Мир в огне

Турнейг, столица Империи. Июнь, год 499 от сошествия Единого. Городская резиденция Великого магистра Ордена Сберегающих была местом необычным. Не усадьба, а монастырь. Наверное, единственное место внутри городских укреплений Турнейга, которое окружала настоящая толстая кирпичная стена высотой в шесть метров. Всем остальным строить что-то подобное было запрещено. Даже императоры, подавая пример подданным, дворец и парк огородили лишь узорчатыми решётками. Второй особенностью была площадь рядом с резиденцией, точнее – вокруг неё. От забора до ближайшего из домов не меньше двадцати метров. И освещалась площадь очень хитро: вроде бы и горели повсюду фонари, но к паре небольших дверец с противоположных концов кирпичного квадрата можно подобраться незамеченным. Открыты были эти калитки круглые сутки, а в комнатках за ними постоянно дежурили монахи. Очень уж необычные посетители любили заглядывать к инквизиторам. Из тех, кому днём и через главные ворота приходить не с руки. Харелта тоже пустили без вопросов, словно и не выглядывал из-под продранного камзола доспех, а на одежде не было пятен крови, разве что бесстрастно попросили: – Оставьте нам, пожалуйста, меч и нож. – Мне срочно нужно увидеть отца Энгюса, это мой духовный наставник. Вопрос жизни и смерти. – Конечно, сын мой, – без капли удивления ответил старший из монахов, и остался с гостем, а второй ушёл. Энгюс появился минут через двадцать в сопровождении гонца. По заспанному лицу можно было догадаться, что подняли инквизитора с постели. Увидев, кто его ждёт, священник ахнул: – Харелт! Что случилось?! Харелт сразу как-то обмяк на стуле, будто разом навалилась вся тяжесть последних часов. – Во дворце мятеж. Император убит. Кирос Брадан тоже убит. Я единственный, кому удалось вырваться. Один из монахов на этих словах выронил связку ключей, второй замер, беззвучно открывая и закрывая рот, напоминая выброшенную на берег рыбу. Энгюс остался почти невозмутим, лишь ладонь на пару мгновений сжала ткань рясы. – Харелт. Пошли со мной. У меня в келье расскажешь остальное. Дуарх, закрой дверь и не впускай никого. Лаврен, поднимай тревогу, но так, чтобы со стороны не было заметно. Братию на стену. Если за Харелтом следили, штурм может начаться в любой момент. И пошли кого-нибудь к мессиру. Передай, как только Харелт будет в состоянии, мы идём к нему. – Отче, лучше сразу… – Харелт, – мягко ответил священник. – Посмотрел бы ты на себя со стороны. Несколько минут уже ничего не решат, а вот упустить что-то важное в рассказе для мессира ты сможешь легко. Так что сначала придёшь в себя и выпьешь подогретого вина. Долго отдыхать Харелт всё равно не захотел, поэтому вскоре уже сидел в кабинете Великого магистра. Мессир Кетингерн слушал внимательно, несколько раз переспросил, а разоблачение бастарда попросил пересказать ещё раз отдельно. Когда отзвучали последние слова, глава ордена ненадолго задумался, потом кивнул каким-то своим мыслям, вызвал монаха и наказал подыскать молодому человеку место, где тот сможет жить. Крепость явно сядет в осаду не на одну неделю, поэтому в гостевой келье оставаться неудобно, да и небезопасно. Харелт молча встал, поклонился, соглашаясь со словами мессира, и вышел вслед за сопровождающим. Почти сразу дверь снова открылась, впуская отца Энгюса. И удивлённо посмотрел на главу ордена. Таким он его никогда не видел. Никогда мессир не позволял себе открыто демонстрировать эмоции, а возбуждение, лихорадочный огонь в глазах и одновременно тень отчаяния. – Мессир, я взял на себя смелость известить о случившемся митрополита Аластера и митрополита Эллера. А также сообщил отцу Маркасу из Ланкарти. – Почему ещё и ему? – Я занимался расследованием чудес в Ланкарти. Отец Маркас не только достойный во всех отношениях сын Церкви. Он единственный, кто гарантированно сумеет удержать округу от измены, что бы им не посулили мятежники. – Хорошо, – кивнул глава Ордена и неожиданно сказал: – Не может Тьма отступить так просто. Ты понимаешь? Именно сейчас, когда свет истинной веры может шагнуть так далеко, я недавно ещё и помыслить не мог… Принцесса Лейтис, воспитанная в вере к Единому… знак Божий нам. Потому и испытания выпали именно нам. Великие испытания, – тут он внимательно, словно ощупывая до самого дна души, посмотрел на подчинённого. – Это ведь не всё? Ты хотел сказать ещё? – Весть я передал нашим особым способом. Но враг должен быть уверен, что гонец выбраться из города не сумел. Я готов пойти сам… – Нет, – ответ прозвучал резко. – Пошли другого, даже двух. Но ты понадобишься здесь. Харелт должен быть коронован как можно скорее, а подбирать молодому императору другого духовника для церемонии у нас нет ни возможности, ни времени. Лицо Энгюса на несколько мгновений затвердело, потом он опустился на колени и сказал: – Я знаю обязанности духовника императора, и что это значит для меня. Но если такова плата за спасение Империи и Церкви, если такова воля Единого за свет веры новым народам – я обязан следовать велению Господа нашего. Я пришёл сказать не только о гонцах. Дозорный сообщил, что дом Хаттанов горит… *** Скотти и Стафа добрались до особняка Хаттан ближе к полуночи. Раз погони пока не было, враг всё ещё верил в ложный прорыв лорда Малколма. Поэтому здесь ничего не напоминало о яростном сражении, которое ещё шло во дворце. Загадочно мерцали фонари вдоль улицы, откуда-то издалека доносился стук колотушки ночных сторожей. В саду вокруг усадьбы трещали цикады, журчал водой фонтан, вдруг прошуршала крыльями какая-то ночная пичуга. Поэтому когда перед воротами появился Стафа – в окровавленной и разодранной одежде, тяжело дышавший и опиравшийся на плечо парня, привратник растерялся. Но едва гости потребовали ‍