Паж и Лилия

Генрих безотчетно несколько раз открыл и закрыл рот.

-Я жила в цыганском квартале, - бросила Роксана.

-Но нам необходима их помощь, - настойчиво повторил граф Де По, – сейчас Келюс умрет.

-О, мой бедный Келюс! Он умрет здесь от заражения.

-Поручи его мне, сударь, - ответила одна из египтянок, Генрих осмотрел ее открытые ноги и почти не прикрытую грудь, он зарделся, отведя взгляд.

-Я не могу доверять моего Келюса колдунам.

-Можете, если хотите спасти ему жизнь.

Король застонал в ужасе, и его возгласы слились с протяжными криками и завываниями изнутри Кладбища, будто там сейчас правда кого-то резали.

-Ну все, я пойду с этими вакханками, покуда мне глотку не перерезали, - басом огласил Шомберг.

Все остальные дружно поддержали барона.

Марикита, так звали ту египтянку, что могла лечить раны, повела господ с королевского двора в подземелье. Могилы Кладбища Невинных были переполнены. Последним весомым дополнением были тела гугенотов с Варфоломеевской Ночи, которых пачкам, едва завернув в саван, сбрасывали в общие могилы.

Подземные коридоры кладбища были выложены камнями и  костями истлевших покойников. Генрих и его свита не могли скрыть животного ужаса от этого места. Казалось, пустые глазницы из черепов взирали на путников, молча вопрошая о судьбе. И король решил, что он непременно направляется в последний путь. И что за его грехи он попал в Ад.

-Descensus facilis Averno est. – прокомментировал Шико, что значило примерно: дорога в Ад легка.

-Положите его здесь, - велела Марикита Шомбергу и Можирону.

Она уселась над казалось бездыханным телом Келюса и принялась раскачиваться в такт заунывной песни, которую подхватили ее подруги. Ее грудь почти обнажилась, но она не стеснялась этого, ее загорелые почти черные руки взметнулись над Келюсом. Генрих вскрикнул. А Марикита разорвала рубашку на теле графа Жака Де Леви Де Келюса. Из своей сумки она извлекла какие-то травы, смазала ими рану, а потом, пожевав листочек, наклонилась над Келюсом и с помощью своих губ раскрыла его губы, заставив проглотить траву.

-Она убьет его, отравит, околдует. Кровь Христова, зачем я на это пошел! – по щекам Генриха потекли крупные слезы.

-Не бойтесь, умоляю вас, государь, - Натаниэль обратил к королю сложенные как при молитве руки, - доверьтесь мне, и мы спасем вас.

-Дружочек! – воскликнул Генрих, - вам-то я верю.

-Тогда не опасайтесь за Келюса.

Генрих приложил дрожащую ладонь ко лбу, со всех сторон на него смотрели черепа, освещаемые единственным фонарем, принесенными цыганами.

-Что ж устроимся тут со всеми удобствами, пока не пропоет петух! – как можно бодрее воскликнул Шико. Он уселся на землю, расстелив свой плащ, приглашая Генриха сесть рядом. В месте, котором выбрал гасконец, основание стены, было выложено камнями, так что это позволяло облокотиться спиной, что и проделал Шико.

- Вот, что буду видеть я в своей могиле, – печально и мелодично сказал Натаниэль. Он держал короля за руку, чтобы тот не так боялся.

- Неужели вы ни капли не боитесь, граф? – с надеждой спросил Генрих.

- Я боюсь, я очень боюсь, – сказал Де По странным голосом, – я боюсь за нашего Келюса.

- Я тоже, - признался король.

Они замолчали, король любил Келюса, их так много связывало, и вообще Генрих был очень сердечным человеком, особенно заботливым казался король со своими друзьями, и пусть все порочили их отношения и, быть может, слухи о том, что миньоны делят с королем ложе, были не шуткой. Но при этом Генрих искренне любил их, как своих детей, иногда как друзей, иногда как любовников. Генрих был странным человеком и ещё более странным монархом. Он одновременно прослыл  распутником и мужеложником,  и ещё к тому же монахом и гугенотом. Его мрачные припадки с умерщвлением плоти и самоистязаниями сменялись пышными балами и оргиями. Никто не мог понять, как это может умещать в себе один человек. Как мог он быть  женственным, изнеженным и кокетливым, а также прославленным воином и хитрым политиком.  Генриха можно было уподобить одному спартанскому царю, которому сказали: « Ты такой же как и все. Ты ничем не отличаешься от других, кроме того что ты царь»

Тогда царь ответил: «Если бы я не отличался от других, то не был бы царем».

Таким был Генрих III, не такой как все, избранный и лишь избранные могли понять его суть.

Пока все сидели в мрачном молчании и ожидали, когда Келюсу станет лучше, Натаниэль и Генрих сидели прямо у изголовья Келюса и, видимо, читали молитвы.

- И все-таки вы не боитесь призраков и духов, нечистой силы, а, Де По? – спросил король, – ведь любого материального врага можно победить или хотя бы сразиться. А дух, неведомое и ужасное, не имеющее плоти. Только посмотрите на эти черепа, они злобно взирают, жаждут  нашей крови. Я чувствую их зловонное дыхание.

- Возьмите этот надушенный платок. Этот аромат мы хотели назвать в честь Келюса, - Де По вложил в руку короля сияющий белизной платок.

- Я не в прямом смысле,- пробормотал Генрих, заслоняя рот и нос платком.

- Ах, Де По, друг мой, - вдруг застонал Келюс.

- Келюс! – радостно вскрикнул Де По.

- Келюс, милый,  скажи, как ты себя чувствуешь.

- О! Ваше величество.

- Тише-тише, никто не должен слышать.

- О государь, если я умру, то для меня счастьем будет видеть ваши светлые очи.

- Мне Марикита сказала, что с ним все нормально. Кровотечение было сильное, летаргический сон,  – неожиданно вмешалась Роксана, не утруждая себя этикетом и банальной вежливостью.

- Келюс, Келюс, я так боялся за тебя. Мы с Де По прочли ад тобой акафист.