Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 4 из 50

Она тоже присоединилась к зевакам.

– Хороша чертовка! – заметил господин в бежевом.

– Это Елена Парижская, актриса, – уточнил Бирюлев.

– Какого театра?

– Ммм… «Париж».

– Что за театр такой? Впервые слышу, – мрачный, похоже, имел привычку отрицать совершенно все.

– Недавно открылся. На средства меценатов.

– То бишь, ее кота? – неприятно засмеялся рабочий.

– Всякое болтают…

– И что, хорошо играет? – с недоверием спросил мрачный.

– Ну… играет. Во всяком случае, посмотреть есть на что.

– Да, бесспорно!

– И каков же репертуар? – продолжал мрачный, явно не ценитель прекрасного.

Бирюлев ответил с некоторым сомнением:

– Кажется, я посещал «Даму с камелиями». Но в нынешнее воскресенье премьера. Будут давать «Три сестры».

Мрачный переглянулся с фотографом, совещаясь – стоит ли им упускать культурное событие. Раз уж шли серьезные постановки, то, может, новый театр и впрямь заслужил упоминания в газетной колонке.

– Да вы приходите, не пожалеете, – кокетливо растягивая слова, предложила сама виновница разговора.

– Благодарю за приглашение, сударыня. Если будем свободны, – сухо отвечал мрачный.

Господин в бежевом, наоборот, весьма живо уверил в своем визите.

– Но не желаете ли вы, сударыня, прежде отобедать со мной? – не стесняясь посторонних, поинтересовался он.

Актриса, смеясь, отказала и принялась расспрашивать о происшествии. Угреватый репортер в очередной раз пересказал всю историю, коря себя за болтливость.

Вскоре даже праздные зеваки, устав ждать новостей, начали разбредаться.

Бирюлев с завистью смотрел на уходящих. Он бы охотно к ним присоединился, однако халтурить на глазах конкурентов не подобало. 





Наконец сыскари вышли. Городовые, что прибыли ранее, вошли по их указке в дом и вынесли завернутое в простыню тело Старого Леха. Его принялись укладывать в крытую коляску, чтобы отвезти на осмотр судебного медика.

Полицейские опять не сказали репортерам ни слова, но теперь, с их негласного согласия, стало можно быстро осмотреть дом. 

Младший из сыщиков достал платок и высморкался. Никто не обратил на это внимания – кроме того, кому адресовался знак.

 

***

 

Стараясь не привлекать к себе лишнего интереса – задача не из простых – дама в вечернем платье направилась к городовым, грузившим тело.

– Ах, отец! – вскрикнула она вполголоса.

Полицейские, обернувшись, посмотрели на нее.

По щекам Елены Парижской – четверть века назад при крещении ее нарекли Марией – потекли слезы. Прижав руки к груди, она тихо взмолилась:

– Покажите мне его! Я хочу взглянуть на отца!

Оглядев барышню, один из полицейских хмыкнул и скатал часть простыни. За утро он успел выяснить, что покойный Лех Коховский был вдов и наследников после себя не оставил. Однако отчего и не показать, если красивая дама просит?

Елена вздохнула. Тиски, перехватившие грудь, разжались.

– Ох, это не он... Не мой отец. Простите. Я так напугалась! Мне сказали... А я только с дороги...

Многозначительно усмехнувшись, городовые продолжили свое занятие.

Дел здесь больше не оставалось, и Елена, наконец, пошла домой, в арендуемые комнаты. Теперь, когда она убедилась, что на полицейской коляске уехал незнакомый старик, хотелось немедленно отправиться в постель.  Пожалуй, даже не раздеваясь.

В дороге она погрузилась в раздумья и не замечала ни взглядов, ни восклицаний. Ночь выдалась насыщенной – и хорошим, и тревожным. Как в калейдоскопе, пережитые картины сменяли одна другую.

Постановка вновь собрала полный зал. И пусть публика собралась непритязательная – студенты, приказчики да молодые кутилы – это уже определенно можно назвать успехом.

Однако через момент тщеславную радость смыло ледяным дождем. Перед глазами возник мерзкий урод: ощерив страшную пасть, он надвигался, раскрыв объятия. О, какая гадость!

Отогнав видение, Елена вернулась мыслями к театру, но теперь те стали тревожными. Не слишком ли они поспешили, взявшись за серьезную вещь? А если провал? Их освистают!

Актриса незаметно для себя дошла до жилища. Поднялась в комнаты, постучала. Дверь – точно, как в благородном доме – отворила смазливая горничная. Она уже пообвыкла, и сама, без напоминания, сняла с хозяйки пальто.