Страница 2 из 29
Последний раз сторож вернулся из города трезвым и оттого особенно злым. Граф же в тот день вышел на широкое крыльцо особняка, под холодное ноябрьское солнце, и заметил странное: он почти не отбрасывал тени. Стволы обнажённых деревьев, ветви кустов, камни – существование всех этих предметов подтверждалось наличием синеватых заиндевелых теней, резко очерченных, только граф почему-то не вписывался в общую гармоничную картину. Он со страхом подумал о сути сей неожиданной перемены, и вдруг вспомнил, что уже Бог весть сколько времени не прикасался к воде и пище, хотя не испытывал от того решительно никаких неудобств. Он поглядел на фасад своего дома, на огромные тёмные окна, на осыпающийся кирпич щербатых стен и шёпотом сказал себе, что дальше так жить нельзя. А когда вернулся сторож, граф, встретив его на ступенях крыльца, твёрдо посмотрел ему в глаза и произнёс то, что хотел сказать уже давно, да как-то не придавал своему желанию значения: «Вы мне надоели, вы уволены». Сторож – хотя какой он был сторож, просто молодой бездельник – выругался и смахнул с графа шляпу. «Хам», - выговорил граф побелевшими губами и неожиданно для себя самого лёгкой узкой ладонью смазал пощёчину по наглой ухмыляющейся физиономии. От ответного удара он упал спиной на ступени, а что там было дальше, он не помнил.
Таким образом, содержание вчерашнего дня было восстановлено. И действительно: болело темя, и волосы на затылке отвратительно слиплись. Графа всё это нисколько не огорчило, наоборот, порадовало, ибо подтверждало, что всё-таки он не принадлежит к племени призраков: призраки не теряют сознания, ударившись головой о ступени.