Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 15 из 101

ваш Анлетти, 17-й Тёмный тан».

Битва с зулунцами при Бьёрне…

Год семьсот сорок девятый, месяц Белого снега, адризелев онбир. День? Талиан сморщился. Нет, день он сейчас не вспомнит. Зулунцы тогда разграбили побережье от Уйгарда до Бьёрна и уже приступили к погрузке на корабли. Тан Тувалор, возглавлявший 11-ю Сергасскую и 4-ю Кюльхеймскую армии, успел в последний момент и сразу после изнурительного марша бросил солдат в бой. Зулунцы, завидев подошедшее войско, трусливо прикрылись пленными. В их числе были четверо сыновей тана Тувалора.

Как же рассказывал наставник?

… Четыре стрелы — каждая в сердце — унесли четыре жизни. Увидев, чем я пожертвовал ради победы, солдаты пришли в неистовство. Никто больше не щадил пленных. И ни один зулунец не покинул тогда берега...

После тан Тувалор всегда добавлял, что молодость часто становится причиной трусости, и сурово сводил брови у переносицы, смотря цепко и пристально, как если бы кто-то из них собирался предать родину. Каждый из убитых сыновей — как и они сами — знал расположение и устройство любой крепости на побережье. Все входы и выходы. Все слабые и сильные стороны при обороне. Особенности местности, количество и род войск, находящихся в охранении, и многое другое.

Смогли бы они остаться немыми под пытками?

Талиан с содроганием думал о том, что чувствует человек, которому всаживают под ногти иглы, касаются тела раскалёнными углями или заживо сдирают кожу. Пожалуй, при таком раскладе стрела в сердце — это даже милосердно.

Однако чем старше становился наставник, тем хуже скрывал печаль при упоминании о погибших сыновьях. Ведь останься те живы — и дом наполнился бы нерождёнными внуками и правнуками.

Значит ли это, что и тану Анлетти придётся умертвить детей?

— Так я и думал, — пробормотал Зюджес, выводя Талиана из задумчивого оцепенения, взъерошил пальцами волосы у себя на затылке и отдал ему письмо, — если тана Анлетти пробило на подобное красноречие, нас и правда ждёт война.

— Зюджес…

— Талиан, — друг перебил его, обернулся и с силой сжал плечо, — ты должен сам во всём разобраться. Выясни, кто виновен в убийстве императора Гардалара. Найди эту гадюку и отруби ей голову.

— Зюджес…





— Да что ты заладил? Зюджес, Зюджес. Нам надо возвращаться. Ты же знаешь привычку соты Колбина везде совать свой нос?

С каждой новой фразой голос Зюджеса звучал всё неестественней.

Талиан посмотрел на друга в упор, но тот, старательно отводя глаза, неловко похлопал его по плечу и развернул к тайному проходу.

— Зюджес… — Талиан едва сумел вывернуться у него из-под руки. — Я…

— Чего стоишь? Оглох, что ли?! В проход уже иди! А? — процедил тот сквозь зубы и зло сверкнул глазами. — Связался с придурком… Тьфу!

Тени от очага заплясали на перекошенном в ярости лице, делая друга похожим на оскалившегося пса — все черты словно заострились, брови нависли над глазами, на носу собрались складки, — но Талиан знал его слишком хорошо, чтобы испугаться. Да и не он один прятал за показной злостью боль.

Всё же было понятно. Демион теперь получит всё — титул Светлого тана и провинцию Сергас в наследство. А Зюджес? Будет жить здесь на птичьих правах, пока тан Тувалор ещё в силе, но рано или поздно ему придётся собрать вещи в мешок и уйти из дома. Новобранцем в армию или юнгой на корабль — куда возьмут.

И ведь не возразишь особо. Такова участь всех младших сыновей.

— Зюджес, ты навсегда останешься моим лучшим другом. Плевать я хотел на слова тана Тувалора. Для меня ты… — В горле пересохло от волнения, и слова давались с большим трудом. — Поверь, ты достоин быть Светлым таном больше, чем кто бы то ни было. И ещё. Помни, мой дом — это твой дом. Так что… Я буду ждать тебя в столице.

Несколько тягостных мгновений они настороженно мерили друг друга взглядами, а потом словно плотину прорвало — Зюджес ссутулился, обмяк, и кончики его губ поплыли вниз.

В потухшем взгляде больше не было солнца.

— Я буду скучать, — хрипло прошептал он.

Талиан стиснул Зюджеса в объятьях так крепко, что смог услышать, как взволнованно стучит его сердце, а затем смял, пряча в кулаке, вырванное из огня письмо.