего, но ему предложили лишь ужин. Вопросов или рассказов о себе не последовало. Домашняя еда была сытная, хотя и постная.
– Вы кушайте. Военные не часто хорошо питаются, – заметила матушка. – Пирожки с разной начинкой.
– Спасибо. Это вы или дочь?
Надо же о чем-то спросить – хоть о пирожках.
– Это бабушка Нюра хлопочет. Она тут живет у нас в соседнем домике, любит делать разные вкусности, баловать нас. Я так никогда не научусь, а Машеньке некогда.
Борис отдал должное угощению.
– Спасибо.
– На здоровье, – женщина смотрела на него по-матерински.
– Помочь с машиной? – спросил батюшка после ужина.
– Не помешало бы.