Карамель

Всё бы отдала (и так отдала, Карамель!), чтобы увидеться с янтарными глазками и обсудить происходящее. Чем занимается Каин? И сейчас, и в жизни? Ныне его речи не кажутся столь безобразными и абсурдными, они обретают вес и форму. Едва удерживаюсь от смеха: в начале недели ни у меня, ни у кого-либо ещё не было представлений о вскоре случившемся. О том, что всё обрушится. Неспешно и пред взором тысяч.

Вызволяю из шкафа белые ботинки, а из шкатулки (той самой, подаренной Каином, за двумя запятыми-замками) – белые перчатки. Янтарные глазки были проницательны.

Мы – ваши Создатели.

Мы – ваши Создатели?

Велю служащей нести пальто – исполнительно припадает к дверям.

– Вы чудесно выглядите, мисс Голдман, – лепечет женщина, когда я принимаю верхнюю одежду из её рук.

– Чудесно означает чудаковато? – огрызаюсь я и теряюсь за дубовой дверью – щелчок замка отгораживает нас друг о друга и рвёт беседу на корню.

Подхожу к зеркалу и смотрю на себя. Соберись, Карамель. Нет ничего, с чем бы ты не справилась (или не справилась твоя семья) – шагай вперёд, даже если сейчас оно покрыто коркой неизвестного. Всё наладится и будет как прежде, покуда Патруль Безопасности не забрал тебя в Картель, а оснований к тому нет.

Или есть?

Все те жалобы, статьи из Вестника…это считается основанием? Академия уже выставила документ к моему обследованию. Неужели всё так серьёзно?

Поспешно накидываю пальто и выхожу из спальни. Отец сидит в кабинете – перелистывает почту на плавающем в воздухе экране. Мать сидит на столе, аккуратно покачивая ногой, переброшенной через другую ногу. Наверное, мне бы хотелось поговорить с ней, посоветоваться, оправдаться. Наверное, это было бы правильно. Но вместо того я молчу – молчит и она. Лицо матери – фарфоровая кукла – без эмоций. Руки лежат на бёдрах – управляющий марионеткой бросил игрушку. Пускай довольствуется той информацией, которую почерпнула из Вестника и от отца.

Оба родителя молчат. Говорю, что готова. Оба родителя молчат. Спускаемся в прихожую. Оба родителя молчат. К обету негласности присоединяется сестра. Крепим маски на лицах и выходим на посадочное место, садимся в приготовленный автомобиль. Отец за рулём сосредоточен, внимателен.

Небоскрёбы редеют и уменьшаются, переходят в небольшие дома, паутина над головой развязывается, распутывается, машины подле нас рассыпаются. Нас встречает всей своей красотой дамба.

Выглядываю «Фалафель» – там мы были с Ромео; здание липнет к иным зданиям. Ступаю из автомобиля, когда мы паркуемся, на посадочную платформу, тороплюсь переместиться с неё на подобие песка, рассыпанного по периметру дамбы: ноги вязнут в мельчайших крупицах. Песок похож на пыль. Я почти уверена, что это пыль. Имитация пляжа. Забавно. Но для чего? Никогда не задумывалась…

Наблюдаю – вдруг – десятки раскинутых по парковочным местам автомобилей. Сколько же здесь людей… И за каждого платит семья Голдман.

– Лучше бы мы были вчетвером, – говорю я. – К чему созывать всех знакомых и коллег?

– Лучше бы ты следила за собой, Карамель, – брыкается Золото. К ней возвращается чудовище, что терроризировало меня на протяжении двенадцати лет – с первого крика из колыбели. – Тогда бы не пришлось устраивать этот цирк и наряжаться как идиотам.

– Не говори сестре подобных вещей, – встревает отец. – Карамель помогла бы тебе. А моё повышение – отличная возможность собрать многих из управления и познакомить с тобой, – обращается ко мне, – лично.

Киваю. Не желаю того делать, но выбора нет. И Золото я бы не помогла. И они не спасают меня – спасают себя, спасая репутацию семьи, которую я пошатнула.

– Ты вообще видела тряпку на мне? – не сдаётся Золото. – Похоже, что я собралась на бал?! Почему тебя не заставили натянуть тупое платье? Даже сейчас, Карамель, ты долбаная выскочка, не смогла выбрать что-нибудь с юбкой. Это комбинезон будущего заключённого? Собираешься после своего веганского салата в Картель?

– Золото, закрой рот, – холодно отторгает мать, а младшая дочь – что удивительно – слушается.

Идём до ресторана. Близ воды ветер сильнее, настырнее – прокалывает, остро. В городе не так холодно. В городе – словно – и небо светлей, здесь же – ни раз упомянутый кусок старого картона. Ощущаю внутри себя глыбу льда, что, подтаивая, бежит по телу – вскоре капли эти замерзают и остаются внутри. Пытаюсь укутаться, но всё без толку.

Служащие распахивают перед нами двустворчатые двери – оказываемся внутри «Фалафели». Один единственный стол тянется вдоль всей залы: на нём – всевозможные яства, за ним – всевозможные люди. Присматриваюсь: запечённые сверчки и ведущие Новостей, блестящие синтетические стейки и руководители Палат. Знаю, что всё это представление необходимо: важно и для отца, и для меня. В первую очередь для меня. Но в последние дни открылось слишком многое, а потому я ни с кем не здороваюсь и безучастно тянусь шлейфом запахов за цокающей каблуками семьёй Голдман. На секунду меня поражает сожаление, и я подумываю остановиться. Ещё не поздно остановиться…

Еще не поздно?

– А вот и виновник торжества! – радостно объявляет голос дяди.

Дядя! Не могу поверить, он здесь!