Страница 2 из 34
Желание сомкнуть пальцы, прорывая тонкую преграду её кожи, впитать в себя горячую пенящуюся кровь стало почти непреодолимым. Лань, сладкая, трепещущая лань, так и просящаяся на язык. Вкусная до безумия кровь! И сила. Магически эта дурочка была одарена отнюдь неслабо.
Воцарившаяся тишина вдруг ударила меня по ушам, привела в чувство, возвращая на землю.
Девушки глядели одинаково квадратными глазами.
До меня вдруг дошло, как это должно выглядеть со стороны. Я, совершенно голая, прижимаю к стене хрупкую, тоже почти обнаженную Тангарид, плотоядно облизывая при этом губы.
Упс!
Н-да…
Я поспешила отодвинуться от трясущейся с перепуга девушки. Бросив взгляд на её вытянувшуюся физиономию, не смогла сдержать смеха.
Представляю, сколько будет разговоров, когда дар речи к ним вернётся. Но пусть уж лучше эти дурёхи считают, что, унаследовав страсть Чеаррэ к однополой любви, я пыталась соблазнить непорочную невинность в лице Фейлэр, чем догадаются о том, как обстоят дела на самом деле.
Жажда крови сводила меня с ума. Я едва контролировала себя.
Неторопливо накинув халат на плечи, я ещё раз окинула подруг насмешливым взглядом.
Удалиться так просто, без спича, каюсь, не смогла:
– К вашему сведению мои непобедимые чары не смущают – они бьют наповал. Советую поразмыслить об этом на досуге и никогда больше не обсуждать меня там, где я могу вас за этим застукать.
Я удалялась со смешенным чувством, в равных пропорциях содержавшем веселье и злость.
Девчонки. Их шпильки не острее булавочного укола.
Только вот когда этих булавок много, боль становится очень даже осязаемой.
***
С момента моего поступления в Академию прошло четыре года. Через месяц мне исполнится девятнадцать. И произошло то, что должно было произойти. Вчера я получила письмо от дорогой приемной матушки, благодаря которой имела всё, на что не могла рассчитывать по праву рождения.
«Одиффэ! – гласили строки.
Как всегда, Сантрэн не стала расшаркиваться и размениваться на неинформативные приветствия, пожелания здоровья и бытописания жизни общих знакомых, а сразу перешла к делу:
Недавно прибыл посланник из Фиара с недвусмысленным требованием. Свадьба с Дик*Кар*Сталом должна состояться непозднее, чем через квартал, считая со вчерашнего дня.
Я написала в администрацию Магической Академии, уведомляя их о необходимости ускорить получение диплома и свидетельства.
За тобой закрепилась твердая репутация одной из сильнейших учениц, так что вряд ли, учитывая обстоятельства, нам не пойдут навстречу.
Готовься
Сантрэн».
Игнорируя побуждение разорвать письмо на тысячу мелких клочков, заставить его вспыхнуть и навсегда исчезнуть из этой реальности, я аккуратно сложила его пополам. Потом ещё пополам. И положила под подушку.
Я не испытывала гнева. Того, от которого перед глазами начинает колыхаться алая пелена, от которого хочется нестись вперед, сломя голову, не разбирая дороги. Хочется драться, дерзить и кусаться. Нет. Я понимала, что бежать некуда. Передо мной глухая стена из толстенного кирпича. И стене, в общем-то, все равно, даже если в истеричном припадке я размозжу об неё голову. Стена будет продолжать стоять, по-прежнему глухая и серая.
Это должно было случиться ещё два года назад. В день моего семнадцатилетия.
Но Дик*Кар*Стал молчал.
Молчала и Сантрэн.
Внешняя политика между Фиаром и Эдонией была сложной и неоднозначной, отношения шаткими. Мы балансировали на грани войны, но пока обходились мелкими стычками.
Что изменилось? Что могло поменять расстановку сил на политической доске? Почему ненавистная корона вновь поднимается над моей злосчастной головой, в коей не было ни одной властолюбивой мысли?
– Одиффэ?
В открывшемся дверном проеме сверкнули золотистые локоны Сиэллы.
– Ты здесь?
Легкие шаги приблизились и затихли.
– Ты в порядке?
С тихим шепотом полог распахнулся, открывая взгляду очаровательное личико фарфоровой куклы, с мягкими сияющими глазами и золотистыми локонами.
Я подвинулась, освобождая место рядом с тобой.
Золотая девочка осторожно присела на краешек ложа рядом со мной:
–Я хочу знать, почему ты не пришла к Эллоиссенту в лазарет? Он ждёт тебя.
Я молчала.
– Почему? – настаивала Сиэлла на ответе. – Как ты можешь быть такой бездушной? Словно ничего не происходит… ты знаешь, что он чуть не умер?
– Ну и что?
– Ну и что?! – Сиэлла ушам своим, видимо, не верила. – Как это: «Ну и что»?
– По-твоему, я должна волноваться? Он провожал очередную девицу легкого поведения, нарвался на очередную драку и получил в очередной раз по заслугам. Я не стану из-за этого лить слёзы.
–Одиффэ, тебе наговорили….
– Мне не наговорили. И, если тебе интересно, именно я отправила твоего дорогого братца на больничную койку.
– На самом деле мне не интересно, – скривилась Сиэлла. – Он негодяй. А ты… ты садистка.
– Вообще-то, если меня не злить, я, пусть и не белая, зато пушистая. Но у того, кто заставит меня всерьёз разозлиться, есть все шансы об этом пожалеть.
– Что-то незаметно, чтобы Эллоиссент раскаивался…
– Верно. Я уже, признаться, сбилась со счету, сколько девиц прошло через его постель. Твой брат один из самых безответственных, легкомысленных существ, какие только встречались мне по жизни. Но это уже неважно.
– Неважно, что он изменяет тебе чуть ли не на каждом шагу?