Страница 35 из 101
- Вот вы прекрасных и оберегайте – хоть Елен, хоть Василис, хоть… Кто у вас там следующий в списке невест? А я не Елена, и отродясь ей не была.
Да-да - как у царевен были списки жаждущих добиться их прекрасных рук и сердец, так и у будущих мужей – их потенциальных невест.
- Ничего, с одной прекрасной обломилось – вторая авось посговорчивей окажется, - утешила я князя. - Вы на неё только очи ваши горящие нацельте, да смотрите попристальней. Тогда она точно не устоит! – саркастично дала я совет бывшему женишку.
От моей дерзости переводчик опешил; бросил искоса взгляд на князя – и так и застыл с открытым ртом, не решаясь вымолвить ни слова. Похоже, его помощь и не требовалась: каким-то непостижимым образом князь догадался что я сказала. Его глаза вспыхнули так, что я испугалась: «Убьёт ведь!» Почувствовав мой страх, медведь, который до этого стоял смирно, вдруг зарычал и качнулся к князю.
- Мишутка! – предостерегающе вскрикнула я.
Со стороны дружины князя раздались крики; до этого воины молча наблюдали, как мы с князем перебрасываемся словами – как зрители за двумя командами в матче по волейболу. Понятно, за кого они болели. Но, узрев опасность для их вожака, они вздёрнули луки и вскинули копья.
- Не-ет! – завизжала я, в полной панике. Дёрнулась к медведю – но не успела.
Мимо стрелой пронеслось копьё и вонзилось в плечо медведя.
- Мишутка! – заплакала я.
Зычный голос князя перекрыл даже рёв раненного зверя – видимо, он приказал не стрелять, потому что больше ни единой стрелы или копья не полетело в нашу сторону. Встав на задние лапы, медведь разъярённо ревел, словно бросая вызов людям. Я хотела обнять его, но побоялась – слишком грозно он выглядел. Внезапно пугающий рёв оборвался, сменившись тонким, едва слышным поскуливанием. Медведь повалился набок.
- Мишутка! – сердце пронзила острая жалость.
- Назад, отойди от него немедленно, Прекрасная… дура! – рявкнул князь, молниеносно выхватив меч из ножен. Ярость неожиданно взыграла во мне со страшной силой.
- Сам дурак! – взвилась я. – Ты, убийца!
Я бросилась к Мишутке, но князь одним прыжком оказался рядом, навис горой. И без того тёмные глаза совершенно почернели и впились в меня с таким невыразимым бешенством, что я отпрянула. Точнее попыталась. Попытка не удалась: запнувшись за корень дерева, торчавший из земли, я полетела на спину, но не упала – князь подхватил меня на лету и дёрнул на себя, процедив сквозь стиснутые зубы что-то по-итальянски. Ругательство, без сомнения. И столько было в его голосе безнадёжности и злости на мою дурость, что я чуть снова не расплакалась, на этот раз от обиды. Но жалобные поскуливания королевича напомнили о том, что ему ещё больней, чем мне. Я рванулась к Мишутке – тщетно: князь оттащил меня в сторону – подальше от медведя.
- Садист! Помоги же ему! – взвыла я и замолотила кулаками по груди князя. Он даже не поморщился, лишь крепче прижал к себе. Наглец удерживал меня только одной рукой, но его объятия были стальными. Я и не знала, что он такой сильный. Впрочем, за той птицей и плащом фигуру было не разглядеть…
- Кому? Медведю?! – неподдельно изумился князь.
- Да! Ему! – очнулась я от ненужных мыслей. И, видя, что князь не двигается с места, взвизгнула: - Двигайся же, растяпа!
Зря я не сдержалась – ух, как недобро сузились чёрные очи.
- Помогу, – с угрозой произнёс князь. Стиснув в руке меч, который он так и не выпустил из рук – аж костяшки побелели, он сделал шаг к королевичу. Я немедленно вцепилась князя обеими руками и, повиснув на нём, запричитала:
- Да не так же, не так! Не упокоить, а вылечить!
- Чудовище вылечить?! – в изумлении обернулся он. – Чтоб оно людей безвинных губило? Ты об этом меня просишь?! – закричал князь.
Я всхлипнула: что же он понять меня никак не хочет?
- Мишутка - не чудовище, – вырвалось у меня. – Он мой друг!
Я твёрдо встретила взгляд мужчины. Не знаю, что ещё хотел мне бросить в запале гнева, но, услышав мои слова, осёкся. Посерьёзнев, князь принялся вглядываться в моё лицо так, будто впервые видел.
- Не знаю, чем он тебя приворожил, как околдовал… - негромко и как-то устало вымолвил он, наконец, пристально изучив моё лицо вдоль и поперёк. Я не сопротивлялась, чувствуя, что в эти мгновения решается судьба Мишутки. – Только он чудовище, и другом никому быть не может. Нет на то моей воли – оставить ему жизнь.
И так решительно он это произнёс, что я вмиг поняла: «Всё, королевич, пришёл твой последний час!» Вскрикнув, я запрыгнула на князя, уже развернувшегося, чтобы идти добивать бедного королевича.
- Да нет же, нет! Он тоже человек, как ты и я!
Легко скинув меня со спины, князь сильно сжал мои плечи и хорошенько встряхнул.
- Совсем ума лишилась? Зверь он лютый! Счастье, что в живых тебя оставил!
- Это ты зверь! – зашлась я в истерике. - Подлец! Не позволю погубить мальчишку! – размахнувшись, я влепила князю пощечину. – Отпусти меня!
Когда я, сгорая от беспомощности, тревоги за Мишутку и гнева, выпалила про мальчишку, дружина, молча наблюдавшая за нашей перепалкой, пришла к выводу, что я тю-тю; сошла Еленушка с ума. А уж когда руку посмела поднять на их предводителя – и вовсе зашлась от возмущения. Пусть рука была женская, слабая – самого факта подобного тяжкого оскорбления было довольно, чтобы нашлись желающие подарить нам с медведем одну судьбу на двоих – удар мечом, и дело с концом. «Пожалеть» обоих, так сказать. Но князь единым словом заставил всех умолкнуть