Карамель

– Мы – не чудовища из страшилок, Карамель, – говорит Каин. Идём бок о бок. – Мы не желаем навредить Новому Миру, покалечить его; мы – равная, хоть и не признанная таковой – ему часть. Не было ни единого дня, чтобы люди Острога пошли вразрез их убеждениям и применили силу по отношению к людям с поверхности. Мы не такие.

– А Великое Восстание? – припоминаю я. – Когда остроговцы подорвали жилые дома и завод? Были пострадавшие, как ты это объяснишь?

О Великим Восстании не говорят в Академии, но у всех на слуху печальная дата (обсуждали в Новостях, увеличивая общественный траур); родители поучают детей: ответственность за произошедшее и на их плечах – по крупицам неповиновения государственному гласу собралась группа людей, изрешетившая производственные и жилые отростки Нового Мира. То недопустимо.

Юноша бросает многозначительный взгляд и говорит:

– Это сделали не остроговцы. Разве ты не знаешь?

– А кто?

– Тебе известен принцип «бей своих, чтобы чужие боялись?»

– Не поняла…

– Поняла, Карамель, ты не дура. Жилые дома северного района и граничащий с ними завод из Западного подорвала Палата Безопасности для того, чтобы ещё больше разобщить людей, увеличив межклассовую борьбу и неравенство. Что ты чувствовала, когда читала про Великое Восстание? Когда видела в каждой строке, что это сделали люди Острога…Что ты чувствовала?

– Ненависть к ним.

– В этом дело, Карамель. Ненависть выедает изнутри, ненависть застилает глаза.

Палата Безопасности никогда бы так не поступила по отношению к своим гражданам. Деятельность Палаты Безопасности направлена на привлечение порядка, на…

или поступила?

Задираю голову, смотрю наверх. В этот момент на плечи приземляется тяжёлая ткань – Каин снял пальто и водрузил на меня. Желаю воспротивиться (чужая вещь, чужие руки, чужое всё), но юноша придерживает пальто и говорит:

– Отказ не принимается, здесь холодно – иначе простудишься.

До конца не понимаю, что ощущаю в этот миг. Следовало бы – ничего, но вибрации в теле присутствуют.

Бреду за Каином, всё ниже и ниже, всё глубже к сердцу города, к ядру Нового Мира. Вдруг – замираю! – Каин оставляет Золотое Кольцо и ступает на вертлявый мост в сторону.

– Ты чего, конфетка? Мы ещё не пришли.

Он порывается шагать дальше, но я не могу покинуть безопасную платформу, не могу даже приблизиться к ограничивающему парапету. Восклицаю:

– Ты не говорил, что придётся идти по мосту.

– А как еще спуститься в низовья Нового Мира?!

– Я не пойду!

– Ещё чего. Начали – заканчиваем.

– Не пойду по мосту, не хочу.

Чувствую, что начинаю задыхаться. Лёгкие сковывает; словно обдаёт ледяной жидкостью изнутри, при этом тело горит: руки горят, горло горит, голова горит.

Не пойду.

Не хочу.

– Что за капризы?

Если бы.

– Ты так просто сдашься? – удивляется Каин. – После всего, что сделала? Из-за идиотского моста?

Это не просто, если бы он знал.

Перечу:

– Я не сделала ничего. Слегка напортачила, да. Но я не могу идти по мосту, ясно?

– Почему?

Понимаю, что больше не могу сдерживаться. Не контролирую себя. Давлюсь слезами – те щекотливо закатываются под защитную маску и потому раздражают ещё больше.

– Скажи мне, чтобы я знал, как помочь, конфетка, – говорит Каин. – Смолчишь – не преодолеешь страх, даже не попытаешься побороть его. Я рядом, и мы справимся. Просто скажи.

Дышать нечем. Потому что мы ниже привычного уровня? Потому что спустились в низовья Золотого Кольца? Потому что покинули привычную для северян высоту Нового Мира?

Выплёвываю признание вместе с плачем:

– Бес погиб, когда мы шли по мосту. Я не досмотрела за ним, он погиб из-за меня, погиб из-за моста.

Каин замирает. Смотрит. Молчит. Даёт выговориться? Или не ожидает такого?

– Тебе известно, что я любила, верно? И не откажись я от водителя, он был бы жив. Но мне хотелось пройтись по долбанному мосту до Академии. Мне хотелось показать ему город, потому что нас впервые отправили вдвоём. Можно ли мне что-то доверить, Каин? Сомневаюсь. Только доверишь – я не усмотрю и разрушу это. Человек, вещь или идея – я всё уничтожу.

– Дай руку, я рядом, – спокойно – спокойный холод – говорит Каин и кандалами сковывает моё запястье, накрывая его ладонью. – Теперь я понимаю, какую боль ты носила всё это время, Карамель, понимаю и хочу помочь. Не смогу унять её, не смогу утешить тебя, но смогу быть опорой и проводником. Сейчас я рядом, и, пока мы держимся за руку, не случится ничего плохого, клянусь. Это не просто обещание, конфетка, это клятва. Я благодарен, что ты доверилась мне, это многое значит, это укрепляет нашу связь. Я буду аккуратен с твоим откровением, не потревожу воспоминания, но спасибо, что доверилась. Вместе мы справимся.