Страница 31 из 55
— Остатки душ, — пояснил Лопоухий. — Тех, что Неукротимый перемолол. Не спи, материальный!
Андрей быстро пересек мост, дымящиеся ассасины шли следом. Вскоре путники очутились на перекрестке, где сходились несколько коридоров и лестниц. Вверх тянулись арки и колонны, они переплетались, врастая одна в другую. То тут, то там свисали ржавые ободья люстр на цепях, огарки свечей мерцали зеленоватым блеском, хотя пламени не было. Пространство Грёзамка двигалось, оставаясь в одних и тех же пределах, беспрерывно то сжималось, то раздувалось, внутри него что-то побулькивало, похлюпывало, шевелились смутные тени, иногда в невообразимой вышине за арками и колоннами, напоминающими клубок разновеликих змей, проносились стремительные силуэты, а еще что-то исполинское и темное, будто великанское Оно, подрагивало, тяжело ворочалось впереди...
— То сны Неукротимого Мамелюка, — прошептал Лопоухий, показывая вверх, где как раз один силуэт, побольше, нагнал другой силуэт, поменьше, и, раззявив хищную пасть, заглотнул беднягу целиком, после чего, облизавшись раздвоенным языком, унесся в неразличимую даль. — Чую, братья, он близок! Отмщение! — У него в груди образовалась неплотность, материя вымывалась с каждым шагом. — Быстрее, материалистический!
Андрей прибавил ходу. Прошел в какую-то арку и стал подниматься по кривым ступенькам, которые так и норовили вывернуться из-под ног. Ассасины скользили над полом, как тени. Большое и темное впереди приближалось - хотя Андрей не видел его, но ощущал, что Оно уже близко.
После очередного поворота он сначала остановился, а после начал пятиться. Проход здесь заканчивался, они достигли самого верха, кругом были только столбы, что поддерживали уходящий куда-то совсем уж в невообразимую высь черный свод. Под ногами дрожали и переливались глыбы, вниз, образуя глубокий колодец, кругами тянулись мириады лестниц и арок. Это был тупик.
Ассасины заголосили:
— Вот он, вот он, величайший враг! Смерть, смерть ему! Разжижение в ужасе бессознательного!
На другой стороне виднелся зал, посреди которого лежала огромная жирная туша. Поначалу Андрей принял ее за поваленную набок статую Будды из какого-нибудь индийского храма: голый живот, набедренная повязка и бессмысленная улыбка... Вот только эта улыбка была злой. Дыхание, что вырывалось из ноздрей, не таяло, а вливалось в окружающее пространство, уплотняя его, создавая и поддерживая все эти стены, своды, арки и переходы.
Заметив гостей, туша повернулась. И тут же закачался, зашевелился весь замок. Андрей вновь попятился, но ассасины стали толкать его вперед.
— Да я же летать не умею! — закричал он.
— Пыхнем дружно, братья! — воскликнул Лопоухий, первым затягиваясь так глубоко, будто решил наполнить себя дымом до самых пяток. Ассасины последовали его примеру: надуваясь дымом, они уплотнились, приобрели большую материальность, даже почти перестали куриться, плавиться. Старший присел на корточки и медленно выдохнул, остальные сделали то же самое. От ног Андрея на другую сторону колодца протянулась мглистая извилистая дорожка.
— Шагай, тело!
Андрей поставил ногу на колышущийся мост. Тот немного прогнулся, но сразу же упруго выпрямился. Спутники что-то взволнованно бормотали позади, подталкивали его. Андрей пересек пропасть, пошатываясь от ощущения необъятной глубины под собой.
Все это время Неукротимый Мамелюк медленно надувался, становясь все больше. И как только ассасины, держа перед собой раскуренные трубки, вслед за Андреем пересекли мост, Бейбарс выдохнул на них.
Двоих унесло прочь. Оглянувшийся Андрей различил, как они летят, на ходу истончаясь и, не долетев до конца моста, исчезают. Лопоухий крикнул:
— Растворим архетип! По Неукротимому залпом пли!
Ассасины глубоко затянулись и разом выдохнули облако едкого черного дыма. Обволакивая Мамелюка, дым превращался в пену ночи, пузырился и пенился. Там, где капли ее падали вниз, пол шипел, пропадая под быстро разрастающейся субстанцией. Неукротимый задышал тяжело, с присвистом. Пена ночи поглощала его. Он заворочался, попытался поднять свою жирную тушу, но та вросла в пол, и Мамелюк завалился на бок, прямо в лужу пены.
— Бежим! — крикнул предводитель. Зал, где лежал враг, растворялся. Распухшая, изъеденная рыхлой плесенью сущность Грёзамка ходила ходуном в ритме, повторяющем содрогания брюха Бейбарса. Ассасины рванули мимо исчезающей туши и стали выпрыгивать в окно. Андрей кинулся за ними. Сзади до него донесся полный неизбывной грусти, дымный темный голос, еле слышно пропевший:
— Ах мой милый Айюбид, все прошло, прошло, прошло...
Голос стих. Андрей покатился по неровной стене, ощущая, как она тает под ним, растворяется — и уже почти не противостоит весу тела, будто он летит по наклонной стене воды, готовой в любое мгновение прорваться и втянуть его внутрь, в клокочущие мрачные глубины...
— В седло, братья! — Лопоухий вцепился в руль. Андрей вскочил на велокрота, а сверху уже сыпались оставшиеся ассасины. Заскрипели педали, цепь натянулась, и агрегат, послав перед собой конус темного света, отвалил от исчезающего замка.
— Прикрыть очи!
Андрей зажмурился. Судя по открывающимся под веками просторам, летели они с приличной скоростью, но движение воздуха не ощущалось - пока в лицо не пахнуло соленой морской свежестью.
Не выдержав, он посмотрел. Бессознательное исчезло, велокрот мчался над штормовым океаном, едва не задевая пенные гребни. Вверху тучи неслись отовсюду к одному месту, собираясь диковинным узором, в центре которого висел знакомый серебристый шар. И сотни таких же слетались сюда со всех сторон.
***
Валерке казалось, что южный и северный, западный и восточный — все ветра мира дуют одновременно. Две пары клокочущих облачных потоков сходились к корзине, огибали ее и неслись вверх, вдоль оболочки шара, а выше, много выше, расходились. Тучи, растянувшись узкими полосами, мчались к центру, скрытому от взгляда надутой тканью, образуя лохматые листья или лепестки...