Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 41 из 101

- Милости просим!

Князь учтиво их поприветствовал, и мы всей гурьбой ввалились в терем. Конечно, на самом деле, никакого особого столпотворения не было: но я была в таком волнении, что у меня разыгралась небольшая клаустрофобия. Мне казалось, что все жмутся ко мне, что они слишком близко… Терем воспринимался темницей, из которого мне никогда не выбраться – если и получится выйти из этого, то только для того, чтобы перекочевать в другой. В результате, грудь сдавило, мне стало тяжело дышать, и я чуть не упала в обморок. Но бдительный князь поймал моё тщедушное тело, усадил у услужливо распахнутого мамками окна – и дурнота постепенно прошла.

- Лучше ль тебе, Еленушка? – заботливо спросила Настенька, подсовывая в руку чарку с освежающим напитком – если верить её словам. Я, кто бы сомневался, не поверила. Но глоток сделала – притворилась. И должным образом сглотнула слюну – будто проглотила жидкость.

- Лучше, Настенька! Спасибо, – потупилась я.

В памяти тут же ожила сцена со злополучным «оздоровительным отваром», которым меня пытались напоить и который послужил причиной моего бегства. Из-под ресниц я бегло бросила взгляд на главную няньку и по её посуровевшему лицу поняла, что подобные мысли посетили не меня одну.

Впрочем, стоило Настеньке поймать мой взгляд, как её лицо мигом приняло на редкость добродушное выражение.

- Пожалуйте, гости дорогие! – пропела она.

Я насторожилась. Эта женщина зря своё гостеприимство не разбрасывает: за её добротой всегда стоят какие-нибудь коварные планы. «Если она решила сделать вид, будто ничего не было, значит…» - додумать мне не дали. Окружив нас с князем, мамки многозначительными взглядами на Михаила вынудили меня представить им бывшего медведя. Что я и сделала – в других выражениях, разумеется. На меня тут же обрушился шквал вопросов. Пришлось рассказать историю нашего знакомства с самого начала.





С особенным чувством я описала мамкам как вкусно Мишутка готовит. Не пожалела красочных сравнений и пылких комплиментов. И порадовалась, когда мамки ревниво нахмурились: «А вот будете знать, как морить меня голодом!» Особенно сердито на меня зыркала Марфушка, но в её сторону я старалась не глядеть: сорвётся ещё… Плакали тогда мои волосёнки. Однако хвалебную песнь кулинарному таланту Мишутки довела до конца – благодаря князю. Точнее, силе, которая шла от него и окутывала меня тёплым облаком. Стоя рядом с ним я чувствовала себя под защитой – и осмелела.

В середине оды князь внезапно положил руку мне на талию. Я поперхнулась и недоуменно взглянула на него. Он посмотрел на меня – и улыбнулся. Я закашлялась и решила поднять вопрос личного пространства и его границ позже – когда Марфушка уйдёт на кухню. Поэтому я сделала вид, что так и быть должно, и продолжила описание своих впечатлений от кулебяки.

Мишутка, непривычный к подобному вниманию со стороны прекрасного пола, стушевался. Глядел лишь на свои сапоги, которыми его снабдили дружинники из запасных вещей, по временам бросая на меня умоляющие взгляды. А я… Неужели можно лишить королевича заслуженного момента славы?! Да никогда! «Пусть учится ценить по достоинству свои способности, - подумала я, встретив очередной взгляд, полный упрёка и мольбы. – Привыкай к людям, дружок! Сам себя не похвалишь – никто не похвалит. Это я тебе ещё одолжение по дружбе делаю.»

Через десять минут результат моих излияний был налицо: мамки чуть ли не с благоговением смотрели на королевича. А ведь сначала едва удостоили его взглядами. Что с него возьмёшь? Молодой, одеждой не блещет. Пригожий, да что толку? Был бы богатый, а так… Их взгляды были предельно откровенны, а мнение очевидно – мне, но не королевичу. Похоже, он даже не заметил как менялись их лица с каждым произнесённым мной словом: «Королевич, его батюшка-отец – король дальнего королевства, а сам - отменный кулинар, смелый, как… медведь. В общем, золотая душа.»

Золотая душа оказалась не из обычного золота, а из розового. И ужасно обрадовалась, когда мамки окутали её вниманием. Безразличие в глазах женщин сменилось цепкостью; равнодушие – слащавостью. Ещё бы: королевичи на дороге не валяются! Каждый ценен. «И зачем говорила? - вздохнула я. – Пусть бы смотрели на него как на камень, не видя самородка внутри.» И тут же возразила сама себе: «А нечего моих друзей с грязью смешивать!»

Побуждаемая совестью, я пыталась шёпотом остеречь королевича от чрезмерного сближения с кем-либо из терема - кроме меня, разумеется, - но он не внял: только вытаращил на меня голубые глаза и пожал плечами. Мол, как можно, когда вокруг – люди добрые? Наивный! Думает, раз няньки сверкают белыми и не очень зубами, значит, теперь они друзья сердечные? Как бы не так! Небось, лелеют надежду выдать меня за него – или нечто подобное. Хотя кто в их мыслях разберётся?

Попытка просветить Мишутку – как имена прилипчивы! – насчёт их замыслов не удалась. Мало того, что меня оттеснили от королевича и пришлось пустить в ход локти, так ещё и когда я склонилась к уху королевича, князь ловко подхватил меня под локоток и потянул за собой. Я, конечно, воспротивилась такому самоуправству: застыла на месте, как упрямая собачка, воюющая с хозяином за право выбора в какую сторону пойти. Князь оказался сильней; почти на руках донёс до лавки и усадил во главе стола, не слушая возражений. А сам уселся слева от меня. «Со стороны сердца» - пронеслось в голове. Я досадливо фыркнула – придёт же в голову такая чушь.