Страница 56 из 101
Развернувшись, он двинулся к двери. Медленно, чтобы сестра не заметила ни скованности в движениях, ни потяжелевшего дыхания.
— Постой! Это… это была проверка…
Её пальцы неуверенно коснулись его спины, смяли ткань туники, а затем она вся прижалась к нему сзади и торопливо зашептала:
— Прости… Талиан, умоляю, прости меня! Но мне нужно было рассердить тебя… как-то обидеть… вызвать на откровенность… Ты бы вчера себя видел… Копия отца. Тот же взгляд, то же выражение лица. Прости… ну прости, пожалуйста! Хочешь, на колени перед тобой встану?
Талиан тяжело вздохнул, не пытаясь осмыслить, каким образом она додумалась до всего этого. Подраться с ним, чтобы что-то проверить? Почему бы ей тогда сразу петлю себе на шее не затянуть? Кричала вчера, что Фариан совершил покушение на императора. А сама?
— Что ты хотела проверить?
Маджайра уткнулась лбом ему между лопаток и натянула в руках тунику, заставив ткань отойти от спины.
— Скажи… Ты же не как Анлетти? Ты по-настоящему меня любишь… И не бросишь, если я оступлюсь? Ты останешься со мной, брат? До самого конца?
Перед глазами, как наяву, встали события вчерашнего вечера. Главный храм, сотни зажжённых свечей, Маджайра в ореоле тёплого оранжевого света и её слова: «Одиночество. Сильнее всего я боюсь одиночества».
Интересно получается...
Тан Анлетти провинился перед ней тем, что не выказал собачьей преданности? И не принёс собственную честь в жертву любви?
— Время покажет, — сказал Талиан просто, решив не давать обещаний, которым она всё равно не поверит.
— Ты злишься из-за проверки? Но я же извинилась…
Он мягко высвободился из её захвата.
— Обсудим это позже. У меня есть неотложные дела.
Только когда стражники закрыли за ним створки двери, Талиан позволил себе выдохнуть и устало привалился к стене. В теле разлилась боль — горячая, пульсирующая, вытягивающая силы по капле. На лбу и на висках выступил пот. Горло жгло и саднило.
Кто бы ни учил Маджайру драться, он отдал этому делу всего себя.
— Вам требуется помощь, мой император? — спросил один из стражников, озабоченно переглянувшись с напарником.
— Всё в порядке.
Талиан побрёл вперёд по коридору, придерживаясь стены рукой. Нелегко было изображать перед Маджайрой героя, но в её глазах он хотел быть именно таким: суровым и твёрдым, решительным и способным защитить от всех бед. Теперь сестра перестанет видеть в нём мальчишку и прекратит поучать. Или не прекратит, но…
Да ну её! Пусть поучает сколько хочет, лишь бы не смотрела, как на слизняка.
Он прошёл уже половину пути, когда коридор внезапно поплыл перед глазами — и Талиан, почувствовав, как слабеет, прижался к холодной и шершавой стене. Сердце билось гулко и редко, а боль мешала мыслить связно. Надо было вернуться, назад, к двери, и попросить помощи у стражников, но тогда все узнают… и Маджайра увидит…
Он медленно сполз по стене на пол и завалился набок. В ноздри забилась коридорная пыль, в спину упёрлись грубо обтёсанные камни, но от холода мысли слегка прояснились. Повреждённые связки — и так плохо? Нет, не в них дело. А что тогда? Голова?
Талиан смутно вспомнил, как грохнулся на пол, задыхаясь от боли в полыхающем горле, и плевался кровью, как сестра била его ногами и вроде бы попала пару раз, но вскользь. Не сильно. Не настолько сильно, чтобы спровоцировать головокружение и тошноту. Недостаточно сильно, чтобы его убить.
На уровне его глаз появились мужские ноги в кожаных сандалиях. Талиан попытался сморгнуть наваждение, но нет, он отчётливо видел пальцы с ровно остриженными ногтями. Странно. В коридоре любой шаг отдавался гулким эхом. Как мог кто-то подойти настолько бесшумно? Как только сумел? Или это он оглох от сердечного стука, ошалело бьющегося в висках?
Мужчина опустился перед ним на корточки. Вывернув шею, Талиан сумел поймать его взгляд — хмурый и озабоченный. Глаза были синими-синими, как два сапфира. Они словно полыхали внутри, едва удерживая в своих пределах рвущуюся наружу силу.
— Пом-ите… — прохрипел он. — Пож-та…
Фигура качнулась над ним и отстранилась. Мужчина решил бросить его здесь и уйти?
— Пом-ите!
Вытянув руку, Талиан попытался ухватить его за лодыжку, но пальцы сомкнулись, поймав пустоту. Мужчина повернулся к нему и прожёг тяжёлым взглядом.
— Больше так не подставляйся, — прозвучало властно и тихо.
Талиан напряг слух, пытаясь разобраться дальнейшие слова незнакомца, но раньше, чем что-то услышал, сознание ускользнуло во тьму. Кажется, всего на мгновение. Только когда он снова открыл глаза, мужчины рядом уже не было.
— Что случилось? Вы ранены?
Эвелина сидела возле него на полу и трясла за плечо. С испуганного лица глядели огромные глазищи, и если до этого он находил её миленькой, то искренняя тревога за него прибавила ей очарования.
— Что за лицо? Ты мне ещё плакать начни, — буркнул Талиан, приподнимаясь, чтобы сесть. По неясной причине вся его боль исчезла, оставив разлившуюся по телу слабость. — Сколько я здесь пролежал? Который час?
— Седьмой, — бросила Эвелина, недовольно поджав губы. — Вас так страшат женские слёзы, что вы…
— Да. Правильное слово. Видеть их не могу.
Сейчас он чувствовал себя заметно лучше: бока не болели, в голове не гудело, его прекратило мутить, — а, значит, нечего было разлёживаться на холодном полу. И так выходило, что повалялся он здесь не меньше часа.