Страница 68 из 101
- Невелика беда! – хмыкнула я. – Всегда перепродать можно.
Настенька поджала губы. «Не любит, когда перебивают», - вспомнила я.
- Прошу прощения.
Она величественно кивнула и продолжила:
- Продавать будет некому: если сапоги хозяина не признают, сгорит он заживо.
- Что?! – возопила я, отшатываясь от няньки, как от привидения.
- Можешь их в тереме оставить. Тебя никто не неволит, - сделав равнодушную мину, ответила женщина. Но я-то видела, что равнодушием там и не пахло!
- Твой-то интерес в чём? – проскрипела я: голос сел.
- Тебе помочь хочу, - устало вздохнула Настенька.
"Так я и поверила! - так же устало подумала я. - Когда ты обо мне заботилась, а не о своих интересах?"
- А если по-честному?
Главная мамка пристально воззрилась на меня. Было совершенно непонятно о чём она думает: проникнуть сквозь каменное выражение и понять что скрывается под ним не удаввалось, как я ни пыталась. Некоторое время мы играли в "кто кого пересмотрит". Я уступила. Правды мне не скажут, а тратить время впустую... Зачем?
- Спасибо тебе огромное, - притворилась я, что поверила. - Жаль, что пробовать я их не решусь - не хочу сгореть из-за каких-то дурацких сапог!
"Впрочем, продать их никто не запрещает" - довольно усмехнулась я про себя, решив так и поступить. Деньги мне совсем не лишними будут. Наверное, улыбка отобразилась и на лице, так как Настенька вдруг огорошила меня:
- Продать не пытайся.
- Почему? - воскликнула я.
- Запрещено царским указом Скороходовы сапоги иметь кому-то кроме царских прислужников.
Я насупилась.
- Должен же здесь быть чёрный рынок... - забывшись, пробормотала это вслух.
- Лучше поверь моему совету, - укоризненно покачала мамка головой. - Продашь не тому человеку - он может тебя загубить, лишь бы до царя не дошло.
- Теперь понятно, почему сапожки мне отдают, - криво усмехнулась я. - Несмотря на то, что дорогущие, как...
- Полцарства, - многозначительно кивнула Настенька.
"Оставить себе - или не связываться?" - боролись во мне противоречивые силы, пока я рассматривала "обновку", держа в каждой руке по сапогу. "Проблем себе на голову ищешь? Брось их!" - вопил разум. "Возьми, возьми!" - нашёптывало... уж не знаю что. Мне хотелось верить, что это глас благоразумия - а никак деньги понадобятся?
- А, была - не была! - махнула я рукой. - Дарёному коню в зубы не смотрят. Беру!
И уж от чистого - а может, и не слишком, чистого, но уж какое есть - сердца поклонилась Настеньке.
- Спасибо!
- В добрый путь, Еленушка, - разулыбалась главная мамка. Меня кольнуло смутное подозрение: не улыбаются так радостно, будто ношу с плеч скинули, когда дарят аналог полцарства! Я уж было решила послушаться разума и отказаться от сомнительного дара, но меня окружили, подхватили под ручки и потянули во двор.
Там мне предложили любого скакуна на выбор – из предварительно отобранных на конюшне по принципу «поплоше». Три коня не слишком бодро цокали копытами по вымощенным плитам двора. Один: рыжий, с вечно косящим в бок одним глазом и насмешливым ржанием, любил устраивать своим седокам подлянки: кусаться, лягаться и резко останавливаться где ни попадя. Сколько раз бранил его конюх – не пересчитать. Вот и сейчас, пока я в сомнении гадала справлюсь с этой животиной или нет, Рыжик подскочил ко мне бочком, взвился на дыбы и нагло заржал в лицо.
«Не справлюсь» - сделала я вывод и отодвинулась от него подальше, к Настеньке под бок – главную мамку Рыжик избегал задирать, потому что с ним она не церемонилась – как опустит кулак на круп, небось, мало не покажется! Впрочем, об этих руках и мне было что порассказать – только ни к чему сейчас дурное припоминать. Что было, то прошло.
Определившись насчёт рыжего забияки – вот уж кому ни за что не доверю свою бесценную персону! - я задумчиво перевела взгляд на второго коняшку. Этот был мощный, высокий, грязно-серого, почти бурого окраса. Глазами по сторонам не зыркал, стоял смирно. Казалось бы – надёжный, спокойный коняга: такой куда хочешь довезёт. Ан нет: местными он почитался дурной лошадью: всадники его сменялись один за другим, и всё с ними разные неприятности приключались: кто на кабана натыкался, кто ногу ломал, кто… В-общем, всякое бывало. И вроде лошадь ни при чём, а считали, что в Сером дело.
Я б не поверила сплетням и взяла коня, не посмотрев на предубеждения окружающих, да только не лежала к нему душа. На доверяла я ему – инстинктивно. Эта громадина мне даже больше Рыжика не нравилась. Мысленно отказавшись от Серого, я окинула жалостливым взглядом третьего кандидата. Невысокая кобылка, не слишком горячая и не замеченная в дурном нраве, она бы мне прекрасно подошла, но вот жалость: недавно лошадка повредила ногу и теперь прихрамывала.
Соображения личной выгоды не устояли перед мощным приливом любви к животным. Ради блага лошадки, я решила отказаться от неё. Стоило представить как бедняжка тащит меня по пыльной дороге в любую погоду, как в горле встал ком. «А уж если с лошадью что-нибудь приключится – совесть меня со свету сживёт, живьём сглодает, - реалистично оценила я перспективы подобного путешествия вдвоём. - Нет, я лучше пешком буду ходить!»
Ведомая этими соображениями, от лошадей я отказалась. Мамки пожали плечами – мол, и дурная лошадь лучше, чем ничего. Конюх досадливо сморщился: видать, надеялся, что отделается от Рыжика или Серого. «Мне моя жизнь дорога!» - холодно вздёрнула я брови в ответ на его сердитый взгляд.
Тут прибежала Марфушка, таща объёмный мешок.
- Это тебе, - сунула она мне в руку свою поклажу, и я немедленно согнулась под её тяжестью. – Припасы в дорожку!