Страница 71 из 75
Церковь, вера в Бога, своим пусть даже минимальным присутствием в душах людей показала ложность устремлений материалистов, боровшихся с религией при помощи всей государственной машины на протяжении всех лет существования советской власти, показала тщетность их усилий. Повсеместное насаждение безрелигиозной обрядности не увенчалось успехом. Люди привыкли к культурному обслуживанию, но никак не связывали его с религиозной обрядностью.
Приложив столько усилий для воспитания нерелигиозного человека, партийные активисты недоумевали: «Непонятно также и то, почему в Угличе не могли придумать лучшего памятного знака – медали для новорожденных, чем медаль с изображением вечевого колокола. А что такое колокол? Мы же знаем, какое место он занимает в РПЦ». «…Трудно понять также мотивы, – пишут далее, – которыми руководствовались товарищи из Часового завода, украшая стену столовой изображением рая с райскими яблоками и райскими птицами. Рабочие завода, иронизируя, предлагают для полноты картины нарисовать Адама и Еву»[45].
Вот так через асфальт атеистической пропаганды пробивалась религиозность людей.
Церковь не молчала. Святейший Патриарх Алексий I обращался в Совет по делам РПЦ с просьбой о встрече с руководителями государства, чтобы выразить протест относительно начавшегося гонения, мужественно исповедуя свою веру и непобедимость Церкви. В Журнале Московской Патриархии появлялись статьи призывающих верующих не отчаиваться, ибо Христос обещался неложно быть с Церковью до скончания века. Всеми верными Церкви особо было отмечено храброе выступление Святейшего на конференции советской общественности за разоружение (Москва, февраль 1960 г.), в которой Патриарх неприкрыто намекал на начавшееся гонение, мужественно исповедуя свою веру в непобедимость обетования Христова — единственное оружие Церкви, находившейся уже более сорока лет в тисках безбожной власти, которая стремится — и не скрывает этого — их уничтожить. Церковь не побоялась отлучить ренегатов от общества верных[46].
В воспоминаниях митрополита Питирима о реакции Святейшего Патриарха Алексия I во время гонений на Церковь мы слышим позицию истинно верующего человека: «Когда мы, молодые и горячие, начинали активно возмущаться, он только качал головой и с печальной улыбкой говорил: “Ну, что вы! Все именно так, как должно быть. Именно этим проверяется наша верность своему долгу”»[47].
В тяжелый для Церкви 1959 год, когда нетерпимость по отношению к Церкви была высока, когда за каждое слово, сказанное с амвона, да и не только с амвона, а сказанное вслух против антирелигиозной политики властей страдали люди, пастыри Церкви не молчали. Священник Георгиевской церкви Буйского р-на Костромской области С. А. Астафьев не побоялся на проповеди призывать родителей внушать детям, что посещение церкви необходимо[48].
Странными на первый взгляд (но созвучными с мыслями Патриарха – прим. автора) могут показаться воспоминания протоирей Бориса Старка о «хрущевских гонениях»: «Все это происходило во времена Н. С. Хрущева. Слава ему и хвала, что он “оттепель” устроил, но все-таки по отношению к Церкви он был очень жестоким. Он был и мудрым, и одновременно циничным, а по поводу Церкви говорил: “Попов надо брать не за горло, а за брюхo” – и всеми силами мешал церковной жизни. Но я двенадцать престолов в то время освятил и четыре новые церкви построил»[49].
Протоиерей Анатолий Денисов, вспоминая об удивительной жизни архимандрита Павла (Груздева), о его мудром понимании духовной жизни, говорит: «В Троицкой церкви отпел он многих партийных начальников, “верующих и неверующих”»[50].
С наличием таких пастырей можно было смело констатировать провал и бесплодность борьбы атеистического мировоззрения. С окончанием эры Хрущева в 1964 году антирелигиозная кампания пошла на убыль. Государственный заказ на «беспощадную борьбу» с религиозными пережитками ушел в лозунги и рутинную работу, которая продолжалась вплоть до ухода «руководящей и направляющей» со сцены истории в 1989 году.
43. Религия и власть в СССР
Ссылаясь на решения XXVII съезда КПСС, Харчев подчеркивал, что главным средством борьбы с религией должно стать активное вовлечение верующих в трудовую и общественную деятельность, пропаганда материалистического мировоззрения, выбор таких форм государственного регулирования деятельности церковных организаций, которые бы пресекали религиозный экстремизм, не оскорбляя при этом чувства верующих и не нарушая принципа свободы совести. Однако местные партийно-государственные кадры продолжают борьбу с религией, с одной стороны, методами абстрактного просвещения, а с другой - административного нажима. У значительной части партийных и советских работников заметна неприязнь к верующим, стремление ограничить и ущемить их в гражданских правах, у другой части - безразличие и примиренчество к религиозным проявлениям. Грубый административный контроль над религиозной ситуацией привел к тому, что произошли негативные структурные сдвиги в соотношении различных вероисповеданий. За последние десятилетия существования СССР число приходов РПЦ уменьшилось почти вдвое, но зато активизировалось сектантство, особенно баптизм, оживились экстремистские элементы, выросла их миссионерская деятельность. При относительной стабильности числа приверженцев католицизма заметны вспышки религиозной активности униатов, стремящихся легализовать свою деятельность. Появляются новые формы религиозности, прежде всего среди молодежи и интеллигенции - мистические организации и секты, проповедующие псевдовосточные учения. Наиболее высокой остается религиозность в районах традиционного ислама, где процесс вытеснения религии из сферы массового сознания будет более длительным. Но местные партийно-государственные работники, не желая отставать в "деле атеизма", не регистрируют многие религиозные объединения и служителей культа. Положение усугубляется тем, что, сохраняя сеть молитвенных домов и православных церквей, посещаемых лицами некоренной национальности, местные власти часто закрывают мечети, чем провоцируют антирусские националистические проявления.
Последствия "кавалерийского наскока" на религию, по мнению Харчева, могут привести к росту незарегистрированных и неконтролируемых религиозных общин, где чаще всего и рождаются экстремистские настроения. Количество таких незарегистрированных общин в 1987 г. дошло уже до нескольких тысяч. Хотя в 1970 - 1980-е гг. необоснованное сокращение религиозной сети было приостановлено, а в ряде мест даже возобновилась регистрация наиболее активных обществ, тем не менее сохранилась практика применения административных методов борьбы с религией. Вывод Харчева был неутешительным для политического руководства страны: "Все это говорит о том, что возникла реальная опасность ослабления роли и влияния государства в управлении процессами, происходящими в деятельности религиозных объединений и способствующих воспроизводству религиозности населения". Возможными последствиями этого могли быть, во-первых, растущий протест верующих, их неуверенность в искренности политики государства в религиозном вопросе, а во-вторых, - усиление "империалистической и клерикальной пропаганды, навязывающей мировому общественному мнению образ СССР как тоталитарного, антидемократического государства", что помешало бы укреплению авторитета страны на международной арене. Совет предлагал "наряду с всемерным усилением атеистического воспитания не обострять отношений с Церковью" и с этой целью пересмотреть законодательство о культах и совершенствовать практику его применения, т.е. признать за религиозными объединениями право юридического лица, а за родителями - право на воспитание детей в религиозном духе, право верующих на совершение религиозных обрядов на дому и в больнице, право религиозных объединений вести религиозную пропаганду. Для этого необходимо отказаться от враждебного разоблачительного тона по отношению к религиозным объединениям.