Сонилим

Далеко идти не пришлось. Несмотря на обиду и воинственность, отходить на большое расстояние от защитного купола лагеря мне не хотелось. Да-да, Здравый Смысл восторжествовал! Поэтому, скрывшись за более-менее густыми кустами, так и не дойдя до воды несколько метров, я присела, по-турецки скрестив ноги.

Сквозь листву пробивались лучики здешнего светила и бликами заиграли на моих прикрытых глазах. Приподняв вверх голову, я наслаждалась временной передышкой от слишком разношерстной компании. Пущенные на самотек мысли то и дело возвращались к вчерашнему утру. Мое пробуждение и позорный побег из комнаты Вея.

"Вернуть бы время вспять, я бы поступила по другому" в который раз подумала я. А потом встрепенулась, какое к черту "по другому"?! Логично подумать следует!

Убить обещал? — Обещал.

Ненавидит? — До потери пульса!

Смотрит с отвращением? — Ага! Да с таким, что самой от себя противно становится!

Сникла. Все, что и требовалось доказать — и доказывать не нужно. Это не теорема, это — аксиома, мать ее.

Тогда почему же мне так плохо? Почему мое сердечко, что за двадцать лет не дрогнуло при виде красивого и благосклонного ко мне мальчика, ноет так сильно, когда на меня смотрит презренно этот темный? Почему вместо прекрасного принца мне в душу запал тот, кто ни в грош меня не ставит? Почему жизнь так несправедлива?

— Грустишь?

— Нет. Наслаждаюсь приятной компанией, — приоткрыла глаз и засекла тот момент, когда кисуня смотрела по сторонам, пытаясь увидеть кто бы это мог быть.

— Но ... Здесь никого нет, — недоуменно протянула она.

— То-то же! В этом и вся соль ... была! — язвительно ответила ей и пожалела: кошка, в принципе, ничего плохого мне не сделала. Даже больше! Она мне помогала всем, чем могла. А веры ей нет. Вот как так? — Ладно, не бери в голову. Я слишком нервная в последнее время, — пристыжено, но не извиняясь, ответила я.

— И почему же ты нервная? — спросила она с иронией, — Кто в этом виноват?

— Тебе поименно назвать? Или можно ограничиться только числом?

— Хорошо-хорошо, я поняла. Но ты так и не ответила. Почему нервы играют? Что мы сделали не так?

— Да ничего вы не сделали. В том и дело, что ничего… — а потом подумала, что раз она хочет узнать, что со мной происходит, то я скрывать этого не буду, пусть и покажусь слабой: — Понимаешь, дело в том, что я ничего в этом мире не понимаю. И совсем не разбираюсь в том, что происходит в данный момент и почему так жизненно важно пойти к лесным. Дома я знала что и когда должна была делать: подъем в семь, на работу к девяти, и до шести вечера во всем слушаться и потакать начальству. Здесь же я ничего не понимаю. И что еще хуже, никто не собирается мне ничего объяснять! Да я даже не знаю, как называется то животное, что вы подстрелили к обеду! — на последней фразе я противно взвизгнула и сама скривилась от такой несдержанности. Во-первых, жутко некрасиво, а во-вторых, мы как бы скрываемся и не хотим, чтобы нас нашли. — Вот, опять погорячилась. Извини, не хотела, — буркнула я после того, как увидела округлившиеся глаза хвостатой.

— Нет, Сиа, это мне нужно извиниться. Я... я виновата. До этого момента я не рассматривала сложившуюся ситуацию с этой стороны. Мы все, кошачьи по крайней  мере, привыкли думать, что ты сильный, жестокий и беспощадный воин. Но в то же время справедливый и искренний друг. У тебя всегда было свое мнение... А сейчас ты наивней новорожденного котенка. И я не знаю, как мне себя вести.

— Если мы и вправду были друзьями, то начни относиться ко мне не как к прислуге. — резко ответила я, — Это что было? "Его разделать нужно — займись"?

— Я просто не знаю каким способом заставить тебя получить встряску!

— Уж поверь, встрясок мне в последнее время хватает! — устало проговорила я. — И вообще, зачем?

— Нуу... — замялась она, — может ты хоть так вспомнишь?

— Дорогая моя, будет быстрее, если ты мне сама все расскажешь. Со всем, что со мной произошло за последние три дня, я уже поседеть должна, не только вспомнить!

— Не могу, — смутилось это недоразумение, величающее себя графиней. Но, вздохнув, она сдалась: — После того что случилось... у темных… ты себе сама память заблокировала. Чтобы не помнить того, что было сделано. Там обряд был... 

Именно в этот момент я не выдержала! Да сколько же можно мяться-то?!

— Обряд проклятой памяти, замыкается на слове или фразе, после чего выбранный отрезок памяти затирается. Условие — абсолютное добровольное согласие, — по-ученически отчетливо оттарабанила я.

Глаза кошки едва не стали больше ее отвисшей от удивления челюсти, потом они закатились и она начала падать в обморок. Кряхтя и проклиная крепатуру, лошадей и верховую езду, я едва успела поймать графиню почти у самой земли. Врезав ей несколько довольно сильных пощечин и приведя ее в чувство, мы пошатываясь добрались до широкого ручья. Пока кисуня жадно лакала воду и умывалась, я скинула с себя верхнюю одежду и в костюме темных плюхнулась посредине русла и наконец-то освежилась.