Сонилим

— А кто тогда не раздражает? Темный? — сарказма в голосе не было, но какой-то подвох я почувствовала.

— Нет, не раздражает, но и симпатии не вызывает. Он мутный, никогда не понятно, что у него на уме. Скрытный, да. — кот хмыкнул. Его понять можно было, сам Багги видел наши с темным отношения и злобу его, обращенную в большинстве случаев на меня, тоже. — Да знаю, знаю, что со мной он ведет себя, как бешеная гиена, так это не мои проблемы — я его не искала, в путники не набивалась. Я сужу по его поведению с другими. Замкнутый, на откровения не вызовешь. Заносчивый, высокомерный.

— Понял уже, — рассмеялся кот, не скрываясь, — список можешь не продолжать. Достаточно из общих характеристик убрать все хорошее, и вот тебе и темный.

— Неправда! — горячо возразила ему, даже сама не поняла с какого такого испуга. — Неправда. У Матвея есть и положительные черты: верность, отвага.

— Положим, что верен он только своим личным принципам да клятвам. Отвага... А без нее его бы уже в первой канаве прикопали. — заметив, что и второй мой бутерброд был съеден, кот начал собираться, — Пойду я, тебе отдохнуть нужно, завтра денек тот еще будет. Спокойной ночи, Сиа, и это.. закройся на ночь, а вдруг что не так — кричи, хорошо?

— Хорошо. — не стала отвергать предложение, — Спокойной ночи, Багар.

Нехотя вылезла из-под уютного пледа и закрыла за котом дверь на ключ. На всякий случай подперла ее стулом, а на ручку взгромоздила пустую кружку, если кто-то и начнет без спроса ломиться — кружка упадет и я проснусь. Что делать дальше в подобной ситуации я представляла смутно, но Смысл, тот что типа Здравый, подсказал оставить под подушкой Хашар в боевой готовности.

"А как руку порежу ненароком?" усомнилась я.

"Лучше руку порезать, чем без головы остаться." возразили мне и пришлось согласиться — голосов было большинство против меня одной.

Уснуть тоже удалось не сразу, то душно было, то холодно, то звук какой резкий услышу, то храп могучий из-за стенки послышится. Наконец-то устроившись поудобней, положив правую ладонь на рукоятие Хашара, и начала проваливаться в сон как тут...

Любовь моя, спустись ко мне
Люблю тебя я больше жизни!
Пойдем скорей, я жду тебя
Мир без тебя мне ненавистен.. 

От страха распахнула глаза и села.

— Это что было? — спросила я у пустоты, но ответ последовал все в той же рифмованной форме в исполнении полуночного придурка под окнами таверны:

Любовь моя, спустись ко мне
Люблю тебя я больше жизни!
Мру без тебя, спать не могу...

— Никто не может! Придурок! — загорлал кто-то басом на всю улицу, добавив в конце пару матерных слов. Но пение это не остановило, и серенадец допел свое четверостишие в то же самое время, как его поливали нецензурщиной:

...Я без тебя умом весь вышел!

 — Оно и видно! — зло рявкнул "бас" и несколько секунд спустя о мостовую ударилось что-то внушительное и, судя по звуку, железное. Тихая (серенадца) и громкая возмущенная (басом) брань послышались над улицей, пока не встрял третий голос:

— Если вы сейчас все не заткнетесь — я стражу вызову!

И воцарилась долгожданная тишина, не потревоженная ни стрекотом кузнечиков, ни храпом, ни сонным чириканьем птиц. Выждав на верочку еще несколько минут, я вновь приняла лежаче положение и только тогда осознала, насколько сильно я сжала рукоять меча — ладонь вспотела, а фаланги пальцев разжимались с трудом от перенапряжения.

— Да чтоб тебе! — выругалась я в темноту, но вскоре уснула сном невинного младенца — спокойным и без сновидений.