Страница 69 из 84
Это сложно описать словами, вернее, совершенно не возможно. Это надо только видеть и пропускать через себя, через внутреннее зрение, по чувствительной поверхности внутреннего века, как острием иглы – красной царапиной по хрупкому хрусталику. Микрочастички микро-образов то ли прошлого то ли... очень ближайшего будущего.
"Если ты когда-нибудь это почувствуешь, испытаешь на себе, то уже ни с чем не спутаешь!.."
Красная вспышка по глазам, вспарывающим рубцом давно затянувшейся телесной раны... Следующий удар, на этот раз с прорвавшимся хлопком, разрезавшим пустоту вакуума наконечником гибкой кожаной плети... Нет, боли нет... так, ноющее воспоминание змеиным росчерком по всей поверхности спины наискосок... Лязг тяжелого металла, натягивающихся звеньев холодной цепи, запах железа, да, то ли крови, то ли браслетов-наручей, впивающихся в запястья или режущей удавкой широкого ошейника по горлу... Она давно прогрелась от тепла его кожи, он почти не ощущает ее давления... так, изредка, когда сознание пытается зацепиться за что-то реальное, за то, что не позволит ему сорваться раньше времени и не отберет возможность тонуть в этих жерновах долгожданной физической боли... Именно она сейчас его якорь... она та самая тонкая связь между ней и его болью.
Разрежь!.. Раздели её на части! Увидь различия и разницу, насколько они не похожи друг на друга и не могут жить в тебе одним целым. Отдели одно от другого... Может тогда они покинут тебя обе?
Любовь и Боль... Разорви и уничтожь!.. Сожги мятой фотографией, разорванной надвое...
Вспышка! Удар... звенящий хлопок! Тонкая красная линия – негатив и позитив... Твое лицо покрывают ласковые языки золотого пламени...
...Это действительно невозможное состояние, и, похоже, оно его не покидало ещё со вторника, а сейчас, после очередной бессонной ночи в больничной палате сына, как будто обострилось, усилилось в несколько раз.
Казалось, достаточно лишь закрыть глаза, отключить слух, соприкосновение сознания/тела с внешними раздражителями окружающего пространства и с самой реальностью... и ты безошибочно услышишь-определишь, где она. Не важно, в какой точке или месте, в черте города или за его пределами. Тончайшие нити-волны эфира, хрупкие молекулы ее аромата, прописавшиеся в памяти выжженным тавро, условным рефлексом... Тихая мелодия ее учащенного почти равномерного дыхания с более сильными и быстрыми толчками сердечного пульса. Он распознает ее нахождение в толпе даже с закрытыми глазами, даже если его будут глушить громкой музыкой и острой вонью чужих запахов и вспотевших тел. Не просто определит, где она: он будет чувствовать ее – поток ее мыслей, страхов, волнения... желаний... Он будет читать ее безошибочно вдоль и поперек, как тогда в поезде метро, упиваясь этими нереальными ощущениями, как дозой нового и совершенного наркотика – индивидуального генного героина, с персональным доступом и возможностями регулировать силу воздействия с уровнем доз.
Держать её в руках, впервые, по прошествии стольких долгих лет, на кончиках своих пальцев, на оголённых рецепторах кожи, вплетая в её лёгкие, сердце, нервные волокна, бешенный ток крови тугие нити своего дыхания, взгляда, воли...
Да, Эллис, это не просто триумф непобедимого захватчика и единоличного владельца, ты САМА признала во мне своего Хозяина, как будто ждала этого с отчаянной готовностью не меньше моего. Хотя, какой смысл обманывать себя сейчас? Ты действительно ждала и хотела именно этого. Ты здесь по собственной воле и выбору, тебя лишь нужно было слегка к этому подтолкнуть, внушив ложную идею, будто ты мечтала о чём-то другом, сверх того.
Что ж, девочка моя, теперь мне придётся продемонстрировать тебе во всей красе, чего ты на самом деле жаждала и за чем вскоре будешь умирать в мольбах и слезах все последующие дни и ночи! И всё остальное на этом фоне попросту превратиться в ничтожный мусор, в невесомую пыль, пустоту – сотрется в твоих одержимых желаниях в абсолютное ничто. Я буквально стану всем, что будет наполнять твою жизнь, тебя саму – смыслом твоего существования, источником твоего кислорода, лекарством, без которых ты не сможешь прожить теперь не секунды. Я не просто тебя заполню собой, ты станешь моим психофизическим продолжением, моей послушной тенью, льнущую к моим ногам в любое время суток – при ярком свете и полной чёрной темноте. И только мне дано решать, подавать тебе свой голос или молчать в раболепном повиновении до скончания времён.
Это не какая-то случайная психосоматическая связь, моя милая, это и есть то, что ТЫ есть! Это твоя сущность, твоё истинное Я, вся ТЫ! ТЫ МОЯ! ВСЯ! Без остатка!.. И тебе от этого уже не спрятаться ни от меня, ни от себя самой! И чем раньше ты это примешь, признаешь за априори, тем легче тебе будет в будущем – твоём ближайшем и дальнейшем будущем в моих руках. Это не сложно и почти не больно. Достаточно только отпустить и впустить внутрь, и ты сама не заметишь, как эта боль трансформируется в чувство наивысшего экстаза и наслаждения. Чувство желать и принадлежать только МНЕ!!!
...Взгляд осмысленно скользнул по боковому стеклу дверцы лимузина по правое плечо, вернее, по открытому углу обзора проплывающей панорамной картинки внешних реальных объектов. Они только что въехали за черту северо-восточной окраины Леонбурга – район бывшего промышленного центра, существовавшего здесь ещё со времён первых крупных производственных мануфактур где-то с конца первого тысячелетия. Кроме более современных, но не менее заброшенных заводов и фабрик, тут можно было наткнуться и на целые музейные экспонаты девятнадцатого и начала двадцатых веков. Может поэтому коллекционеры недвижимого имущества так до сих пор в эту часть и не добрались?
Историческое наследие – руины музейного прошлого. И не только Алисию Людвидж тянуло сюда на натурные съёмки за новыми эксклюзивными фото шедеврами. Здесь частенько ошивались целые киносъемочные бригады, чуть ли не со всех известнейших европейских кинокомпаний. Он должен был знать, что рано или поздно её сюда потянет, но чтобы в первые же дни по приезду, да ещё и в первый свой уик-энд...
А сейчас? В это воскресенье? Какого хрена ей ударило в голову собирать съёмочную группу в свой законный выходной и переться сюда снова ни свет ни заря? Или это новая попытка спрятаться, укрыться, отчаянное метание в поисках выхода? Так называемая сублимация – броситься с головой в работу и зашиться изнутри всеми известными и доступными способами?
Неужели ты думаешь, что меня волнует, работаешь ты или прохлаждаешься за счёт компании? Оправдываешь ожидания своих работодателей или сутками на пролёт плюёшься в потолок своего рабочего кабинета? Или ты наивно полагаешь, что я лишу тебя твоего оклада с прожиточным минимумом, если вдруг пропустишь хотя бы день своей официальной рабочей недели? Пора бы тебя уже освободить от столь неуместной привычки – слишком много думать и принимать решения за себя. Это всё равно ни к чему хорошему не приводит, особенно тебя саму.
Жаль только обстоятельства не всегда играют нам на руку. Иначе бы ты у меня ещё со вторника спала на цепях в своей новой постельке, давно ожидающей тебя персональной спальни. И хрен бы ты смогла при этом хотя бы пискнуть, пробуя мне возразить!..
Ничего... я ещё это увижу в твоих расширенных от запредельного страха глазах, считывая бешеную пульсацию твоего перепуганного сердечка сенсорными «датчиками» собственной кожи... Зачем торопить события, когда ещё есть возможность насладиться твоим наивным неведеньем, твоим беспомощным трепыханием и отчаянными потугами вырваться из тугих сплетений моих силков. Знаю, ты можешь из-за своей глупости пораниться, даже сломать крылышко, но тем быстрее ты примешь мою волю, как своего неоспоримого хозяина и собственника. Я единственный, кто имеет право тебя наказывать и залечивать все твои раны, прикасаться к тебе, распоряжаться твоим будущим... всей твоей жизнью! Это всё, что тебе нужно знать, принять и усвоить! И скоро так и будет!..
Игра, прихоть, блажь, еб**утая одержимость конченного садиста? Называй это как хочешь, суть от этого не изменится. Я пришёл за тем, что по праву принадлежит только мне одному, и ложил я на общепринятые морали социума. Ты тоже меня не спрашивала тогда, десять лет назад, хочу я – не хочу, оставив одного с той грёбаной коробкой. Так что, не смей меня осуждать! Не тебе дано это право! Как и всего, чего ты лишилась осознанно, по собственной воле, когда ещё могла себе это позволить. Ты сделала свой выбор, и я его принял... по-своему!
...Оказывается, даже у памяти есть свойства изменять уровни эмоционального воздействия на сознание и физического состояние всего организма. То, что ты когда-то боялся вспоминать, подобно болезненной пункцией в костный мозг раскалённой иглой сквозь все ткани одновременно... теперь скользило по поверхности едва ощутимой дымкой невесомых искр статического тока. Ни боли, ни страха, ни желания выпрыгнуть в окно или разодрать лёгкие в кровь, срывая на хрен голосовые связки... или содрать с ладоней кожу, с мясом, до кости...
Теперь с трудом верилось, что он когда-то всё это так переживал, что оно его едва не убило. Наверное действительно существует та самая грань – точка невозврата, достигнув которой, тебя ставят лишь перед двумя возможными последствиями. Или ты просто сдыхаешь (сходишь с ума, впадаешь в кому, кататонию) – порог боли достигает своего наивысшего пика, вплоть до остановки сердца... или всё резко замирает, срабатывает последний и самый мощный защитный блок.
Возможно тогда, почти шесть лет назад, он и решился пойти на этот смертельный эксперимент, не имея никакого представления, чем он для него в конечном счёте обернётся. В любом случае, хуже быть уже попросту не могло. Нащупать её, включить максимальный заряд, преобразуя её до критической отметки, нереальной мощи... пропустить через себя... снова, снова и ещё раз!.. Добровольно и осознанно, в здравом уме и трезвой памяти... В этом случае Алекс был выбран, как средство – инструмент или как личный врач, который будет следить за состоянием твоего сердечного ритма и давления с дефибриллятором наготове. Они ведь оба тогда не знали, чем всё это могло закончится...