Верь мне

— Домой, в наш столичный особняк.

Домой — от этого слова по спине побежали мурашки. Разумеется, ее хотели отвезти именно туда, ведь крики из кареты услышат прохожие, а в собственном доме можно делать все, что захочется. Арелла представила холодный блеск кинжала и твердые пальцы на своей шее; в горле застрял ком и она глубоко вздохнула. Вообразить боль оказалось нетрудно, но только не мужа, причиняющего ее. Нет, в карете не стоило бояться, да и не станет он марать кровью собственные руки. Для верности женщина огляделась, но здесь негде было спрятаться кому-то третьему. Убедившись, что ближайшие минуты не станут последними, Арелла решила докопаться до правды и спросила:

— Приедем, и что дальше? Объяснишь мне, зачем посылал деньги во Фратн?

— Ты сама дошла из Лаэрна во Фратн?

Лицо мужа отразило смесь удивления и тревоги. Он подался вперед, словно хотел обнять, но неведомая сила помешала этому.

— Сама, — процедила Арелла сквозь зубы, — умирая от страха, голодная и искусанная комарами. Я сама прошла через этот проклятый лес, сбила ноги в кровь, меня чуть не убили мужланы, носящие цвет твоего дома, поэтому отвечай, раздери тебя духи!

Он мог знать о Велоре и интересоваться им, поэтому женщина хотела отвлечь внимание и не стала усмирять гнев. Она вспомнила каждый гадкий корень, о который споткнулась, разодранные руки и удары воина у Таруэна. Видимо, это отразилось во взгляде, и муж торопливо заговорил:

— Я ничего не знал, Арель, разве я мог желать твоей смерти? Боги, мы столько лет прожили вместе.

— Тогда зачем ты посылал деньги во Фратн? Я была в доме Эвальта и видела бумаги!

— Гильем уверил меня, что все уладит, и ты откажешься от своего приданого.

Он опустил голову, кажется, даже покраснел. Не мудрено — это звучало глупо. Подпись секретаря брата подтверждала услышанное, но с чего Арелле отказываться от своей собственности?

— Вот как? А он не уточнил, почему? Может быть рассказал, как собирается добиться этого?

Вместо ответа супруг шумно вздохнул и отвернулся. Он сжался, как провинившийся ребенок — только Арелле и его матери позволялось видеть хмурого главу рода без маски. В такие моменты он напоминал юнца, неуверенного и до смешного эмоционального. Было забавно наблюдать, с каким восторгом этот крепкий мужчина рассматривал рисунки древних эльфов, их одежд и татуировок. Он показывал картинки всем вокруг, сравнивал с другими, что-то рассказывал… муж не мог так поступить с Ареллой, но почему он не смотрел на нее?

— Ты ведь все знал? — спросила она.

— Не знал, догадывался.

— Догадывался?! Боги… как ты мог?

Женщина думала, что подготовилась к такому ответу, но стало так же больно, как у обрыва, когда она скользила вниз, а спасительная веревка драла руки. Этот человек звал ее женой, оберегал и заботился, разве не был он к ней привязан? Почему не захотел решить все иначе? Арелла пыталась спросить, но горло сдавили рыдания, а глаза защипало от слез. Как, Боги, как?! Гильем ее не любил, муж тоже — она жила в обмане! Сколько, всегда?

— Как ты мог? — крикнула она, и на мгновение стало легче.

Супруг молчал, рассматривая стену. Он замер и не двигался, колеса стучали, люди горланили за окном — как же мерзко! Арелла ненавидела все вокруг, хотела сделать больно каждому. Она впилась ногтями в сиденье, желая разорвать человека напротив — да, это был просто человек, незнакомец, чужак.

— Как, ответь!

— А как я должен был поступить? Десять лет ты была главой моего рода, я поднял твои крепости из грязи, заселил их, они стали приносить доход. И вдруг ты решила забрать плоды моих трудов и уйти, не оставив мне даже наследника. Я должен был смириться?

— Наследника? — переспросила Арелла. — Это же ты сбегал от меня к книжкам, вместо того, чтобы сделать этого самого наследника!

Она кричала так, что заболело горло. Муж задел ее слишком глубоко, будто воткнул нож в сердце, крутил его, издевался!

— Я ведь тоже не любил тебя, — грустно сказал он, — к тому же, проводить ночи с тобой оказалось бесполезно.

— А что, если это ты бесполезен? Где твои бастарды? Думаешь, я не знаю про твоих девок?

Глаза застлали слезы, и мир превратился в смазанное пятно. Оно же расползлось в голове, разум помутился, осталась только боль, невыносимая, заставляющая жалеть о собственном существовании. Арелла знала, что дети не появились из-за нее. Она неполноценная, пропащая и умрет, ничего не оставив миру; мысли об этом рвали душу, нужно было выплеснуть их, чтобы не задохнуться:

— Сволочь, негодяй! И почему ты решил за Богов, достойна ли я жизни? Кто ты такой? Ненавижу!

«Проводить ночи с тобой оказалось бесполезно». Слова пульсировали в голове, как воспаленная рана. Они были хуже раны, потому что являлись правдой. Арелле стало тошно от самой себя, от Богов, сотворивших ее бесплодной и мужа, открывшего это. Вспомнился укоризненный взгляд свекрови, и женщину затрясло — она же не виновата и лишь хотела уйти из места, где все винили ее и издевались.

Арелла продолжала кричать, и с каждым оскорблением становилось легче. Боль исчезала вместе с силами, и скоро она ощутила себя невесомым лепестком. Дышать стало трудно, и воцарилось зловещее молчание. Муж так ничего и не сказал, и мирный стук колес действовал успокаивающе. Постепенно голову наполнили связные мысли, и Арелла заметила ручку на дверце: супруг вряд ли ждал подвоха, и стоило попробовать выпрыгнуть на улицу. Воины удивятся, когда леди Тафл вывалится на ходу из кареты, и у нее будет несколько мгновений, чтобы скрыться. Лелия не дура и быстро сообразит, что к чему. За нее Арелла не переживала, но план все равно казался невыполнимым. Что, если она покалечится и не сумеет убежать? Или сумеет, но ее поймают? Хотя, какая разница, исход будет одинаковым в любом случае. Нужно пытаться спастись, а не безропотно ждать.