Страница 79 из 90
– Почему это ты так уверен, что он мертв? Да потому, что ты убивал его, – отчеканил Хотен. По подвалу пронесся ропот. Сыщик боялся поверить, что вот-вот победит.
– Ложь! Последняя прачка внизу, и та знает, что стражник был убит! В Стерегоме новости разносятся ветром, тебе ли о том не знать, захожий немчик Карлус, бывший мой приятель?
– Когда мы вот с баном Марко, – тут Хотен оглянулся на Марко, и тот кивнул головой, – нашли стражника, он был без сознания. Однако он очнулся и назвал твое имя, имя убийцы, Борислейф.
– Нет.
На сей раз убийца побелел, как мел. Король присмотрелся к нему, хмыкнул, выпятил губу и многозначительно кивнул своему сенешалку. Палач, не получив никакого внятного приказа, руками в толстых суконных перчатках взял из жаровни клещи.
Тут убийца сделал движение связанной правой рукой, будто хотел её поднять. Из-под шапки черных волос его побежали струйки пота, а лицо приняло естественный цвет. Хотену показалось, что печатник вздохнул облегченно, когда произнес:
– Ладно, эти убийства… Сколько там их – три? А всего – шесть или семь? Я признаюсь в них. На войнах под знаменем милостивого короля я убил и куда больше народу. Готов понести наказания от Бога и от людей, во власти которых оказался мой несчастный народ.
– Ты обвиняешься также в государственной измене, – отчеканил сенешалк. – Ты злоумышлял на жизнь милостивого короля и его семьи, а также вступил через лазутчика в сношение с другим государственным преступником, бывшим дюком Ласло, предупредив его о тайной засаде под Кечкеметом.
– А я отвергаю эти обвинения! Ни в какие сношения с изменниками я не вступал! – взвизгнул Славко.
– А голубятня? – вмешаля Хотен. – Разве не голубями ты отправлял сообщения Ласло?
– Да у всех стерегомцев есть голубятни, посол, – усмехнулся печатник. – А голуби, если не знаешь, хороши под чесночным соусом.
Киевский сыщик снова закусил губу, а сенешалк нехорошо улыбнулся:
– Уж если ты замышлял на жизнь нашего милостивого короля, как смеешь ты открещиваться от государственной измены?
– Если мне дадут возможность провозгласить моё последнее слова, милостивому моему королю и всем, кто меня услышит, станет предельно ясно, что на жизнь милостивого моего короля и его семьи, вплоть до самого младшего из принцев, я отнюдь не замышлял. И в том готов подтвердив свои слова, ибо прошу Божьего Суда – хотя бы и с помощью сего раскаленного железа.
– Говори, только коротко, – разрешил король и горестно зевнул.
– Чего я добивался своими деяниями, такими причудливыми и устрашающими со стороны? Моя мать православная церковь глаголет: «Пусть не повинующиеся слову возбудятся зрелищем странным и чудным»…
– Это отец какой же церкви говорит? – встрепенулся братец Жак.
– Греческий отец Георгий Кедрин. В «Деяниях церковных и исторических». Вот кто.
– Не знаю такого.
– А ты, латинщик, других отцов читаешь и на другом языке. Я хотел, чтобы мой словацкий народ и милостивый король увидели ту опасность, которую несет нашей земле нашествие немцев латинской веры. Опомнитесь, откройте глаза, поймите, что делается в мире! Немцы, как черные тараканы, ползут на восток. Посмотрите, что стало с нашими братьями лютичами, бодричами и сорбами! Они порабощены, святилища их разрушены, земли и промыслы захвачены немецкими князьями и латинскими попами! То же будет и с вами, сородичи мои словаки, и с вами, сограждане мои мадьяры…
– Чепуха! В моей державе королевская власть защищает всех своих подданных, а немцы приходят к нам миром, признавая власть Арпадов, и чрезвычайно полезными делами занимаются, – напыщенно провозгласил король.
– Мне ли, твоему печатнику, не знать, какой мыльный пузырь ваша власть, славных Арпадов, над этими землями? Но я лучше промолчу, потому что должен сказать о главном, пока мне не заткнули рот. История о Нибелунгах, разнесенная по всему свету немецкими шпильманами, для меня, словака, исконного жителя нашей земли, есть история немецких убийц, бургундов, впервые пришедших на нашу землю. Вспомните, что делают эти надменные немцы Хаген, Гунтер, Гернот и сей, как его…
– …юный Гизельхер, – подсказал братец Жак.
Король Гейза вспылил:
– Да плевать мне, как его звали, того древнего немца! И почему-то он в той твоей истории всегда «юный» – от самого начала и до конца!
– Правильно, плевать! – подхватил обвиняемый. Глаза у него загорелись. – Немцы подло убивают своего же хоробра Зигфрида, отнимают у вдовы клад Нибелунгов (дьявол, их покровитель, один знает, что оно такое!), потом приходят сюда, в нашу землю, где правит царь гуннов Аттила (а гунны, как вы сами говорите, мадьяры, это ваши родичи), и рубят головы всем, кого ни встретят, начиная с перевозчика через Дунай. А что вытворяет немка Кримхильда, эта сумасшедшая сука? Быть может, я и неправильно поступал, но я хотел, чтобы все поняли, что несет нам немецкое порабощение и что предвещают нам своей историей о Нибелунгах сами немцы, эти их тупые шпильманы! Тебе, милостивый король, следует подружиться с православным греческим цезарем Мануилом, как дружишь ты с православными сербскими князьями и великим князем Руси, принять самому православие, а беречься немецкого подлого цезаря и его латинских попов!
– Достаточно, Славко! Сенешалк и посол, подойдите ко мне, – король Гейза посопел. – Что скажете? Я что-то не совсем его, Славко, понял… Не спятил ли наш честный печатник? Если и дальше будет нести такую же чущь, придется посадить на цепь в подвал к Людке-камерарию и чтобы тот мог в любую минуту достать его на своей цепи.