Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 97 из 101



Кинула последний взгляд на Ларьяну: сердитую, с насупленными бровями и упрямо выпяченным подбородком, и сердце сжало тоской от сознания, что спасти её от тлетворных негодяев не получится. Разве поверит она какой-то тёте, которую пару раз в жизни видела, когда мать спокойно пожинает плоды разбоя? Как бы не так. «Твои стандарты правильности им не близки – просто пойми и прими» - кольнул здравый смысл. Понять – легко; принять – трудно. Глаза наполнились слезами. Чего я никак не ожидала, это что девочка вдруг крепко меня обнимет!

- Вот, - достав что-то из за пазухи, она торопливо сунула мне в руку, не дав разглядеть предмет. Прошептала взволнованно, едва слышно: – На память!

- Что это? – испугалась я: а ну как последнее мне отдаёт?! – Нет-нет, тебе нужнее…

Попыталась было вернуть дар, вложив обратно в её ладошку, но Ларьяна так сверкнула на меня глазами, что я малодушно сунула подарок в карман.

- Попадёшь в беду – зови! – наказала она и, чмокнув меня в щёку, убежала к матери.

Пока я ошеломлённо пыталась сообразить что она имела в виду и как звать, если мы друг от друга за тридевять земель будем – интернета-то тут нет, разбойничья банда тронулась в путь. Я смотрела как они сворачивает на левую дорогу и рысью удаляются, подняв клубы пыли. Уже пыль осела, а я всё стояла, как прикованная, не веря, что и вправду свободна. Однако лесная тишина, щебетанье птиц и цоканье белки, постепенно наполнили сознание покоем.

- Свобода! – мой радостный крик порвал тишину. Птицы испуганно стихли. – Поверить не могу!

«Легко отделалась» - не слишком дружелюбно осадил мозг и переключился на сугубо материальные и практические дела, побудив меня достать подаренный кошель и сунуть в него любопытный нос. Что сказать? Любопытный нос аж задёргался от восторга, когда учуял выгоду! Золотые монеты – вот что лежало в синем бархатном мешочке!

Как и всякого нувориша, меня скрутила до боли яркая радость: «Я богачка!» Свалившееся богатство отбило все мозги: поначалу я только и способна была, что визжать и прыгать по траве. Должно быть, мои визги переполошили совесть, выдрав из спячки, в которую я всегда с готовностью её погружала. И очень жаль: потому что она тоже принялась повизгивать, только не в тон. Если я выражала свои чувства в мажорной тональности, то ей ближе оказалась минорная.

- О, не-ет! – протянула я, едва уловила общий смысл её бормотаний: нечестным путём добытые деньги, полученные от бесчестных людей.

«Разве это не грех?» - с ужасом вопрошала она, в жутких подробностях проецируя на экран мысленного зрения кровавый хоррор о том, каким образом достались эти золотые монетки. «А мешочек? Кому он принадлежал до тебя? - хрипло додавливала бессовестная свою жертву, то есть меня. – Эта вещь принадлежала женщине, причём богатой, родовитой – смотри какая вышивка! Представь что с ней сделали эти изверги?! И ты возьмёшь эту замаранную кровью вещь себе?! Примешь в дар от убийц??»

Мои нервы не выдержали: конвульсивным движением я отбросила от себя злополучный мешок – словно стряхивала гадкое, ядовитое насекомое!

- Нет-нет! – капитулировала я, с отвращением глядя на рассыпавшееся золото. – Нет, нет и ещё раз нет! Я не стану пособницей, приняв эти деньги!





Вспомнила про вещицу, которую мне сунула Ларьяна. На эмоциях хотела выбросить и её, не глядя, да опомнилась: ведь ребёнок подарил, да ещё на память. «Взяла у мамаши, небось!» - злобно прошипел голос во мне. «Да ты хоть глянь что это! - возмущённо воспротивился здравый смысл. – Может, девчонка фигурку из дерева вырезала – а ты сразу «выбросить»?!» Размотала платок с монограммой, в который был завёрнут предмет, развернула… Брови полезли на лоб.

- Фигурка из дерева, ага!

Я потрясённо рассматривала маленькое ручное зеркальце. Чувство прекрасного пело и наслаждалось: «Какая тонкая работа, какое изящество!»

- Красиво, - подтвердила я вслух, хотя это куцее слово совершенно не отражало впечатлений. – Прямо предмет искусства!

Перевернула – с обратной стороны красовались заглавные ЛМ, обведённые овальной рамочкой из цветов и растительного орнамента. Я аж засмотрелась, чувствуя, как во мне оживает художница: в школе я любила рисовать на полях всякие цветочки-ягодки… «Оно ведь тоже… того, как и золото» - напомнила совесть. Я насупилась:

- Что же, мне теперь вообще в руки ничего не брать?! Так и помереть недолго!

«Когда берёшь деньги, ты понятия не имеешь кому они принадлежали до тебя и через чьи руки прошли, – подключился разум. – А если всего шугаться, тут и до психушки недалеко» Почувствовав надёжную поддержку здравого смысла, я повеселела: очень уж не хотелось с зеркальцем расставаться!

- Нет, я не нарцисс, но ведь неряхой нехорошо ходить. А так хоть волосы смогу пригладить, - искала я доводы в пользу того, чтобы оставить подарок себе. – И потом, это ведь ребёнок подарил. Безгрешный! То есть как бы…

«Грешница! – возопила совесть. – Ты просто ищешь предлог! Кукую тебе причёску делать – конский хвост?! Да ты без зеркала прекрасно обходилась и теперь обойдёшься!» Я ощетинилась.

- Не твоё дело! Как захочу, так и решу, а ты мне не указ! Подумаешь, грешница, ха. Да сейчас все грешники – другие б даже не колебались, а я ещё с тобой разговариваю.

«Оно напоминает тебе зеркало венецианское – вот ты и не хочешь с ним расстаться! – раскусила меня совесть. - Дура! С князем давно покончено, – злобно упрекнула она. Я подавлено молчала: сказать в своё оправдание было нечего. Зеркальце Ларьяны и впрямь напомнило о подарке князя. Не один в один, конечно, но рамка похожа, будто от одного мастера вышли. И да, почему-то хотелось сохранить его, будто это могло переписать прошлое. «Не видать тебе больше князя. Забудь о нём» - тянул противный голос внутри. Терпение лопнуло.