Страница 4 из 164
– …вы прекрасно поладите, – мягкий, но настойчивый голос Каннингэма.
– Издеваетесь? – холодный, с хрипотцой голос – надеялась никогда больше не услышать его: голос человека, виновного в смерти моих друзей.
– Верю в лучшее, – дверь отворилась, курчавый и дерзко рыжий в свои семьдесят Каннингэм улыбнулся. – А вот и Кэрри.
Он не изменился с нашей последней встречи, кажется, на нём такой же тёмно-зелёный редингот и галстук с золотыми солнцами. Щёлкнул выключатель, и кухню залил яркий электрический свет, но уюта это не добавило.
Прихрамывая, с довольно кислым выражением лица зашёл Хэлиш: средних лет, но волосы до широких плеч седые, правый глаз тёмно-зелёный, левый – без радужки, желтоватый, с маленькой точкой зрачка. Одежда – привычный со школы при Академии тёмно-серый матовый костюм: безупречно сидевший однобортный сюртук с острыми лацканами, жилетка, зауженные брюки. На пышно задрапированном шёлковом галстуке, охватившем воротник «бабочку» белоснежной рубашки, щегольски поблёскивал тусклый серый фонтис в броши-булавке.
Меня передёрнуло от ненависти. Я поднялась навстречу круглолицему Каннингэму.
– Кэрри, дорогая, безумно рад видеть тебя целой и невредимой, – он приветственно сжал кончики моих пальцев мозолистой от тренировок с мечом рукой. – Как ты?
– Спасибо, более или менее.
– Добрый день, – сдержанно кивнул Хэлиш.
Я нахмурилась – и не удержалась:
– Какой же он добрый, если встречаешь тебя?
А Хэлиш, как обычно, будто не заметил грубости:
– Давайте закончим поскорее, – косясь на часы, прошелестел он.
– Ох уж эта торопливая молодость, – Каннингэм покачал головой. – А как же порадоваться встрече, традиционно обменяться любезностями, обсудить погоду?
Мы на него недоуменно посмотрели. Каннингэм развёл руками, всем видом демонстрируя, что сделал всё возможное для поддержания беседы, и приказал:
– Кэрри, примени к Алоису магию.
– Желательно молнию, – Хэлиш не сводил взгляда с запылившихся часов.
Шарахнуть чем-нибудь этого высокомерного урода хотелось давно, но дурное предчувствие останавливало: с чего вдруг такая радость?
– Зачем? – на всякий случай отступила я.
Но под взглядом светло-карих, почти жёлтых глаз Каннингэма сомнения таяли, как лёд под горячими лучами солнца.
– Так надо, – изрёк глава рыцарей Феба. – Кэрри, это моя личная просьба.
Жёлтые, тёплые глаза.
Да, так надо.
Руки поднялись на уровень груди, между сложенными в треугольник пальцами собирался искристый разряд, и прошлые обиды оживали в памяти.
Ослепительно вспыхнув, молния скакнула к Хэлишу – и так и застыла искрящим зарядом тока между нашими левыми руками: Хэлиш держал её кончиками пальцев – меня скрутило от боли в костях. Я захлебнулась воздухом, будто водой, и упала на колени. Молния ослепительно сверкала, трещала.
– Спокойно, Кэрри, всё в порядке, – Каннингэм стискивал спинку стула.
Боль медленно отпускала, с трудом я выдохнула вопрос:
– Что… это?
– Полагаю, вы должны догадываться, – Хэлиш шевельнул пальцами, молния исчезла, оставив лёгкое покалывание в ладони, гудение в голове, ужас и запах озона. – Я поймал вашу магию.
Что-то такое рассказывала бабушка… или прабабушка?
– Повелитель ведьм?.. Это же сказка, страшилка для непослушных ведьмочек, – выдохнула я, но других предположений не было. Разве только, происходящее – кошмар. Хэлиш очень походил на ночной кошмар.
– Да, – кивнул он. – Я повелитель ведьм.
Отпустив стул, Каннингэм с любопытством меня разглядывал.
– Невозможно… – я мотнула головой, ещё задыхаясь, потянула тугой, неровный от кружева лиф платья. – Такое скрыть от инквизиции невозможно.
– Я пользуюсь фонтисом, – длинные пальцы Хэлиша взметнулись к приколотому на галстук-косынку магическому амулету церковников. – И, в отличие от вас, могу въехать в страну без того, чтобы попасть на передовицы газет.
Этот бред, к несчастью, был осязаем: дрожавшая и потерянная, я стояла на коленях, мёрзших на холодном полу, и Каннингэм не хотел мне помочь. Опять меня собирались использовать в каких-то непонятных делах, снова человек, которому доверяла, и снова – с помощью Хэлиша. Ненавижу!
– Зачем вы это сделали? – поднявшись, я поочерёдно смотрела на них.
– Кэрри, – Каннингэм сцепил руки на животе. – Я всегда относился к тебе хорошо, позволил уехать и жить свободно.