Страница 28 из 55
— Ни с места, облезлый! Вот еще что: перед тем как с крестоносцами сразиться, должно нам Неукротимого Мамалюка попрать. Или вы забыли, юродивые, как раб белый сей с полчищами своими погаными на нашу Гору влез и Замок Старца занял на веки вечные? — Ассасины поддержали слова предводителя недружным ревом. — А этого мы к делу пристегнем. Сажай его за мной, сажай, я сказал! — он вскочил в седло.
— Тока это, Хасан... — нерешительно произнес Кривоглазый и запнулся, громко икнув. Он резкого движения левый глаз его вытянулся каплей и упал с подбородка. Ассасин зашарил по груди, низко наклонив голову и щуря оставшееся око, забормотал под нос: — Времечка-то не осталось, Хасан, гроза совсем близко...
— Подбери зыркало! — рявкнул предводитель. Почесав за ухом, отчего оно оттопырилось сильнее, ассасин добавил: — Времечка маловато, это да... Но попустить ведь нельзя?
— Нельзя! — Усач отмахнулся от стрекозы, попытавшейся сесть ему на нос.
— Значит, не попустим, — Хасан полез за пазуху и вытащил мешочек. — Скумекал я, как дело решить. Сейчас наддадим так, чтоб небо сверзилось на землю! А под шумок ужо свое и провернем...
— Клубоданище? — деловито осведомился Волосатый, извлекая трубку. — Вдыхать будем, дымить, заполнять эфир противоречивыми ассоциациями? А токмо никакого с него хронологического эффекту нету. Зря потратим минуточки, брат!
Предводитель рассыпал в подставленные чашечки трубок серебристый порошок.
— Нам не эффект нужон, а Замок из мути небытия выявить. Теперь, братья, добавьте-ка черного, — велел он, зачерпывая пену с земли.
— Ты че, брат? Мы ж загнемся! — от удивления перекошенное лицо Кривоглазого вытянулось и в результате стало почти нормальным.
Предводитель топнул на ассасинов, и те нехотя добавили в трубки черной массы. Раскурили, затянулись... Андрей сжался.
Впрочем, с минуту ничего особенного не происходило. Ассасины курили, усевшись по-турецки рядом с велокротом, выпускали полосатые сизо-белые струи и провожали их сосредоточенными взглядами. Крот подрагивал, вдыхая дым, беспокойно покачивался с боку на бок, шевелил маленькими ушами и шмыгал носом, поскрипывая провисшей цепью. Кругом было тихо, только еле слышно шелестела, заполняя пространство, пена ночи.
— Что-то я, братья... — промямлил Усатый. — Что-то я как-то странно себя чувствую...
— Ага... — согласился Волосатый, выпуская дым тонкими короткими змейками, которые, извиваясь и шипя на друг друга, быстро уползали наискось вниз и исчезали в земле. — Мнится мне, что в голове моей — черный пух, хлопья ненасытного мрака...
Кривоглазый, задумчиво нахмурившись и скосив правый глаз вверх, так что зрачок почти исчез под бровью, в то время как левый на щеке быстро вращался, подтвердил:
— И я, и я... уж таким эзотеричным себя ощущаю, братья...
— Как же, эзотеричным... сакральным до умопомрачения — тайным центром мироздания чувствую себя я.
— Оккультным... — не согласился Волосатый, начиная покачиваться влево-вправо. — Я — Пуп Земли.
— Что там - оккультным... я чувствую себя трансцендентальным, как маятник Фуко...
— Маятник — тьху, плевое дело. Я ощущая себя печатью соломоновой...
— Ха, печать! — фыркнул предводитель. — Тоже мне, гурджиевы дети... Я же — что твоя Великая Энеограмма!
Остальные уважительно примолкли. Андрей, сидевший, свесив ноги, на спине велокрота, опасливо наблюдал за ассасинами. Теперь все они покачивались, прижмурив глаза, одновременно двигая левыми руками, в которых были зажаты трубки, — вставляли мундштуки в губы, затягивались и выдыхали...
— Поднимите мне веки! — взревел вдруг Лопоухий, вскакивая. — А, не, не надо, и так вижу!
Андрей, вздрогнув, чуть не сверзился с велокрота. Глянул в том направлении, куда показывал предводитель. Выдыхаемый ассасинами дым сгустился непроницаемым для взгляда темным облаком, окутавшим поляну, и теперь в пелене что-то заволновалось, проступили очертания постройки или, быть может, не постройки — но чего-то огромного...
— Ходу, ходу туда, пока оно взад не рассосалось! — заорал Лопоухий. — А то потом ищи-свищи по коллективному — ходу, говорю!
Все залезли на велокрота. Двое встали на полозья, держась за плечи седоков. Предводитель гикнул, со скрипом завращались педали, агрегат затарахтел, закачался — и полетел.
— Жмурься, терпила! — крикнул кто-то из ассасинов. — Зениц не соберешь!
С тихим шелестом они въехали в черную пенную стену. Андрей успел закрыть глаза, и под веками вместе с разноцветными кругами замелькали расплывчатые, подернутые мглой картинки. Вдруг он понял, что это части пейзажей, похожие на элементы пазла, беспорядочно кружащиеся: иногда они складывались во что-то узнаваемое, и тогда мимо проносилась то пара елок, то поверхность земли, то склон оврага, — а иногда распадались нелепым калейдоскопом, перемещались, отодвигаясь вдаль или приближаясь вплотную к глазным яблокам.
— Смежить веки крепче! — велел предводитель.
Они неслись сквозь пространство, скрипя и тарахтя. Андрей ощущал, что несколько раз на крота прыгали новые пассажиры: за плечи цеплялись руки, агрегат слегка проседал и снова выравнивался.
Затем то ли голова закружилась, то ли все вокруг... Пузырьки выросли, каждый стал похож на воздушный шар Лито Брежии, только черный, будто отмерший ноготь. Ассасины летели между ними, пропарывая тонкие стенки, но внутри оказывались новые шары, они величаво выплывали из разрывов, занимая место собратьев. Осколки пейзажа исчезли, перед глазами осталась колышущаяся тьма.