Страница 31 из 295
На рынке в городе я купила два шерстяных одеяла, суконный плащ цвета еловой хвои, клетчатую шаль в два оттенка серого, мягкие сапожки, на размер больше чем мне требовалось и благоухающий сандаловый гребешок. Еще я купила зеркало — такое, как мне хотелось. Хрустальную пластину, запаянную в серебряную рамку, с решетчатой ручкой, украшенную кораллами и бирюзой. Одно это зеркало стоило в три раза дороже всех остальных моих покупок вместе взятых, включая комнату и обед в трактире "Королевское колесо".
Теперь же, сидя на постели в запертой комнате, я смотрелась в зеркало. Искала в отраженном лице следы того, что так пугало беднягу Кайна, но ничего подозрительного и беспокоящего не углядела. Лицо как лицо, обычное простоватое лицо амалерской девушки. Вот только кожа не тронута даже тенью загара — это в конце лета! И веснушки как-то выцвели, стерлись, словно от многочисленных стирок. И губы побледнели — я помнила точно, что рот у меня был яркий, большой, Каланда все надо мной посмеивалась — а теперь губы сделались совсем бескровными. Словом, бледная моль смотрела на меня из зеркала. Выполосканная в воде и вылинявшая до полной прозрачности.
Гадость какая. Может, купить румян и сурьмы и накрасится как те девочки что сидят внизу, в трактирном зале?
Далеко, в Бронзовом замке на скале, ударили колокола. Звон поплыл волнами, сверху вниз, перекатываясь через крыши. Пошла четвертая четверть.
Я отложила зеркало. Поднялась с кровати и вышла, заперев дверь на ключ. Комнату я взяла на полных двое суток, и собиралась эту ночь провести в постели как все нормальные люди. Я ведь не обязана торчать в гроте день и ночь, правда? А мантикор не подохнет, если я один вечер его не навещу.
Внизу, в зале, ко мне привязались какие-то подвыпившие парни. Их ничуть не смущало что я бледная моль, видимо, после третьей-четвертой кружки любое существо в юбке становилось для них прекрасным и желанным. Меня ухватили за рукав и попытались усадить за залитый вином стол. За столом, в обнимку с парнями уже сидела пара раскрашенных красавиц.
— А ну пусти! — рявкнула я и ударила по руке какого-то кудрявого верзилу.
— Ыг-ыкк! — обрадовался он.
Красавицы захихикали. Верзила ляпнул меня пятерней по груди, я рванулась и врезалась спиной в его соседа. Кружка соседа грянулась мне на платье, заливая белоснежный подол пенистой жидкостью цвета венозной крови с резким уксусным запахом. Компания захохотала, а кудрявый уцепил меня за пояс и потащил к себе.
— Ки-иска… ик! Не шали!
— Пшел вон, урод!
— Уро-о-од? Да я тебя...
Обеими руками я перехватила летящую мне в лицо ладонь.
— Стой! — я жутко вытаращила глаза на его раскрытую руку. — Вижу, вижу! Опасность! Ярый огонь пересекает твою линию жизни! Сегодня вечером тебя встретит пламя! Спасайся или не доживешь до ночи!
— Что? — опешил верзила.
Пользуясь моментом, я отскочила. Компания пораскрывала рты.
— Берегитесь! — продолжала вещать я. — Этот человек обречен, сегодня вечером его пожрет пламя! И любого из вас, — я ткнула в каждого пальцем, — если вы окажетесь рядом! И тебя, красавица! И тебя, рыженький, и тебя, лопоухий. И тебя, девочка, а ты так молода, чтобы сгореть заживо...
— Сумасшедшая. — почти трезвым голосом заявил лопоухий с младшей из красавиц на коленях.
А младшенькая вдруг взвизгнула и уставила на меня дрожащий пальчик. Я быстро окинула себя взглядом — ну конечно! Платье мое сияло первозданной белизной — не единого пятнышка. Словно и не проливалась на подол полная кружка кислого вина. Я засмеялась — негромко и как можно более омерзительно.
Все. Теперь быстренько за дверь.
Спектакль, конечно. И не очень красивый. Могла бы и посидеть шестую четверти в веселой компании, выпить пару кружек кровавого уксуса, потискаться с кудрявым верзилой, потом попроситься во двор и смыться. Обо мне бы и не вспомнили. А теперь… да ладно. Они все там уже хороши, кто им поверит.
К тому же я в самом деле увидела знак огня на ладони верзилы. Прямо поперек линии жизни. Насчет сегодняшнего дня — это, наверное, слишком, но парню действительно в ближайшем будущем грозит гибель от пламени. Может, поостережется...
Жара уже спала. С реки тянуло прохладой, тени из исчерна-синих превратились в голубые, и пыль, весь день висевшая в воздухе, мягко устелила брусчатку. Начинался вечер, покойный и блаженный. Почти все двери были раскрыты, в дверях стояли хозяйки, уже без передников, в свежих ярких косынках, и вели беседы с соседками. В вынесенных на улицу креслах сидели старушки, а вокруг крутились дети.
За городскими воротами воздух был нежен и свеж, и чуть-чуть пах морем. Я прошла по пустой в этот час дороге и остановилась перед спуском на причал. Паром стоял здесь же, и два каких-то загорелых дочерна мальчугана удили с него рыбу. Над крышей дома курился дымок — там, наверное, ужинали. Я отошла подальше на косогор, и села на мелкую кудрявую травку, которая не жухнет до глубокой осени, я даже название ее вспомнила — спорыш птичий. Некоторое время я следила за дверью, потом перевела взгляд на освещенное окошко. Забавные звери люди, без огня им никуда. Солнце еще не село, а уже зажгли свечу.
— Почему ты никогда не разводишь костер, Ирис?
— Мне хватает тепла моего плаща. А тебе холодно?
— Нет. Просто с костром уютней. Когда горит огонь, любое место становится жилым.