Карамель

Подхватываю:

– Ладушки.

– Тебе идёт это слово. Ты похожа на Сару, тебе говорили? О, вот глаза вытаращила. Внешне, ясно? Я не говорю, что ты «сумасшедшая влюблённая» или что ещё, о чём могла подумать северянка.

– А ты северянка? – быстро спрашиваю я. – Как попала в Острог?

– Обычно такие вопросы не задают, блонди.

– Обычно, верно. Вы пытаетесь углядеть злой посыл, подтекст, но иногда вопрос означает сугубо вопрос.

– Ты мне нравишься, – выдыхает Кармилла. – Не как Фрейя, прекрати выпячивать глаза, а как хороший и просто непонятый иными человек. О тебе говорят всякое, но я привыкла верить лишь увиденному воочию или узнанному от объекта сплетен.

– Я думала, здесь не обсуждают прибывших в Резиденцию.

– А в Новом Мире все живут согласно Своду Правил, вот только официально заявленная версия разнится с реальными обстоятельствами, не так ли?

– Одно разочарование сменяется другим.

Кармилла смеётся. И говорит:

– Будь проще. Не в смысле будь простой, а относись ко многим вещам проще. Подавленные эмоции и истинное спокойствие имеют мало общего. Какая ты, Карамель Голдман?

– Пускай будет тайной, – протягиваю я.

– Значит, умная, – смеётся Кармилла.

На самом деле я просто не знаю. В начале этой недели я была уверена в том, кто я, что из себя представляю и что меня ждёт. Кусаюсь:

– Сара говорит, у тайн и у лжи нет срока годности.

– Ого, – восклицает девушка. – В самом деле так сказала? На неё непохоже…хотя, может, все мы знаем разную Сару. Она тёмная лошадка, ты и сама поняла.

– Скажешь ещё что-нибудь о ком-нибудь? Чтобы я была готова.

– К такому – увы – не подготовиться. Ты – Голдман и к прочему северянка, а потому привыкла действовать согласно инструкции, отвечать по написанным текстам, выступать перед прогретой толпой. Но жизнь не имеет ничего общего с государственным гласом или представлением ребят из Академии. Не думай, что я зануда или у меня есть стычки с академистами, моя сестра (у нас общий отец, но – шок! – разные матери) учится в Академии. Мне же – как незаконнорождённой – нашлось место в низовьях Золотого Кольца, не выше Южного Района так точно. Там я познакомилась с Фрейей, она занималась с машинами, и на неё – как на специалиста – вышел Каин. В итоге позвал обеих в Резиденцию. Выбор у нас был небольшой. Да и у тебя, Голдман – тоже. Одна из девяти Палат. Даже – видя тебя и зная твоя характер – меньше: дай угадаю…тебе пророчили Палату Социума, место подле отца, чтобы гонять на бумагах остроговцев.

Опускаю глаза без желания продолжать беседу. Кармилла отмечает:

– В Новом Мире отсутствие зрительного контакта означает неуважение к собеседнику. Ты же просто смущена, я вижу. Кто бы что не говорил, но ты ещё ребёнок, Голдман. А все ждут взрослых решений и взрослых поступков, давят этим. Тебе сами прожитые годы велели ошибаться и обжигаться.

Отец решил по-другому.

– Не говорю за других, но – если что – подруга, хотя бы одна, у тебя здесь будет. Кармилла.

И она протягивает руку. Для рукопожатия.

– Перебори себя, Голдман, ну же, – говорит тонкий девичий голос. Усмехается, но не злобно, как это делали другие.

Скрепляем наше знакомство рукопожатием.

– Видишь, даже перчатки не понадобились, северянка.

И эта шутка кажется безобидной. Благодарю ещё раз – за спасение и за беседу. Кармилла проводит меня до дверей в столовую, говорит, что вернётся за подругой в комнату, но я могу заходить одна.

– Там много всех, – утверждает девушка, – Азуми с занесённым топором не выпрыгнет, уж поверь. И Каин уже давно там, до встречи.

Толкаю дверь и неспешно захожу – благо, внимания на меня никто не обращает. Эй, Карамель, и давно отсутствие внимания стало чем-то позитивным для тебя?

Помещение несильно большое, похоже на кафетерий в Академии; только столы не натёрты до блеска и вместо керамических и фарфоровых тарелок – пластик.

Замечаю янтарные глазки – Каин садится за пустой стол на несколько персон, ставит перед собой поднос, раскладывает еду. В компанию к нему никто не торопится. Приближаюсь и, нависнув, спрашиваю:

– Когда ты собирался позвать меня на шествие безликих?

Каин едва не давится запихнутым в рот сэндвичем; кашляет и выплёвывает кусок хлеба. Не могу сдержать язву:

– Манеры отсыхают у повстанцев сразу же, как они приходят к этому статусу или несколько позже?

– На какой из вопросов тебе ответить? – неясной улыбкой подхватывает юноша. Шутка ему не нравится, но и обиду – видно – позволить не может. – Садись, поговорим. Будешь завтракать?

– Я не меняться вопросами пришла.

– Садись, поговорим.

Теперь это звучит не как предложение, а указом. Следую ему: падаю на стул напротив.

– Приступим.

– Не шути про повстанцев, – шёпотом просит Каин.