Страница 53 из 101
— Понимаю… Тем более понимаю, ведь именно это с тобой и случилось. Но всё-таки скажи… Как ты планировала убить отца?
— Хотела подарить ему курительницу с сандараком. На день рождения императора все подарки сваливают в кучу. Если не подписать коробку, то отправителя потом найти будет очень сложно.
— Но погоди! — Талиан в недоумении нахмурил брови. — Разве дым от сандарака не вдыхают, чтобы облегчить зубную боль и оздоровить дёсны?
— В определённой пропорции сандарак может быть полезен, но если увеличить дозу, он убьёт человека и даже лошадь.
Талиан рассматривал мозоли на руках и молча кусал губы. Стоило ли сравнивать суровое воспитание тана Тувалора с безразличием родного отца? Изнуряющие физические тренировки и политические интриги, в которые ты втянут с пелёнок? Стоило ли сейчас выяснять, кто из них двоих пострадал больше?
Руки сами собой сжались в кулаки.
— Расскажи мне всё, что знаешь про убийство отца.
— Хорошо.
Маджайра кивнула, подтянула ноги к груди, обняла их руками и рассказала следующее. Вечером, за несколько часов до того как отца нашли в кабинете мёртвым, она отправилась в баню. Где вымылась, провела не меньше часа, ухаживая за волосами и кожей, насладилась массажем и собралась уже уходить.
Но раньше к ней прибежал запыхавшийся слуга с требованием из бани идти сразу в свои покои. Сестра рассердилась и избила дерзкого мальчишку — никто не смел ей приказывать, что делать, — но в коридорах дворца царила паника. Слуги бегали туда-сюда с факелами и шумели. Это её озадачило. Вернувшись к себе, Маджайра послала рабыню к Анлетти, чтобы узнать, в чём причина переполоха.
Прошло не меньше часа, а рабыня всё не возвращалась.
Не зная, чем себя занять, сестра уселась за кифару и с полчаса мучила инструмент, играя ту единственную мелодию, которую умела. Поэтому, когда наконец появился Анлетти с новостями, он застал её в самом дурном расположении духа.
Маджайру ничуть не огорчила смерть отца, но оскорбило до крайности, что кто-то посмел подозревать её в убийстве. Пока слуги, пришедшие с Анлетти, обыскивали покои, она поливала его самыми грязными площадными ругательствами, которые только знала. По обыкновению тот слушал её молча.
Но всё изменилось, когда в нижнем ящике письменного стола нашли окровавленный кинжал, завёрнутый в отрез шёлка. Сестра сказала, что его подкинули, а также что ей хватило бы ума спрятать кинжал где-нибудь в другом месте или выкинуть в море и что времени на это у неё было предостаточно.
На лицо Маджайры словно упала тень, когда она произнесла:
— Я нашла ту, что подбросила кинжал, но мне не хватило выдержки, чтобы выпытать у неё имя заказчика. Ты не представляешь… это была моя старая няня. Продала меня за бесценок! Тварь! Я не стала ни о чём её расспрашивать, сразу заставила выпить яд в отместку за предательство. — Она вытерла пальцами набежавшие на глаза слёзы. — Я знаю, я поступила глупо. Не ругай меня, пожалуйста. Я уже сто раз сама себя отругала.
— Но что было дальше?
Собравшись с духом, сестра продолжила рассказ, и Талиан узнал, что Анлетти приказал всем выйти вон, после чего у них состоялся разговор с глазу на глаз. Стоило ему выяснить, где она была и кто мог её видеть, он сразу ушёл. Не обнял, не поцеловал, не погладил по волосам на прощание. Словно это был не «её милый Анлетти», а совершенно другой человек.
В расстроенных чувствах Маджайра легла спать. Ночью её разбудил Анлетти, уставший и донельзя мрачный. Дело обстояло так, что из пяти человек, знающих о тайном ходе и способных незаметно обойти стоящую на посту охрану, только у неё не было свидетелей. Банщицы — все до одной — в тот же вечер исчезли из дворца и даже из города. Уже потом ей стало известно, что их трупы нашли в реке.
— А где был во время убийства тан Анлетти? Он ведь знал о тайном ходе? — спросил Талиан, усаживаясь рядом с сестрой на кушетку.
Сейчас, погрузившись в неприятные воспоминания, она казалась по-детски беззащитной и такой ранимой. Сидела, хмурила брови и морщила лоб, изредка закусывала губу или переплетала пальцы. Совсем непохожая на ту недосягаемую красавицу, словно высеченную из мрамора, какой казалась всё остальное время.
Маджайра заправила прядь волнистых волос за ухо и рассказала, что да, Анлетти знал о тайном ходе, только никак не мог оказаться убийцей. Ведь именно он обнаружил мёртвое тело. В тот день отец заперся у себя в кабинете, выставил у дверей стражу и велел никого не пускать. Анлетти дважды пытался попасть внутрь, но даже ему — первому человеку после императора — не позволили войти. Важные переговоры с гердеинским послом оказались под угрозой срыва. Анлетти с трудом уговорил того повременить и отправиться с кораблём на закате, дождавшись необходимых бумаг с дипломатическим ответом. Всё, что требовалось от отца, это поставить свою подпись и печать. Но он пил с десяток дней подряд, пил с самого утра и до поздней ночи — и ему не было никакого дела до того, каким политическим скандалом может обернуться его молчание. Вечером, когда до отбытия посла оставались считаные часы, Анлетти потерял терпение и стал ломиться в дверь, требуя открыть её. К тому времени отец был уже смертельно пьян, и разобрать, что он мычит в ответ, не представлялось возможным. Но затем его голос резко оборвался, и из кабинета донеслись странные звуки. Анлетти показалось, это были чьи-то осторожные шаги и ещё — хлопок ставень. Но ему потребовалось ещё где-то с четверть часа, чтобы убедить стражников нарушить приказ и открыть дверь, хотя те были с ним и всё слышали. Попав внутрь, они обнаружили императора мёртвым. Он лежал грудью на столе и цеплялся пальцами за опустевший кубок, как будто бы заснул посреди попойки. Только в спине, под лопаткой, зияла колотая рана, а на полу ковёр насквозь пропитался кровью.