Страница 89 из 101
Талиан понуро опустил голову, но затем мотнул ей изо всех сил, разгоняя морок. Нечего верить туманным фразам. Сила, расплата, смерть близких — раньше надо было говорить об этом.
Будет он теперь тана Тувалора слушать? Ха! Главного подозреваемого в убийстве отца…
— Я не учил тебя магии, потому что хотел оградить от всего этого дерьма. Но видимо, я ошибался. Свинья всегда лужу найдёт, — тан Тувалор многозначительно на него посмотрел и повысил голос, прикрикивая на дворцовых стражников: — Отнесите ребят в мои покои! Их нужно показать лекарю! Живо!
Наставник произнёс странное, незнакомое слово «ма-ги-я», и Талиан постарался его запомнить. Больше у него не осталось сомнений: тан Тувалор знает больше, гораздо-гораздо больше, чем показывает. Может, потому он и выбрал Демиона, что, несмотря на бесхребетность, в нём дремлет эта самая ма-ги-я, а в её Зюджесе нет?..
Стража уже унесла Эвелину и Демиона, даже Кериана, и двое мужчин подошли к нему, чтобы забрать из рук Маджайру. Талиан смерил обоих испытующим взглядом и с большой неохотой передал им сестру.
Вскоре зала совсем опустела, если не считать лежащих на полу трупов, и он остался один: слишком гордый, чтобы признать, что едва стоит на ногах, и слишком одинокий, чтобы его слабость кто-нибудь заметил.
И вот тогда, как-то исподволь и вдруг, на него обрушилось величие уходящих вверх мраморных колонн. Увлекла строгая красота сплетения трёх цветов — малинового, коричневого и голубого, — которые, казалось, присутствовали везде: в напольной мозаике, в росписи на полотке и на стенах, на выбитых створках двери и даже в вышивке на чехлах тронных кресел. Не было их только в белоснежных гипсовых барельефах, тянущихся вдоль стен широкой полосой и изображающих картины из истории Морнийской империи.
Удивительно! Он ведь ничего не заметил…
Как попал сюда, только о ритуале и думал — даже ни разу не огляделся!
Талиан устало вздохнул, прижал кулак к груди и твёрдо пообещал себе. В следующий раз, когда он сюда вернётся, ему не придётся, как вору, пробираться через тайный ход, запирать двери и трястись от страха, что вот-вот его вышвырнут, точно нашкодившего щенка. Нет. Он войдёт сюда как император или не войдёт вообще. И чтобы отрезать себе пути отступления, в гулкой тишине пустой залы Талиан тихо произнёс:
— Взываю к вам, Величайшие! Венценосный Адризель и жёны его Суйра и Рагелия! Услышьте и примите мою клятву… — и вдруг осёкся.
Линии треугольника и обоих кругов — вписанного и описанного — на полу вспыхнули разноцветным пламенем. От них протянулись нити и сложились в короткую фразу, от которой чуть не остановилось сердце: