Страница 28 из 156
Случайную встречу решили устраивать в безлюдном месте, поэтому отправили следить Зайчика – так Лейтис назвала свою псевдо-собаку, а сами не торопясь двинулись следом. Мерин и фургон у актёров были никудышные, поэтому тренированные пешеходы легко не отставали, пока повозка тащилась по узкому извилистому лесному просёлку, соединявшему две деревни. Тучки как раз деликатно гуляли по небу в обнимку с алой зарёй, первые тени бродили за кустами, а краски вечера темнели, когда Ислуин решил, что пора. Ориентируясь на нюх и зрение конструкта, Ислуин догнал актёров, остальное было делом техники. Задняя ось фургона была сделана отвратительно, из плохо обработанного сучковатого дерева. Поэтому никого не удивит, если на очередной колдобине как раз в районе сучка она и лопнет… С громким треском фургон встал. Актёры высыпали наружу и громко начали вздыхать. Ислуин же бесшумно скользнул назад. Выждать пару часов, пока окончательно стемнеет, и представление можно начинать. *** Мрачные деревья затихли, ночной лес угрюмо хранил молчанье. Даже прохладный ветер больше не аукал среди кривых стволов, зато корни деревьев вились кривыми змеями. Тени под убывающей луной причудливо крались и трепетали, пытаясь напугать людей, собравшихся возле небольшого костра. Белка смотрела на огонь и думала, что следующую зиму они не переживут. Да что там зиму, хотя бы осень перетерпеть не получится. Сломанную ось они как-нибудь, конечно, залатают и доехать до деревни смогут. Вот только там на ремонт уйдут последние деньги. С голоду не помрут, летом можно и лесными дарами прокормиться. Но и заработать летом трудно: хуглары представления дают в основном по деревням, а крестьянам сейчас не до развлечений. Свободные деньги у пейзан будут лишь в конце осени и зимой, когда соберут и продадут урожай, и начнут забивать скот на мясо. Если бы они сумели, как обычно, отложить запас во время прошлых праздников дня Поминовения… Стаф до сих пор себя винит, что из-за его болезни они задержались, и пришлось выступать в каком-то мелком городишке. Вон и сейчас парень сидит понурый. И это зря он, лихорадка не спрашивает, с любым могло приключиться. А своих бросать нельзя, и Единый не велел, да и не по-человечески это как-то. Помнится, весной, когда от них уходили двое, Лаури вместе с Белкой так им и сказали. И взгляды, которым их наградили остальные, были для обеих актрис куда дороже золота. Да, молодых девушек, которые умеют играть, петь и танцевать, с удовольствием примет любая труппа, но тогда остальные обречены. Стаф тогда от лихорадки до конца не оправился, да и сейчас кашель ещё мучает. Никаси маленький слишком – а тут не город, после выступления десятилетнему пацану селяне обычно в чашу почти ничего не кидают. Вот и остался бы один Дав, у тётушки Малы и дядюшки Фера уже давно возраст не тот, чтобы на канате выступать – только низовыми, на подхвате. А много ли жонглёр без пары, в одиночку, заработает? Девушки незаметно переглянулись и одновременно, пока старый Фер не видит, срезали по пряди волос – Лаури светлую, Белка чёрную – и кинули в костёр, вознося при этом молитву святому Женезиу. Чтобы выручил, не оставил в беде детей своих. Глава их маленькой труппы считал подобное глупостью, мол, на святого надеются те, кто сам ничего не может. Но так хотелось верить… Например, взметнулось ввысь пламя не из-за того, что сидящий напротив одновременно подкинул в костёр охапку сухих веток – а святой услышал просьбу. Наверное, из-за пламени, ослепившем на несколько секунд, девушка и не поняла, почему вдруг Дав положил ладонь на воткнутый в бревно топор, а Стаф, который частенько жонглировал ножами, распрямился от огня и встал вполоборота к костру, будто собирался пару этих самых ножей кинуть. Когда глаза снова начали хоть что-то различать в окружающей вечерней синеве, Белка увидела двух чужаков с большими плетёными коробами за спиной и в сопровождении здоровенной овчарки-волкодава. На самой границе неверного света костра девушка, по виду года на два младше Лаури. Скорее ровесницу Белки. Чуть ближе к огню стоял мужчин лет сорока. Под одеждой и в сумерках фигуру разобрать сложно, но намётанный глаз актрисы оценил, что сложен чужак хорошо. Да и лицом очень даже ничего… если бы не безобразный шрам, уродливой полосой идущий от правого уха до подбородка. Словно кровь останавливать пришлось наспех, прижигающей настойкой, а потом неудачно пытались выправить у целителя. – Доброй ночи и пребудет с вами доброта Единого, – гость опередил сидящих у костра. – Дозволите к огню присесть? – Сотоварищей по ремеслу мы рады видеть всегда, – ответил за всех Фер. – Присаживайтесь к костру и разделите с нами то, что Единый послал. Белка удивлённо посмотрела на старейшину труппы, потом заметила у гостей на обоих коробах связанные узелком ленточки. Вот, значит, как. Как и они… Хотя не совсем. По ношеной, но добротной, без чинёных прорех одёжке видно, что эти двое не бедствуют. Тем временем гости скинули поклажу на землю, и повели усталыми плечами. Мужчина подсел к огню сразу, девушка, оценив закипающую в котле воду и разложенные на куске ткани мытые коренья, достала из своего короба мешочек с крупой и небольшой свёрток, и отдала его тётушке Мале. Женщина благодарно кивнула, и скоро от костра потянуло вкусными запахами каши с салом – такими вкусными, что лежавший рядом с коробами пёс заинтересованно поднял голову и повёл носом. Когда опустела последняя миска, уже совсем стемнело. К костру снова подобралась тишина. Белка заметила, что Фер и Дав после еды не расслабились, как остальные, а смотрят по-прежнему напряжённо и настороженно. – Спасибо, хозяйка, – мужчина привстал и уважительно поклонился тётушке Мале, – очень вкусно получилось. И я рад, что мы нагнали вас именно сейчас, а не на каком-нибудь постоялом дворе.