Беглянка

По лестнице все почти бежали, парни шутили и смеялись над эхом: судя по звукам, здесь гарцевало отрядов пять витязей верхом на конях.

В зале столовой никого не было, зато на наших столах стояли мисы с едой. Несколько кувшинов и кружки рядом с ними стояли только на самом ближнем к стойке столе, но мы были не в обиде — каждый сам спокойно налил себе питьё. В этот раз выбор был из мятного настоя и ревенёвого компота.

Я выбрала себе настой — после всего произошедшего хотелось освежиться.

Ложки тоже разбирали сами кто какую хочет — небольшое корытце стояло рядом с кружками, так что всё было удобно.

Когда все только—только расселись и приступили к еде, в зал заглянул куратор:

— Так, все тут? — строго спроси он.

Тут же поднялся шум:

— Да вроде все...

— Все!

— А кто нужен?

Господин Сфорца еле заметно поморщился.

— Н-да, вы бы хоть друг друга не перебивали. Так... должно быть двадцать три... — потом прищурился, считая присутствующих по головам. — Шесть... двенадцать... восемнадцать... двадцать два. Кого нет?

Все завертели головами, пытаясь вычислить пропажу.

— А где этот, кудрявенький? — спросил господин Рикадо.

Парни подозрительно переглянулись и обнаружили, что среди них нет ни одного, даже отдалённо подходящего под определение "кудрявенький".

В этот момент дверь в столовый зал опять открылась, и на пороге возник сыскарь.

— Приятного аппетита, — сказал он, окинув цепким взглядом всех присутствующих. — Можно мне поговорить с Мстивой-Воиславом?

Господин Сфорца мрачно поглядел на него:

— Его здесь нет.

— Вот как... — приподнял бровь дознатель, но удивлённым при этом он не выглядел. — Тогда попросите его подойти ко мне в кабинет, когда найдёте.

И ушёл.

— Да, конечно, — сказал куратор в спину сыскарю, потом повернулся к нам. — Итак, в этом году отмечание перелома лета проходит таким образом: через час после захода Солнца вы под моим присмотром идёте на поляну, там вас ждут костёр, песни-пляски, закуски... С собой брагу не приносить, в город за ней не бегать — ректор распорядился поставить хороший ол(эль) за счёт Школы. Сразу после полуночи праздник заканчивается и все идут по комнатам.

Парни шумно приветствовали это заявление, и господин Рикардо на некоторое время замолк, пережидая приступ ликования.

— С этим разобрались. Теперь относительно времени до заката: лучше всего, если вы будете в спальном крыле или в библиотеке. Напоминаю, если стоять в самом низу лестницы, шестой выход на этаж — библиотека, седьмой — спальное крыло, — преподаватель выдержал паузу, подождав пока все опять на него посмотрят, и спросил: — Сами отсюда до спален дойдёте?

— Дойдём! — шумно загомонили парни.

— А в город за подарками можно сходить? — крикнул кто-то с дальнего от куратора стола.

— Нет, — твёрдо ответил господин Сфорца. — Никому на празднике ваши подарки из города не нужны.

— Почему это?! — раздалось сразу несколько голосов из разных мест.

— Ну, потому, — по-доброму усмехнулся господин Рикардо. — Сами подумайте: сколько Государь платит обученным магам?

— Много, — мрачно пробасил тот же голос, который отпрашивался за подарками.

— Вот-вот. И даже подмастерьям, которые здесь тоже обучаются, платят значительно больше, чем у вас денег на всякие расходы. А тем, кто может взять скромные подарки, — куратор красноречиво посмотрел в мою сторону... ну, не совсем в мою — в сторону девушек, мы просто все рядом сели. — Да-да, все уже дали обещания другим.

Потом господин Сфорца поглядел на недовольные лица парней и пояснил:

— Не переживайте, через две недели всё поменяется. К осеннему равноденствию уже будете наравне со вторым и третьим годом обучения.

Вадим едко спросил:

— Что, других лопухов завезут?

Преподаватель, к моему удивлению, только мягко улыбнулся:

— Нет, просто через две недели вы все точно уже будете обучаться не в общих группах, а у каждого будет свой наставник. Вас будут учить ремеслу, и, соответственно, вы будете уже подмастерьями, и вам будет полагаться жалование, напрямую зависящее от ваших успехов.

В зале столовой воцарилась тишина. Видимо, все примеряли к себе чин подмастерья, и — главное! — его жалование.

Меня лично больше завлекла идея посетить библиотеку — сравнить с домашней батюшкиной, с одной стороны... С другой — посмотреть какой-никакой справочник по амулетам и узнать про "пэри желаний". За что-то же его должны были запретить? И вдруг удалось бы узнать как должен вести себя нормальный человек с этим амулетом. Может то, как обращался со мной "муж" — было и вовсе нормально? Ну и, заодно, что ещё от него можно ожидать поглядеть.

— Всё тогда, доедайте, а я — пошёл, — заявил нам куратор. — Приятного аппетита!

И тихо притворил за собой дверь.

Тишина в зале тут же сменилась шумными выкриками — парни делились идеями друг с другом.

— А ты в чём пойдёшь на праздник? — толкнула меня в бок девушка-соседка.

— Наверное, в платье, — замялась я, скрывая за улыбкой смущение. — У меня оно одно, так что выбора особого нет.

— Ууу... везёт тебе! — я с удивлением посмотрела на неё, и Левкоя с печальным видом пояснила: — У меня — целых три!

Я с непониманием продолжала смотреть на неё.

— И в чём проблема?

Теперь уже соседка по комнате удивлённо глядела на меня:

— Как в чём? Я не знаю в каком платье буду лучше выглядеть!

— Зачем? — серьёзно спросила я.

В принципе, я понимала, что сейчас, скорее всего, нарвусь на скандал, но мне хотелось не только понять что движет её стремлением нравится всем и каждому, но и сразу обозначить свои границы: я не трогаю других ровно столько же, сколько другие не трогают меня. А терпеть не пойми сколько бессмысленное щебетание о нарядах только потому, что сразу внятно не сказала что мне не нравится — я не хочу.

— Чтобы быть красивой! — с лёгкой укоризной сказала девушка.

— Ты и так красивая, — я пожала плечами.

Она не рискнула с этим спорить. По сравнению со мной, Левкоя была очень красива. Я бы даже сказала, что любая девушка выглядела бы красавицей рядом со мной. Собственно, достаточно было просто быть не настолько же жирной, как я.

— Понимаешь, я привыкла смотреть на одежду с точки зрения удобства и опрятности, а не с точки зрения красоты, — примирительно сказала я. — Если у тебя все платья аккуратные и по погоде — выбери одно из них считалочкой.

Соседка недоверчиво посмотрела мне в глаза, потом ещё раз окинула взглядом мою фигуру, чуть задержавшись на моём платье... и, наконец, улыбнулась. Наверное, признала, что в моём случае выбирать платье покрасивее действительно бесполезно.

Я грустно улыбнулась. Мне — и переживать в каком платье я красивая... Если я ещё немножко растолстею, то из моих рубах можно будет делать шатры.

Тем временем, еда на тарелках закончилась, и все начали потихоньку уходить. Я по привычке собрала оставленные на столах миски и ложки, и унесла на кухню — поближе к лохани для мытья посуды.

Уже когда собрала последние кружки и только-только повернулась спиной к выходу на улицу, мне показалось, что дверь скрипнула, закрываясь. Обернулась — никого. Пожав плечами, я донесла кружки до лохани. Может, показалось. Может, ветер подул, заставив дверь скрипнуть.

Придя к себе в комнату, я обнаружила Ольха и Вадима, занятых очень важным делом. Они застилали кровати. И даже у Левкои, которая в данный момент разложила все три свои платья на кровати и задумчиво глядела на них, в уголке лежала стопочка постельного белья.

А у меня его не было.

— Вадим, можно тебя отвлечь? — спросила я с порога.

Вадим сноровисто разложил вторую простыню, которая здесь заменяла пододеяльник, потом так же — одеяло, и подвернув их так, чтобы не свисали с кровати, выпрямился.

— Да?

— Можно тебя попросить сходить со мной к келарю? Я же ни денег, ни постельного белья не брала.

— Попросить — можно! — он серьёзно посмотрел на меня, но потом не выдержал и с улыбкой сказал: — Конечно, я провожу тебя туда.

Когда мы закрыли дверь спального крыла, я повернула в сторону лестницы, но Вадим меня остановил:

— Нет, нам в другую сторону, — он махнул рукой вправо. — Тут есть ещё одна лестница, только на три этажа. Нам будет удобнее спуститься по ней, а не обходить через главную лестницу.

По длинному коридору мы шли бок о бок, парень предупредительно шёл не торопясь, подстроившись под мой шаг.

— Вадим, а тебе не кажется, что здесь что-то происходит? — решила я поделиться сомнениями.

— Ты про что?

— Ну, ещё даже дня не прошло с момента, как нас зачислили, а тут уже сыскари бегают и всех опрашивают...

Парень с сомнением поглядел на меня:

— Что ты хочешь, если работа у людей такая? — теперь товарищ смотрел вдаль, на то место, где коридор поворачивал. — Хорошо, что они есть. Хорошо, что делают свою работу. А из-за чего — какая нам разница? — он пожал плечами — Может, это просто совпадение? Или они тут и до нас были, а мы и не знаем.

Некоторое время мы шли молча.

Я размышляла о том, насколько надо рассказывать Вадиму про то, что я случайно подслушала разговоры сыщиков. Наверняка это тайна. Тем более, не предназначенная для моих ушей.

С другой стороны, речь шла о человеке, который был для меня в некотором смысле родным — как ни крути, а Тис — уж точно хотя бы жених мне. Если не больше...

На этом месте мои раздумья были прерваны Вадимом:

— А вот и дверь. Запомни табличку, господин Сфорца сказал, что так обозначаются все лестницы, которые не парадные.

Я присмотрелась к двери.

— "Малая лестница дельта-три номер два" — прочитала я вслух.

— И которая из закорючек обозначает "дельта-три"? — чуть печально поинтересовался парень. — Я тут только "малую лестницу" прочесть могу.

Мне стало жутко неудобно. Ведь хотела же не щеголять знаниями, а постоянно это делаю. Плохо-то как...

— Купцы Южной империи пишут такие закорючки на своих товарах, если их несколько, — начала объяснять я. — Ну, например, ты — купец, и у тебя есть двенадцать кувшинов с вином, по четыре кувшина каждого вида. А снаружи все кувшины одинаковы...

Сделав паузу, глянула на Вадима. Парень внимательно слушал объяснение.

— Тогда ты возьмёшь кисточку и нарисуешь на кувшинах эти закорючечки. На одном — "альфа-один", "альфа-два" ... Ну и так дальше, сколько кувшинов этого вина у тебя будет. На сосудах с другим вином — "бета-один" и так далее. На кувшинах с третьим вином — "дельта-один", "дельта-два"... А в путевой дневник запишешь как называется правильно то вино, которое ты пометил коротким способом.

— А откуда ты это знаешь? — беззаботно спросил Вадим.

— Батюшка научил, — вздохнула я. Врать другу совсем не хотелось, поэтому я решила немножко умолчать. — Ему приходилось сталкиваться с товарами южан, а они все так подписывают. А батюшка решил, что мне в жизни это пригодится, вот и показал как вслух читаются разные их закорючки. Торговые гости, если поясняют про свой товар, они же так и говорят слугам — мол, достань амфору вина, на которой написано "гамма-три". Вот всем и приходится запоминать их язык.

Вадим посмотрел на меня с таким выражением, как если бы он сомневался в том, стоит ли задавать мне вопрос. Но затем отвернулся, открыл дверь на лестницу и шагнул туда первым:

— Ладно уж, потомственная служанка, пошли. Буквы мы на обратном пути поразглядываем.

Я согласно кивнула. Действительно, двери, в отличие от людей, можно было в любой момент найти на месте. А вдруг келарь уйдёт куда-нибудь по делам? Ищи его потом...

Лестница была узкая и тёмная, поскольку освещалась всего одним узеньким окошком, появлявшимся в стене посередине между двумя этажами. В центре лестничной шахты было достаточно большое круглое пространство — так, чтобы большая бочка с вином легко проходила между ограждениями.

— Сверху ещё и балка с блоком висит, — видя моё замешательство, пояснил парень. — У нас в пограничных крепостях тоже такие лестницы были: снизу привязал бочку, верёвку перекинул — и быстро затянул наверх, где кто-нибудь другой эту бочку придержит и отвяжет.

Вот так попеременно, то задирая голову к потолку, то вглядываясь в ступеньки под ногами, я спускалась следом за Вадимом до самого нижнего этажа.

— Здесь лестница кончилась, но это не первый этаж, — предупредил меня парень. — Сейчас мы немножко пройдём и поднимемся ещё на два этажа вверх, теперь уже по другой лестнице.

— Надеюсь, ты сможешь найти дорогу обратно.

Я с некоторым беспокойством одёрнула полы куртки. У меня успело сложится мнение, что местные наставники не станут тщательно искать заблудившихся внутри Школьного здания учеников.

Когда, в итоге, мы с Вадимом стояли перед скромной дверью с надписью "келарь", я очень боялась потерять парня. В прямом смысле: выйти обратно к знакомым местам я не могла. Я даже не представляла с какой стороны искать знакомую главную лестницу.

— Ну что, стучись.

Я мрачно посмотрела на друга. Ему сейчас хорошо советы давать, он здесь стоял в компании остальных парней и с куратором, который бдительно следил за тем, чтобы вверенных ему учеников не обижали, а я — почти одна... и без преподавателя.

Вдохнув поглубже, как перед прыжком в воду, я подняла руку и уже собиралась постучать в дверь... как дверь неожиданно распахнулась. Хорошо, что открывалась она внутрь.

На пороге оказался сутулый мужчина средних лет с полуседыми волосами. Про такой цвет батюшка говорил "соль с перцем".

— На сегодня всё. Если что-то нужно взять — приходите завтра, — сказал, очевидно, сам келарь.

Голос у него оказался высоковатый и надтреснутый. Подружка-Лютичка называла такие голоса презрительно: "козлетон".

— Здравствуйте, — смотрела я прямо перед собой, на заплетённую в тонкую косичку рыжеватую бороду келаря. — Мне нужно получить постельное бельё и деньги, — я судорожно вдохнула, но всё же продолжила. — Господин Рикардо Сфорца сказал, что это выдаётся всем учащимся.

— Да... правильно говорил... — задумчиво произнёс мужчина. — Но всё это уже выдали всем учащимся под присмотром лично господина Сфорца. — Так что либо вы по своей рассеянности потеряли то, что вам выдали, — на этом месте келарь сделал паузу и с недоверием поглядел на Вадима. — Либо вы выдаёте себя за кого-то другого.

И сложил руки на животе.

— Как это "выдаём себя за другого"? — несколько растерялась я. — Я точно есть в списках, и меня не было когда я все приходили...

— Госпожа — веско произнёс мужчина, — у меня всё записано. И лист выдачи говорит о том, что все — с нажимом произнёс келарь — учащиеся получили как денежное довольствие, так и вещевое.

— Но... я... — я беспомощно переводила взгляд с Вадима на господина келаря.

Как же так! Получается, мне придётся спать на голом тюфяке? Ужас!

На глаза навернулись непрошенные слёзы.

— Но... — всхлипнула я, и мужчина меня перебил.

— Ой, — он досадливо поморщился. — Только не надо разводить тут сырость. Вот гляди, — он ушёл вглубь кабинета и вернулся с несколькими листами пергамента — вот список вновь поступивших учащихся, вот столбик где я отмечаю денежное довольствие, вот — он провёл для наглядности пальцем левой руки по колонке — столбик для отметок вещевого довольствия. Как видишь — везде стоят росписи, следовательно — все всё получили.

Я выпучив глаза искала себя в столбике с неразборчиво написанными фамилиями и не находила.

— Вот тут странно, — раздался голос Вадима прямо у меня над правым ухом, и его палец тыкнул куда-то в нижнюю часть пергаментного листа. — Получается, ученик получил деньги и не взял постельное бельё.

— Где? — мужчина повернул лист к себе и близоруко поднёс к самым глазам.

— Четвёртая строчка снизу, господин келарь, — пояснил парень и успокаивающе провёл ладонью мне по плечу.

— Сорко Важек... деньги... нет, не то... А! — видимо, ключарь нашёл-таки указанную четвёртую снизу строчку. — Всеволодова... деньги... а бельё, действительно, не расписалась! — он, прищурившись, посмотрел поверх листа. — Значит, ты — Всеволодова?

Я судорожно кивнула.

— Вроде постройнее была, когда успела отъесться... — пробормотал он, одновременно уходя в недра комнаты.

Некоторое время мы слышали только шуршание бумаги и скрип чего-то деревянного. Наконец, мужчина появился опять, неся подмышкой завёрнутый в дешёвую бумагу и перевязанный бечёвой свёрток. В другой руке он держал маленькую походную чернильницу-непроливайку и гусиное перо.

— Держи, — келарь сунул свёрток в руки Вадиму, а мне — гусиное пёрышко. — Распишись, — он двумя руками растянул пергамент, умудряясь при этом ещё и не ронять чернильницу.

Немного суетясь, я потыкала пером в чернильницу, и, с жаром молясь Предкам, поспешила вывести "К. Всеволодова".

— Всё? — спросил ключарь и без предупреждения развернул лист, сравнивая подписи. — Всё! За остальным явитесь завтра.

И без предупреждения захлопнул дверь.

— Ты что-нибудь понял? — спросила я у Вадима, когда мы шли обратно к спальням.

— Только то, что твои "деньги" кто-то прикарманил себе. И расписался за тебя.

Парень не отдал мне свёрток с бельём, и сейчас шёл, прижимая его к груди.

— Ага. А я — без денег сиди, — я попробовала недовольно сложить руки на груди, но быстро выяснила, что так становится жутко неудобно идти. Руки пришлось опусить.

— Да не переживай ты так, — Вадим с участием посмотрел на меня. — Это же не настоящие деньги, а местные — значит как выдали одному, так выдадут тебе ещё столько же. — Он пожал плечами, демонстрируя своё отношение к обсуждаемому предмету. — Ну, подумаешь, кто-то в ведомости расписался. Придём, скажем куратору — пусть он и разбирается. Самое главное — постельное бельё ты получила, а в столовой кормят бесплатно. Что ещё для счастья нужно?

Я с досадой посмотрела на форменную куртку стражника южных крепостей. Сейчас мы как раз поднимались по лестнице. И из всего парня перед глазами шла именно филейная часть, спорить с которой я считала делом лишённым всякого смысла.

— Ещё для счастья будут нужны тетради и перья с чернилами. А господин Рикардо говорил, что всё это учащиеся сами приобретут в мастерских за местные деньги, — сердито сказала я Вадиму, когда мы оказались на знакомом мне этаже спального крыла.

— Ой, подумаешь, проблема, — поморщился парень. — Мы с Ольхом тебе купим. Уж не обеднеем от пары тетрадок и пучка перьев.

Я открыла рот для возражений, но бывший стражник меня перебил:

— И вообще, кончай спорить — мы уже подошли к спальням. Всем на свете знать это необязательно, — он остановился перед дверью спального крыла и внимательно посмотрел на меня. — Сейчас ты быстренько застилаешь себе постель, потом я с тобой иду искать куратора — надо ему об этом сказать как можно раньше. А потом — делай что хочешь. Поняла?

— Поняла, — вздохнула я. — Давай уже заходить.

Спальня встретила нас тишиной. Голос соседки еле слышно доносился из туалетной комнаты, Ольх с мечтательным видом лежал на застеленной кровати и смотрел в потолок. За стенкой изредка раздавался взрыв хохота — видимо, там рассказывали смешные истории.

Всё время, пока я застилала кровать, Вадим стоял над душой и неодобрительно глядел на меня.

— Ну ты и копуша! — он объявил мне с недовольным лицом. — За то время, пока ты одну застелила, я бы три застелил.

— А Ольх? — мне было неприятно слышать такое. Хотелось сказать что-нибудь такое, что показало бы что и он не является совершенством.

— Ольх? — мрачно переспросил друг. — Ольх за это время справился бы с шестью.

Я недоверчиво переводила взгляд с одного парня на другого. Может Вадим шутит так? Но, всё же, решила не развивать данную тему — мне ещё куратору доказывать, что я не верблюд, так что лучше поберечь желание спорить.

— Пойдём? — уже стоя в дверях, я обернулась. — Нам ещё господина Сфорца искать.

Товарищ всё так же стоял рядом с кроватью Ольха, Ольх всё так же с блаженным видом смотрел в потолок.

— Пойдём, — согласился Вадим. — Вот сейчас поговорим с господином всезнайкой и пойдём к куратору. Иначе мы здесь его год можем сами искать и не найти.

Я озадаченно посмотрела сначала на одного парня, потом на другого.

Тут Ольх перестал с довольным видом пялиться вникуда, заметил стоявшего рядом с его койкой Вадима и, привстав на локте, поинтересовался:

— О, вы уже тут? Успешно сходили?

Мимо меня в комнату просочилась Левкоя, замотанная в большущее полотенце. Парни, как по команде, дружно уставились в дальний угол, где продолжили тихо-тихо переговариваться. Девушка, ничуть не смущаясь присутствия мужчин, начала быстро одеваться.

— Эм... Ты не стесняешься переодеваться при них? — от удивления у меня открылся рот.

— Нет, — пожала плечиками Левкоя. — Если они попробуют подглядеть, то у них ещё час будут слезиться глаза.

Я с недоумением посмотрела на неё.

— У меня дар родства с водой, — просто пояснила соседка.

Действительно, это вполне всё объясняло. Родственница воды могла попросить стихию сделать всё, что угодно. Захочет — замёрзшее озеро в мороз будет таким же тёплым, как парное молоко. Или наоборот — приморозит бурную речку в жаркий летний полдень. А уж договориться с водой внутри человека — запросто.

Пока девушка торопливо заплетала на глазах высохшие волосы, я размышляла. Действительно, с таким даром устроить только слезотечение — было весьма человечно. Может ведь и вовсе зрения лишить.

Наконец, платье было одето, а коса — заплетена.

— Всё, я побежала! — торопливо проговорила Левкоя, закидывая не понадобившиеся шпильки и ленты в свой дорожный мешок.

Наскоро затянув горловину мешка, она затолкала его под кровать и протиснулась мимо меня на выход.

— Ани, радуйся: идти никуда не придётся, — с улыбкой заявил Вадим, как только развернулся лицом ко мне. — Господин куратор сам идёт сюда, — и расслабленно разлёгся у себя на кровати.

— Пожалуй, я пойду прогуляюсь, — загадочно сообщил Ольх и тоже вышел из комнаты.

Решив, что в ногах правды нет, я присела на краешек своей кровати.

— Вадим? — позвала я друга.

— Что?

Парень скосил на меня глаз, ленясь повернуть голову целиком.

— Ты специально стоял и ждал, пока Ольх тебя заметит?

— Ага, — Вадим устроился поудобнее и принялся разглядывать потолок над своей кроватью. — Ольх жутко не любит когда его отвлекают от процесса подглядывания за девушками. А мне как-то не хочется получить куском кирпича в голову...

— То есть? — я во все глаза смотрела на бывшего стражника. Парень явно наслаждался вниманием, рассказывая секрет друга нарочито медленно.

— Ну, вот как-то так... — Вадим перевернулся на живот, улёгшись на подушку сверху. — Он же не только приказать открыться дверям может, он ещё и подглядеть в состоянии.

Я затаив дыхание слушала.

— Один раз он договорился с кристаллом дальней связи и показал что видит один из дверных гвоздей в женской мыльне, — и замолк.

— И что, видно было? — не выдержала я.

— Ну... — Вадим ещё немного потянул паузу, наслаждаясь вниманием, после чего быстро протараторил, уворачиваясь от подушки, — Не знаю, как он разбирает ту мешанину пятен, которую было видно в шаре, но Ольх говорит, что понимает всё так, как будто стоит прямо рядом.

— И что ты из этого интригу развёл? — возмутилась я.

— А это чтобы ты запомнила: Ольх видит всё! Это раз, — он важно поднял указательный палец к потолку. — И два: если он вот так "залип", то тормошить его нельзя. Можно получить как камнепад на голову, так и внезапно гнилой пол точно у себя под ногами, — после чего заговорщицки подмигнул. — Однажды он почти половину крепости случайно разрушил!

Я скептически подняла бровь, не сильно поверив страшилке.

В коридоре раздался голос господина Сфорца:

— Уважаемые учащиеся, Мстивой-Воислав появлялся?

Вадим, всё так же развалившись на кровати, поднял руку вверх, привлекая моё внимание:

— Ани, куратор пришёл.

— Ага.

Коротко вздохнув, я пошла в коридор.

Господин Рикардо мрачнел прямо на глазах, поскольку парни из других комнат вразнобой откликались: "Не было!". Подойдя к преподавателю, я осторожно покашляла, привлекая внимание. Когда господин Сфорца посмотрел на меня, я начала рассказывать:

— Извините, пожалуйста, господин куратор, я только что была...

— А? Что? — мужчина вынырнул из своих мыслей и посмотрел на меня так, как будто я прямо на его глазах из воздуха соткалась.

— Вы днём говорили, что всем учащимся положены специальные деньги...

— Да, и что? — перебил меня господин Рикардо.

— Когда вы всех водили к келарю получать их, меня не было. Я сознание тогда потеряла, а потом меня нашёл Вадим, которому вы сказали, что мне надо выбрать комнату.

Как же я ненавижу что-то доказывать!

Мне очень хотелось развернуться и убежать — сделать так же, как я всегда поступала в доме у батюшки. Отец при этом всегда повторял одну фразу: "Выясни чего ты хочешь больше — и поступай соответственно. Хочешь валяться всё лето на травке — валяйся! Хочешь всю зиму есть вкусную кашу, а не обгладывать кору с деревьев, как зайчишка — значит, хочешь всё лето горбатиться на огороде, а потом — убирать хлеб с поля: пока весь не уберёшь."

Поэтому я комкала подол куртки, краснела, но продолжала рассказывать куратору.

— Вы говорили, что после ужина у нас свободное время, поэтому я попросила Вадима проводить меня к келарю — получить деньги и постельное бельё.

— Так, и в чём проблема? — господин Сфорца непонимающе смотрел на меня.

— Проблема в том, что келарь выдал мне только постельное бельё, а деньги не дал, потому что в его ведомости кто-то расписался вместо меня.

Ф-фух! Вроде всё, что надо, сказала.

— Да? — вяло удивился преподаватель, — Ладно, разберёмся... Напомни мне завтра.

И, не прощаясь, пошёл своей птичьей походкой к выходу из спального крыла. Уже у двери он обернулся и крикнул:

— Парни, мне нужно хотя бы три человека чтобы расставить столы на поляне. Тем, кто этим займётся выдадут по кружке ола по окончании работ. Кто хочет — идите за мной.

Хлопнул дверью.

Сначала была настороженная тишина, потом — тихое перешёптывание. Через десяток ударов сердца раздался громкий топот и шутливые подначивания друг друга: все парни дружно ускакали расставлять столы.

Чуть погодя, ушла Левкоя в красивом платье из тонкого синего полотна. Красное и зелёное платья она аккуратно завернула в бумагу от постельного комплекта и сложила в свой сундук. Я же, пока на улице было светло, пошла в библиотеку.

Главная лестница, спуститься на один пролёт ниже — и вот, осторожно ступая по деревянному, украшенному обманным рисунком, полу, я оказалась в библиотеке.

Разделения на коридор и комнаты не было, был длинный центральный проход и высокие круглые арки по сторонам. И бесконечные, особенно по сравнению с батюшкиными полками, книжные шкафы.