Мир в огне

Совещание только-только началось и, приветственно кивнув вошедшим, Раттрей продолжил докладывать обстановку. – Сперва главная новость. Никогда не думал, что буду аплодировать паранойе прежнего лорда Кингасси, укрепившего свою пригородную резиденцию. Его поместье с большим уроном отбило атаку мятежников, защитники сумели разомкнуть кольцо осады. Вчера вечером от них примчался гонец. Не знаю, чем воспользовался новый глава клана Кингасси, но он настоящий кудесник. Северные лорды полностью отвергли предложение графа Мурхага. И не просто выразили безоговорочную поддержку императору: через три-четыре недели их армия ударит по Турнейгу с севера. Все удивлённо негромко заголосили. Всего поколение назад на севере подавили мятеж Лилий, бунты случались постоянно… Наверняка Эден Мурхаг посулил за помощь всё вплоть до возможности отделиться – но ему отказали. Лорд Арденкейпл восхищённо добавил: – После того как всё закончится, я первый, когда император начнёт формировать новый Канцлерский совет, внесу имя лорда Кингасси на должность вице-канцлера. Раттрей кивнул и принялся рассказывать дальше. – Ещё одно хорошее известие из Арнистона привёз мастер Родерик. Тамошние мастера выгребли всё из арсеналов и вычистили свои личные кладовые. Вооружили городское ополчение, а также отряды дворян и наёмников, кто присягнул на верность императору. Выбранный командовать Барабелл Макесик сообщил, что ведёт девять тысяч. С ними идут сохранившие верность центурии Седьмого легиона – это ещё три тысячи. Они будут самое большее через двенадцать дней. А через неделю подойдут оставшиеся полки Тринадцатого и Четырнадцатого легионов. – Теперь новость хорошая, но сложная. Сержанту Дайви удалось воспользоваться своими знакомствами среди ночных отцов Турнейга. Сберегающие передали, что из ста двадцати, кто ушёл с сержантом, до резиденции Великого магистра добрались девяносто три человека. Этого вместе с инквизиторами достаточно, чтобы удержать монастырь даже в случае штурма. Увы, дальше Орден поторопился. Мессир при всех его достоинствах не понимает в военных делах. Обезопасив императора, Сберегающие впервые выступили открыто, обвинив Чистых братьев в связах с Верящими в ночь. Раттрей развернул на столе карту центральной Империи и принялся расставлять на ней деревянные кубики с обозначениями. – Если часть городов на периферии мятежа после выступления Ордена отказала Кенине в поддержке, предпочитая выждать, то вот эти города, – поверх карты легли ещё несколько кубиков, – вместе с расположенными там центуриями Девятого и Десятого резервных легионов поддержали мятеж. Это означает, что Чистые теперь могут вооружить самое малое ещё один полный легион. Первый золотой тоже полностью на стороне Кенины. Но самое плохое, мятежники больше не могут ждать. Отныне с каждым днём стараниями Сберегающих, а также проповедями Церкви и кироса Аластера всё больше колеблющихся будут переходить на нашу сторону, а в захваченных городах начнутся бунты. Немногие согласятся даже за золото поддержать Чистых, если ценой станет душа. Кенина и Чистые надеются, что если они быстро нас раздавят, то страх заткнёт рот всем недовольным, а возможно перетянет на сторону бастарда и северных лордов. – Сколько всего? – тихо спросил за всех легат Булли. – Навстречу нам идут семьдесят тысяч. В трёх, самое большее четырёх днях пути. – А нас вместе с сегодняшним подкреплением меньше тридцати пяти. И дождаться помощи из Арнистона нам не дадут. Канцлер вдруг решительным движением отодвинул все кубики в сторону и произнёс: – Зато с нами – Единый. И словно произнёс один человек, прозвучал ответ: – За веру и императора! *** Обе армии сошлись на равнине, с двух сторон огороженной невысокими, густо заросшими карликовым кустарником холмами. Ранним утром решающей битвы кирос Аластер смотрел на пока ещё пустое травяное поле, где через считаные часы, словно тысячерукие и многоглавые чудища встретятся в смертельных объятиях два войска. Куда-то вдаль, скрываясь в белом киселе, уходила дорога, рассекавшая обе линии холмов надвое. Патриарх вдруг подумал, что нити судьбы плетутся путями, непонятыми смертным: сегодня армии сойдутся совсем недалеко от места последнего из сражений эпохи основания Империи. Места, где когда-то в решающей битве нанесли поражение тем, кто открыто отвергал веру в Единого. Словно оживляя хроники, как и на другом поле где-то далеко в прошлом, сегодня струился туман, обтекая каждый камень, каждую былинку и каждое дерево. Ещё молочно-белый, но уже подкрашенный алым. Туман рассеялся к девяти часам утра, обнажая боевые порядки, выстроившиеся сразу вдоль холмов. Вражеского войска пока не разглядеть, чародеи обеих сторон постарались укрыть своих солдат от чужих глаз. Ворожба не самая сильная, и не простоит даже до первого столкновения – но пока, если посмотреть в дальнюю сторону, вместо блеска стали увидишь лишь серую дымку морока. Зато свои своих могли видеть хорошо, и потому сейчас каждый, от легионера до ополченца смотрел на пространство перед шеренгами передовых полков: там, словно проводя последний смотр, неторопливо ехал патриарх вместе с невестой императора. В вороной броне и белоснежной ризе, на чёрном и белом жеребцах, они смотрелись так, будто Единый выслал два своих отражения – войны и мира – благословить войско на победу. Солдаты, мимо которых шествовала пара, шумно начинали стучать мечами о щиты.