Страница 55 из 84
И вот тогда запускается тот самый Армагеддон, которого ты так боялся все это время! Но только на этот раз ты впускаешь его в себя добровольно... осознанно... ведь другого выхода попросту не существует. Или жить в этом до конца своих дней, позволяя ему убивать себя каждой пройденной секундой, вытягивающей через нестерпимую боль глоток за глотком остатки твоей никчемной жизни... или пропустить все девять кругов ада не только сквозь воспаленное сознание, но и само тело, чтобы в конечном счете разрезать эти слитые параллели между реальностью и эпицентром всех оголенных эмоций. Понять, увидеть, зафиксировать скрытые возможности самоконтроля, способные блокировать даже самые ненормальные чувства с зашкаливающей паникой. Совершать то, с чем ты никогда не мог совладать на протяжении последних четырех с лишним лет.
Когда я понял, что достиг своего возможного предела? Наверное в тот самый момент, когда стоял на самом его краю и заглядывал вниз, в бесконечность бездонной пустоты, обдувающей своим смрадным дыханием токсичных испарений прямо из этой черной пропасти-пасти... Когда собственная боль достигла таких невероятных масштабов, что удерживать ее в себе на коротком поводке было просто нереально, на это уже не оставалось никаких сил... Она уже истерла твои ладони до мяса, до кости, вызывая лишь одно непреодолимое желание – разжать к чертовой матери пальцы, иначе... еще пара мгновений, и она вырвет их со всеми фалангами.
Да, именно тот день стал для меня исходной точкой отчета к моему новому становлению. Когда пережитая боль со страхами неожиданно и резко мутировала в оживший кошмар дичайших и вывернутых наизнанку фантазий. Когда желание перекрыть ее чем-то более ненормальным и извращенным побило все пережитые ранее рекорды изощренного воображения.
"Я хочу, чтобы ты перекрасила волосы! Сегодня же... вернее, прямо сейчас!" - да, я был в тот день пьян, как обычно, разве что не в стельку, мне же надо было соображать, о чем говорить и что делать. Попросить кого-то из прислуги с самого утра купить краску для волос (какой марки? Да по х*ю!), заявиться часом позже в комнату Реджи без стука и предварительно оговоренной аудиенции (о, наша королева-мать еще в постельке, в позе убитой горем святой великомученицы?), бросить прямо на одеяло коробку с набором для покраски волос в домашних условиях и ткнуть на нее указательным пальцем: "Пожалуйста... я буду крайне тебе признателен, если ты не заставишь меня долго ждать!"
Лучше бы она избавила его от своего недоумевающего взгляда, смешанного с плохо скрытым страхом и паникой не самого воодушевляющего предчувствия. "Перекрасить волосы? Самой? Здесь?" – непонимание происходящего, плюс эффект неожиданности при появлении и просьбы мужа закоротили ее мыслительные процессы по всем каналам. Другая на ее месте скорей бы спросила "Зачем?" Ей всегда каким-то образом удавалось доводить любую ситуацию до точки откровенного идиотизма. С ней было проще общаться через посредников, а не становиться личным свидетелем всех ее раздражающих ужимок: изумленного личика, округлившегося пухлого ротика, огромных хлопающих глазок великовозрастной скромницы, прикрывающейся краем покрывала до самого подбородка. Если бы она при этом поменьше говорила и делала подобных жестов, вполне возможно, что могла бы и избежать большей части надвигающихся последствий. Хотя... не думаю!
"Если не знаешь, как это делается, попроси помощи у кого-нибудь из прислуги! Реджи, я тебя умоляю, кончай тупить! Перекрась свои гребаные волосы и все! Вечерних туалетов с бриллиантами не нужно, как и вашей излюбленной трехслойной грунтовки лица, и особенно, не поливай себя духами!.."
"Мокрый песок?" - ну наконец-то! Любопытство взяло верх над тупостью. Подцепила дрожащими пальчиками коробку и даже догадалась прочесть название оттенка вслух. Поздравляю, зачет сдан на отлично! "Ты хочешь, чтобы я перекрасилась... в блондинку?" - "А я что-то до этого сказал не достаточно вразумительное? Или мне надо произнести это на нескольких языках, или проорать тебе на ухо для стопроцентной доходчивости?.. Да, бл**ь, я хочу, чтобы ты перекрасила свои волосы в этот оттенок!.. Твою мать, Реджи, еще минута этого чистейшего идиотизма, и я сам потащу тебя в ванную. Только, боюсь, тебе абсолютно не понравятся мои услуги в качестве твоего персонального стилиста! Е**ть тебя в рот, Реджи, просто сделай это! И не заставляй меня ждать до ночи!"
Мои пальцы уже интуитивно сжимались в кулаки, под непреодолимой тягой сделать это с ней прямо тогда, в ее спальне, на ее же удобной кроватке и, ей богу, я был готов это совешить, но... Впервые, за столько времени вместо спонтанных вспышек чистого безумия надо мной взял верх (пусть и притупленный алкоголем) расчетливый педант с замашками дотошного практика-костоправа. Сомневаюсь, что все мои действия с выползшими неизвестно из каких щелей сумасшедшими фантазиями можно было назвать сверх разумными поступками и адекватным поведением. Но сказать, что я вытворял их в состоянии глубокого аффекта с полным помутнением рассудка, откровенно солгать. Я прекрасно видел, понимал и полностью принимал каждый свой шаг и слово. И если бы меня опять вернули в то же время, в тот же день, в то же психическое состояние, боюсь, я бы повторил его с точностью до самого последнего жеста... Или сверх того – с более продуманными и дополненными модификациями, с тщательно просчитанными наперед действиями, фразами... извращенным поведением...
"Ты явно не торопилась." - не скажу, что ждать пришлось до ночи, но мои пьяные нервы были натянуты почти до возможных пределов. Но я и не ожидал от этой дуры рьяных ответных порывов с беспрекословным подчинением, как от раболепного и выслужливого рекрута – для этого ей никогда не хватало ни ума, ни полного осмысления своего истинного положения. Что тогда, так и сейчас Реджи зависала в каком-то своем обособленном представлении о нашем браке (буквально вывернутым наизнанку), не имеющим ничего общего с его отрезвляющей жестокой действительностью. Она была готова стерпеть и снести все... и при этом ни хрена не делала для того, чтобы хоть как-то облегчить свое плачевное положение в сознании Дэниэла Мэндэлла-младшего в роли самой жалкой, отвратной и презираемой им женщины. Она была не просто жертвой обстоятельств, а самой тупой, преданной и ни к чему не приспособленной овцой!
"Я вызвала из салона мастера... У него был расписан весь день, так что он... слегка задержался с приездом!" - "Бл**ь, Реджи, ты реально думаешь, что меня е*ет, как и кто тебе красил волосы!" – я сидел в другом конце комнаты, в угловом кресле, допивая пока что еще первую на этот день бутылку марочного шотландского скотча, в сверх терпеливом выжидании появления своей дражайшей супруги. Интересно, если бы ей кто заранее сказал, предупредил, что и как с ней собираются сделать... она бы сбежала или все равно пришла? При чем так же само – нерешительно застыв перед дверьми моей спальни в зажатой позе скромной гимназистки, в абстрактном образе двух несовместимых для ее внешности ипостасях – шикарной блондинки с контрастной линией черных бровей, ресниц, глаз и какого-то хрена выкрашенного в темно-бордовый цвет большого пухлогубого рта и все той же Реджины Спаркс – женщины, девочки-жертвы, которую я ненавидел до рвотного рефлекса чуть ли не всю свою сознательную жизнь. Уже не помню, что на ней тогда было надето (но точно не яркое и совершенно не вызывающее, едва задевающее память лоснящейся поверхностью глянцевого атласа). Зато хорошо запомнилось, практически врезалось/въелось в сознание то, какими шикарными на тот момент выглядели ее осветленные волосы, изменившие ее внешность просто до неузнаваемости. При чем оттенок был настолько приближен к натуральному, вызывая ложное (пугающе волнующее) ощущение, будто это был ее собственный природный цвет. Мало того, она их еще какого-то черта выпрямила и подровняла.
Предыдущее чувство сдержанной ярости из-за затянувшегося вынужденного ожидания, резко перекрывает захлестнувшей волной ослепляющего бешенства. Истекающий от наружных и внутренних рваных ран зверь напряжённо рычит, не в состоянии терпеть эту раздирающую невыносимую боль. Но она больше не высасывает из тебя силы, скорей наоборот, заставляет звереть всё сильнее, с каждым новым ударом, острой вспышкой-резью рвущихся волокон нервов, мышц и кожи.
«Ты заставила меня ждать...» - произносить ровным, спокойным голосом с чёткой расстановкой каждого слова было совсем не сложно, как и оставаться внешне апатичным, вялым, едва не засыпая от «скуки». Хотя обычно после такого количества алкоголя меня моментально выбивало, сносило крышу и срезало все тормоза со стоп-кранами. Но когда твои внутренности вместе с мозгами уже который день выкручивает тугим жгутом запредельной боли, ярости и раздражающего безумия, кажется, что тебя хрен теперь свалит даже смертельная доза чистого героина. Так что причин для обоснованного бешенства у меня теперь было предостаточно, включая самую главную – Реджину Спаркс!
«Ты же не ставил мне никаких сроков!» - боже правый, я тебя умоляю! Вот давай только без слёз. Ты же только-только вошла. «И поэтому ты считаешь, у тебя есть все основания вынуждать меня терпеть твою нерасторопность? Неужели я так часто о чём-то тебя прошу?» - «Нет, но...» - «Хватит! Будь добра, побереги мою нервную систему и избавь от возможности выслушивать твои скуления! Мне с лихвой хватило и всех этих часов выжидания! И долго ты намерена жаться к тем дверям, как та зашуганная целка на выпускном? Бл**ь, Реджина, это так сложно? Переступить ножками и пройтись по комнате?»
«Куда?..» - ещё совсем чуть-чуть и из её огромных щенячьих глазок брызнет фонтаном перепуганных слёз. Умница, милая. Последний наш интимный контакт как видно прошился в твоей памяти пожизненным условным рефлексом. Если муж пьян и приходит к тебе (зовёт в свою спальню) – ничего хорошего после этого не жди. Правильно боишься! А была бы чуть умнее, уже давно бы выскочила не только из этих дверей, но и из самой квартиры, вместо того, чтобы демонстрировать мне здесь свою показательную борьбу с внутренними страхами и инстинктом самосохранения и безропотно выполнять жёсткие приказы нетрезвого супруга. Я и не догадывался, насколько она жалкая и недалёкая. Неужели отвращение способно довести до настоящего приступа рвоты?
«Бл**ь, Реджи, не тупи! Если я тебя позвал сюда, к себе, к кому ты ещё можешь здесь подойти?» - нет, я не хриплю и не срываюсь в крик. Я на удивление спокоен, не смотря на то что уже достаточно пьян, и в голове не первый час шумит, сдавливает виски с глазными яблоками раскалёнными распорками пульсирующей крови.
И, да, она идёт. И если не как ослица за морковкой (и едва ли как кролик в пасть удаву), но как овца на заклание точно. Вот только её сейчас никто насильно в шею не толкает... пока что! Попытка сохранить чувство достоинства с изяществом выработанных за долгие годы практики телодвижений была нещадно сорвана несколькими неудачными шажками. Пару раз её все-таки качнуло на грани подвернуть ногу почти на ровном месте и грохнуться на колени раньше времени. Даже с нескольких метров с моего места было видно, как её трясёт, сколько она вкладывает усилий, чтоб не разрыдаться... Ну, хотя бы недавняя смелость по вопросам и ответам у неё отсеклась напрочь.
Остановка где-то в центре второй половины комнаты между мной и кроватью, в десяти футах от моих ног... Продолжаю неподвижно сидеть в кресле, так и не сделав за всё это время ни одного глотка из бокала в левой руке, вяло возлежащей на пухлом валике замшевого подлокотника. Сомневаюсь, что в эти самые секунды выгляжу искушённым эстетом, наблюдающим за демонстрацией сверхчеловеческих возможностей. Да и вся моя внешность с большой натяжкой дотягивает до звания потомственного алкоголика в десятом поколении. Наверное, перегаром с немытым телом и засаленными, отросшими почти до плеч волосами, тянуло «освежающим» душком по всему периметру комнаты.
Сколько я не ночевал дома после больницы?.. Сколько пытался упиться до отключки вне этих стен?.. Может поэтому и вернулся... потому что не смог...
Оказывается, когда боль переходит в стадию хронической, её уже нереально вытравить – ничем, ни одной самой известной и проверенной анестезией.
«Ближе!» - медленно, бесчувственно, с расстановкой, с царапающими кристаллами замораживающей тональности, будто говорит отмороженный психопат, дико заскучавший при вынужденном просмотре банальных сцен и истерических воплей жертвы, вымаливающей пощады. Или ласково гладить кипящую поверхность токсичной кожи хрипящего зверя, обжигая до кровавых волдырей собственные пальцы и ладони... Да, дико больно, хочется орать, биться головой об стены, царапать пол и грызть зубами изгибы локтей до кости... Но я лишь пропускаю её изнутри, замыкая в бесконечный циклический ток по венам, нервам и вопящему сознанию. Оно только во мне...только внутри... глубоко и нестерпимо...
Пожалуйста. Сделай это ещё раз. Проделай ещё одну глупость! А потом вторую... третью... Дай мне повод. Я уже заждался. Разве ты не видишь, как я этого заждался!..
Он уже орёт, хрипит, бьётся о стальные прутья решётки, рассекая кожу в новые раны... Только ты этого не видишь... не понимаешь и даже не догадываешься. И не ты, бл**ь, сука, способна его успокоить и остановить. Не в твоих руках сосредоточена та самая исцеляющая сила, в чьей власти усмирить этого зверя, этого бешеного монстра... Не твои пальцы, не твой голос... не твой запах знают, как снять эту боль, эту лихорадку... эту неуёмную жажду растерзать тебя на части только за то, что ты такая дура и настолько мне опротивела! За то, что ты – не ОНА! Даже с её цветом волос... особенно за этот цвет волос!
Три неровных шажка на меня с жалкой попыткой удержать равновесие. Кто ж тебе, дура, посоветовал надеть эти каблуки? Разве я звал тебя на романтический ужин при свечах?
«Ещё ближе!» - с подчёркнутой издёвкой в почти ласковом голосе.
Безропотно выполняет, сокращая расстояние до короткого полушага... отводя в сторону, пряча взгляд куда угодно только бы не смотреть в мои стеклянные от ядовитого опьянения и пустой безучастности глаза.
«Развернись спиной!» - впервые сжимаю челюсти, но голоса не повышаю ни на тон, разве что на этот раз без ласковых ноток наигранной вежливости.
Опять заминка? Это уже начинает напоминать отлаженный сценарий или заезженную пластинку, когда иголка головки проигрывателя постоянно перескакивает в одну и ту же бороздку. Вроде еще терпишь, но ясно понимаешь, что ненадолго. Выход только один – избавиться от бракованного элемента!
Бл**ь, неужели непонятно?! Я не хочу видеть твоего лица, мечущегося взгляда и перепуганных мимических "плясок"!
"Повернись ко мне спиной!" - может чуть повышенный голос с ощутимой бархатной сиплотой в напряженных голосовых связках наконец-то надавит на нужные участки твоего отупевшего сознания?
Кажется, срабатывает. И впервые не задает раздражающих вопросов "для чего" и "зачем". Правда медленно, стараясь изо всех сил удержать равновесие на подкашиваемых ножках.
Меня все-таки накрывает. Резко, мгновенно, в один щелчок перемкнувшего разума. Прекрасно осознаю, что это всего лишь жалкая попытка с подменой, что это всего лишь моя жена – Реджи, что это ее волосы, ее фигура, ее тело... Но на какие-то ничтожные доли секунды меня-таки выбивает по-настоящему, заливает глаза кровавой пульсирующей пеленой, впиваясь в горло затягивающей удавкой сухой асфиксии... Только это не паника в чистом виде и далеко не страх. Боль – да! Ненормальная, дикая, острая, срезающая волна мини термоядерного взрыва, выжигающим ударом всего в один судорожный толчок сердца с моментальным выбросом липкой испарины по всей поверхности воспаленной кожи, дополнительной ингаляцией тошнотворных эфиров в легкие... Fuck! Кратковременное помутнение рассудка сдавливает виски с лобной долей... короткая микро-смерть с перезапуском вывернутого сознания с абсолютно новыми настройками. Я уже это сделал. Подошел к ней, шагнул, надавил по ее живому рельефу не только ступнями ног, но и налег всем весом своего тела. Механизм ловушки сработал, защелкнул беззвучной отдачей, усыпляющей колыбельной по затянутым узлам оголенных нервов. Возврата больше нет. Меня уже подталкивает внутренним толчком-порывом собственного подсознания. Он уже вырвался на свободу. Он уже заполнил мой разум...
"На колени!" - да, это произношу я, и прекрасно слышу, понимаю, что именно. Я очень хорошо осознаю зачем и для чего. Я прекрасно знаю, что намереваюсь сделать, а главное... Я хочу это сделать!
"Что?" - другого я от нее и не ожидал. Предсказывать ее поведение становится утомительно скучным. У меня нет никаких желаний играться в терпеливого учителя и недалекого ученика. Наклоняюсь вперед, почти не чувствуя плавных волновых движений собственного тела... Такое ощущение, что это двигаюсь не я, а зверь... слишком гибкий, пластичный и... нереально сильный.
Идеально вымеренный удар ребром правой ладони и изгибом локтя по внутренней линии суставов ног над играми – самым уязвимым и слабым опорным точкам в момент эффекта неожиданности. Испуганный крик дополнительной дозой адреналина в горящие вены и мощные сжатия сердечного клапана, долгожданной сладчайшей анестезией по обостренному слуху и раскрытым ранам вибрирующей боли. Каждое последующее движение и жест, как расписанный поэтапно четкий план действий, без малейшего промедления и заминки. Отставляю бокал с виски не глядя куда-то в сторону, прямо на пол, тут же вскидывая левую руку вверх к голове Реджи и, пока она пытается удержаться на подкосившихся ногах (да, дорогая, не хрен было одевать каблуки), перехватываю всей ладонью и гребнем пальцев за волосы. Накручиваю петлей-жгутом у корней, на самом затылке большую часть локонов в интуитивно сжавшийся кулак. На этот раз ей не хватает времени втянуть в легкие воздуха для нового крика. Звук, вырвавшийся из ее горла, больше похож на передавленный конвульсивный всхлип. Дергаю за волосы и голову без секундной заминки сразу же, как только пальцы сжимаются до упора, до легкой перенапряженной дрожи. Все слишком быстро и неожиданно. У нее не было не единого шанса устоять и удержать равновесие. Уверен, она не успела понять, как и отчего упала... или как умудрилась рухнуть на паркет пола на коленки, наконец-то ахнув во весь голос, тут же застонав-заскулив от резкой вспышки острой боли.
Знаю, милая. Это действительно дико больно. Коленки такие чувствительные и уязвимые, как и кожа на голове.
"Я-СКА-ЗАЛ-НА-КО-ЛЕ-НИ!" - оттягиваю почти несопротивляющуюся голову прямо на себя, запрокидывая лицом и глазами вверх к потолку, почти к своему подбородку. Нагибаюсь слегка вперед к левому пурпурному ушку. Произношу каждое слово тихой ласковой издевкой сверх терпеливого мастера: "Или тебе надо каждый раз демонстрировать это наглядно? Иначе до тебя попросту не доходит? Только через боль и унижение? Через воздействие физического насилия? Только так, Реджи? Значение всех моих слов и просьб в тебя надо вкалачивать силой?"
Всхлипывает протяжным жалобным скулением под впивающимся сжатием моих пальцев второй руки на ее правом локте. Острая отдача парализующей боли по всей руке, в плечо, шею, по всему телу до самых корней волос на голове, натянутых на мой кулак, лишает ее возможности пошевелиться, сделать хотя бы вздох. Я почти ощущаю вспышку ее страха с вибрацией болезненной волны, но всего на несколько секунд... Их перебивает резкий запах химии от волос, чуть приглушенный ароматом не менее вонючего шампуня, тонких парфюмов и кисловатым сухим душком луковой шелухи... Fuck!
Новая инъекция в сердечную мышцу запредельной дозой адреналина, кровавым всплеском по глазам. Кажется, рычу... или ощущаю внутренний гортанный рык взбесившегося зверя. Не понимаю и не чувствую, когда и как поднимаюсь с кресла, не разжимая пальцев рук, не ослабляя беспощадной хватки не на миг. Я даже не слышу, как она стонет в ответ, немощно поддаваясь вслед за моими движениями и рывками. Нет, это уже не прихоть, не блеклая вспышка спонтанного желания-каприза – это реальная потребность. И если я сейчас же этого не сделаю, хуже будет обоим.
"Дэн... боже... что ты делаешь?"
Бл**дь! Её скулящий голосок режет слух похлеще, чем иголкой по стеклу, вызывая лишь одну непреодолимую реакцию – заткнуть ей рот и желательно по самую глотку. Не понимаю, что бьет по психике – его тональностью или содержанием фразы.
Дэн? Как ты смеешь меня ТАК НАЗЫВАТЬ?!
С превеликим удовольствием протащил бы ее за волосы через всю комнату до самой ванной, но, боюсь, или начнет биться в преждевременной истерике или изойдется раздражающим визгом.
"Что я делаю? У тебя ещё возникают какие-то вопросы? Еб**ая сучка!.."
Резкий рывок за волосы, голову и локоть вверх. Наверное, слишком резкий. Подскакивает с колен, как та тряпичная кукла, чуть снова не падая на подвернувшихся каблуках, но сумев удержать вовремя равновесие благодаря мои рукам. Могу поспорить, она и боли не успела почувствовать из-за мощных накатов дичайшего страха, и на вряд ли почувствует дальше.
"Дэн, пожалуйста... не надо!" - "Я тебе позволял говорить?.. У тебя было предостаточно времени, шансов и возможностей избежать столько плохого в своей жизни, включая и эти незабываемые моменты. Но ты предпочла влезть в это дерьмо по самую макушку, прекрасно осознавая КУДА и зачем лезешь! Так что, извини, дорогая, но мой лимит по благотворительным взносам давно исчерпан. А вот тебе уже пора бы вникнуть в суть самой банальной истины... Хочешь наконец-то узнать и прочувствовать, что же я к тебе испытываю и ко всему, что ты успела наворотить в моей жизни?.. Я сейчас тебе это продемонстрирую... во всей красе!"
Реджи приходится семенить за моими шагами и направлением рук в перекошенной вымученной позе, вкладывая остатки сил в собственный страх, в попытку загасить боль до того, как ей скрутит все мышцы и суставы через позвоночник...
Нет, милая. Это будет совершенно иной сорт боли... и не того ты сейчас так боишься...
Даже если бы она сопротивлялась и брыкалась изо всех имеющихся сил, дотянуть ее до ванной комнаты и до самого умывальника к зеркальным дверцам навесных шкафчиков на вряд ли бы стало для меня особой проблемой. Ну, может быть понадобилось чуть больше времени и усилий. Но в этом-то и весь парадокс. Она СОВЕРШЕННО не сопротивлялась! Разве что не переставала скулить и всхлипывать. Прояви она в тот момент хоть какое-то рвение, да хотя бы завопи во всю глотку, позови на помощь!..
"А теперь смотри, твою мать!" - мой голос все-таки срывается, пусть и в хрип, но это уже предел – переход с принятием взявшей верх над разумом выбивающей слабости. Едва не впечатываю ее лицом прямо в толстое стекло зеркала, буквально носом, продолжая удерживать за волосы, как за голову куклы на очень гибких шарнирах. Мое темное отражение поверх ее перепуганного на смерть личика, залитого размазанными по коже грязными ручейками-потеками от слез (а ведь я просил не раскрашиваться!)
"Я сказал смотри, сука!" Сцарапываю пальцами с ее макушки чуть ли не с кожей под самый корень более густой и удобный для захвата жгут волос. Наши взгляды пересекаются в одной мертвой точке общего отражения... Нажим по сильнее и ей приходится смотреть в свое лицо – в свои огромные, распахнутые во всю ширь глаза. Под более нещадным и принудительным давлением моего нависающего взгляда, как в неразрывном оцеплении психосоматических звеньев чужой прессующей воли и не только физической. Спаянные тиски из пальцев и инородного сознания вспарывающих твой разум сверх болезненным и гиперглубоким проникновением.
Да, дорогая. Ты уже это видишь. Чувствуешь разницу? Что, совершенно другой эффект? Совсем не так, как смотреться каждый божий день в собственное отражение только через свои глаза? Когда на тебя/в тебя смотрят и видят то, что ты никогда раньше в себе не замечала.
"Смотри... смотри внимательней! Что ты видишь?.." - даже не думай! Я буду рвать на тебе волосы под самый скальп, при любой попытке закрыть глаза! - "Тебе дать подсказку?.. Сейчас намекну!" - теперь без капли фальшивой ласки, только жидким азотом сиплого голоса по пылающей ушной раковине, виску, высветленным волосам, проникая под черепную коробку глубокой инъекцией до самого мозжечка, до центра нервной системы. Впрыскивая парализующий яд прямо в аорту.
"Да, это лицо Реджины Спаркс, ты угадала! То самое лицо, от которого меня тошнило всю сознательную жизнь, выворачивало на изнанку, когда я его вспоминал! Ты и представить не можешь, каких мне сейчас стоит усилий смотреть на него и сдерживать в себе рвотные позывные! Боюсь, мне не хватит всего красноречия, всех существующих изощренных эпитетов, чтобы описать свое состояние, объяснить популярно, насколько сильно я его ненавижу! Насколько оно мне противно, омерзительно и невыносимо! Как мне приходится каждый раз себя сдерживать, когда я его вижу или вспоминаю... вспоминаю все то, что было с ним связано! То, что ты успела мне дать и чего лишить! И знаешь... я не помню ничего хорошего... абсолютно ничего. Кроме самых отвратных и тошнотворных моментов. А самое главное..." - нагибаюсь еще ближе, выпуская из-за напуганного личика Реджи отражение собственного лица фактурным "силуэтом" с бесчувственным взглядом приготовившегося к прыжку и нападению голодного хищника. - "Я ненавижу его за то, что оно именно твое, даже с цветом волос, который никогда не станет твоим и не сможет изменить его в лучшую для меня сторону, ни на грамм. Даже если ты сделаешь себе пластическую операцию!.. А знаешь, в этом определенно есть свой особый смысл. Меня же по любому будет передергивать всякий раз, когда мне придется на тебя смотреть и видеть эти волосы. Бог с ним с лицом, но эти волосы! Они же не твои!.."
"Дэн, боже... не надо!.." - сдавленный стон-мольба? Ты опять пытаешься пробиться через мой титановый панцирь голыми руками, детка? Хочешь оцарапать об него свои трясущиеся пальчики? Жалкая попытка.
"Я слишком долго жил с этим, Реджи! Ты и представить не можешь, что это такое – видеть перед собой человека, на месте которого должен был быть совсем другой... Видеть твое гребаное лицо с ЕЕ волосами! Такой кошмар не пожелаешь и врагу. Теперь и не знаю, кого за это надо наказывать – ее или тебя!"
Мне не нужны долгие минуты на раздумья, я уже давным-давно все решил... Я же прекрасно знал и до этого, что собирался сделать. И, да... это совсем не то, что я так жаждал сотворить, почувствовать, услышать... пропустить через рецепторы своих пальцев, сквозь поры легких, нейроны воспаленных нервов и эмоций... чтобы хоть как-то унять эту треклятую боль, вырвать ее из горла, из жил... срезать, притупить, зашить намертво... Бл**ь!
Пальцы автоматически сжимаются в чужих волосах, на чужой коже, ощущая чужой разряд вибрирующей боли через ток дрожащего тела, громкий всхлип, почти напуганный крик... Нет, я уже не вижу ее лица, и слава богу, особенно в момент рывка руками, на себя. Отступая на полтора шага назад, зафиксированным захватом и броском выкручивая положение безропотного тела головой вниз, разворотом в центр комнаты, безжалостным толчком на скользкий глянец керамической плитки, на абстрактный узор бело-красного и черного. Я почти не слышу ее напуганного ответного вскрика. Разжимаю пальцы в момент ее падения лицом в пол. Каким-то чудом у нее срабатывает рефлекс с выпадом рук вперед, ладонями в кафель, иначе бы точно смазала часть губной помады прямо по керамограниту.
От прежней шикарной прически не осталось и следа, да и стоящее на четвереньках трясущееся тело на вряд ли теперь назовешь возбуждающе притягательным, даже под лоснящейся материей платья, облегающего перламутрового атласа второй кожей. Она слишком шокирована и напугана, при чем настолько, что не в состоянии до конца осознать всю плачевность своего жалкого положения – включить собственный мозг и попытаться представить, допустить хотя бы ничтожную мысль, что с ней могут сделать куда больше, чем просто морально унизить или раскатать соплями по полу.
И получал ли я сам хоть какое-то удовольствие (хотя бы животное), глядя на ее скрюченное тело сверху вниз?
Не знаю... Возможно... или скорей это был не сколько я. Или это совсем не тот уровень удовольствия. Моментами мне приходилось испытывать что-то вроде скуки. Может кого-то другого это бы и вставило до стойкой эрекции и звона в яйцах, но уж точно не меня. Будто часть меня выкачали, заполнив вакуумной пустотой абсолютного ничто. И меня не пронзило возбуждающим зарядом сладкого тока при соприкосновении пальцев с холодной сталью ножниц, когда я доставал их из выдвижного ящика из-под умывальника. Я прекрасно знал, что хотел и собирался сделать, но в этом не было ни хрена восхитительного и вдохновляющего, тем более для меня. Мне просто надо было это сделать! Я должен был! Должен выпустить его на волю... дать ему желанную свободу... хотя бы час мнимой свободы...
Это не ты, бл**ь! Я знаю... это не ты! Но и она виновата не меньше твоего!.. И я не прошу у тебя сейчас ни сил, ни прощения... только одного – оставь меня! Выйди из меня хотя бы на этот час!
Я пытался... я сделал все, что мог, но оно сильнее меня, куда сильнее, чем это вообще можно вообразить!
"Я хочу, чтобы ты это не просто усвоила, чтобы это стало частью твоих условных рефлексов. Чтобы ты наконец-то в полной мере осознала и прочувствовала всю глубину своих непоправимых проступков и совершенных ошибок. Ты ведь делала их не просто осознанно, но и намеренно, с определенной целью, на эгоистичном побуждении..." - меня и вправду резало изнутри винтовыми лопастями каждый раз, когда я смотрел на ее спину, на ее всклоченные волосы, на беспомощное, едва удерживаемое на трясущихся руках и коленках тело... Подсознание пыталось подменить реальную картинку с архивным образом взбунтовавшейся памяти или силилось увидеть то, чего не было, не могло быть и никогда не будет. Увидеть ее! Увидеть ТЕБЯ!
Не помню, когда и как опустился на колени сам прямо за ее шикарным задом, окутанным струящейся тканью льнущего к коже скользкого атласа то ли платья, то ли ночной сорочки. Откладывая на время в сторону ножницы и пытаясь определиться в смешанных чувствах – иссушающей пустоты, почти звенящей, выдавливающим шипением в висках и в ушах. Это было похоже на легкий транс, попытка убежать из реальности или совместить каким-то непостижимым образом взбесившуюся боль и дикое желание... Желание прикоснуться к тебе через ее тело, хотя бы на секунду... поверить, что это возможно... Скользнуть пальцами по гладкому креп-сатину, по выступающим позвонкам как когда-то... вдоль двух рельефных линий, пропустить статическое покалывание по подушечкам... ощутить твою дрожь... принять сладкий всхлип капризного голоска... погрузить обе ладони в густую гриву твоих волос... склониться под тяжестью непреодолимого притяжения твоего тела... втянуть твой пьянящий аромат...
Это было самое кошмарное возвращение... через ее запах... Fuck! Через ее вонь!!!
Пальцы сжали волосы с такой силой, будто я намеревался сорвать их одним резким рывком вместе со скальпом.
Боже правый... словно я не вдохнул, а мне просто плюнули прямо в легкие, и я едва не подавился, с трудом сдерживая кашель со звериным рычанием.
"Бл**ь, Реджи... Даже не знаю, что я в тебе ненавижу больше! Тебя, твое лицо или... твою вонь! Если бы только знать, как ее с тебя смыть... Как стереть ТЕБЯ вместе с ней! Как вбить в твою пустую недалекую голову столь очевидную истину – насколько ты мне омерзительна!.. Насколько надо быть тобой, чтобы вызывать во мне столько отвратных ощущений!.. Сколько наворотить дерьма, неисправимых идиотских ошибок, чтобы довести меня до подобного состояния, до непреодолимого желания придушить тебя голыми руками!.."
«Боже, Дэн... пожалуйста... скажи... только скажи... что я должна сделать?..»
«Разве я разрешал тебе говорить?» - едва осознанный рывок опять за волосы вверх на себя с усиливающейся дрожью в руках, в сухом хрипе сиплого дыхания.
Она просто плачет или старается это сделать... раскрыв рот в попытке то ли выдавить из горла очередь спазматических звуков беззвучного рыдания, то ли не задохнуться от конвульсий в пережатой трахее. Она не закричит, просто не сможет... уже не сможет, даже если захочет... хотя, сомневаюсь, что захочет. Я не ощущал в её теле ни одного признака к сопротивлению... ни одной попытки отстранится или хотя бы сжаться.
«Ты уже сделала... сделала предостаточно! Знала, что нельзя оставлять ребёнка от человека больше года не просыхающего от алкоголя и прочей дряни... Знала, чем это чревато и всё равно... Всё равно тупо сделала всё по-своему. И что теперь, дорогая? Хотела меня привязать? Надеялась, я моментально исправлюсь, одумаюсь и стану лучшим в мире папочкой и заботливым мужем... обрекая собственного ребёнка на все эти мучения?!.. Бл**ь, Реджи... каким местом ты думала? И что такого надо сделать, чтобы до тебя наконец-то это дошло, чтобы ты прочувствовала это в полной мере?.. Когда ты уже поймёшь и примешь это окончательно? Я ТЕБЯ НЕ-ЛЮБ-ЛЮ, и ничто в этом мире этого не исправит – никто и никогда!»
Я должен, вашу мать... Мне надо это сделать! Прямо сейчас, или я попросту свихнусь. А может я уже спятил? И теперь балансирую на самой грани, играясь с тончайшей паутиной собственного разума на кончиках своих дрожащих пальцев, натягивая их вместе с волосами Реджины Спаркс до сладкой рези на фалангах у основания?..
«Что такого надо сделать, чтобы ты это поняла? Что ты так и останешься самой презираемой и ненавистной для меня женщиной до конца моих дней! Тебе надо это продемонстрировать наглядно, да? Дать это ощутить всем чем только возможно? Или думаешь, ты уже всё видела, успела пережить самое страшное и худшее? Хуже того, что было и есть больше не будет?.. Господи, Реджи... сколько лет... сколько грёбаных лет ты терпела всё это?.. И ради чего? Скажи! Ради одного прекрасного дня, когда тебе скажут, что твой ребёнок смертельно болен? Ради этого ты захотела выйти за меня? Только ради этого?!..»
Вырвать, разорвать в клочья, растерзать – единственное, что надрывно пульсировало в висках, выжигая по сознанию незаживающим клеймом, вырисовывая плавящиеся спирали не только по поверхности, а именно в глубины... медленно, раскрываясь подобно телескопическим иглам, добираясь до самых уязвимых узлов и каналов...
Как же их много... как много её и тебя. И сегодня тебя стало ещё больше, нестерпимо больше... Ты всегда приходишь только с ней, только с этой долбанной болью... Ты сама и есть эта боль – моя Боль, мой персональный Ад и моя затянувшаяся Агония... И ты никогда и никуда не уходила все эти годы, твою мать! НИКОГДА!
...Получать подобие некоего удовольствия при моральных и физических унижениях определённых объектов интереса? Да, это черта большинства психопатов, паразитов и прочих садистов, включая самого Дэниэла Мэндэлла-младшего. Вот только в тот день я ни хрена не испытывал, кроме одной навязчивой идеи-фикс – сделать хоть что-то! Что-то, что остановит наконец-то во мне это неконтролируемое безумие! Сделать что-то с тобой, по-настоящему!.. За то, что позволила этому произойти... за то, что разрешила этим сумасшедшим мыслям родиться в моём больном пропитом мозгу... За то что сделала меня таким слабым и убогим, превратив в полное ничтожество, бросив меня совершенно одного наедине с этим кошмаром, и продолжая при этом где-то жить дальше, как ни в чём не бывало, будто меня и нет... и никогда не было в твоей жизни... Будто я ничего и никогда для тебя не значил!
Бл**ь!.. КАК?!.. Как мне это убить в себе?! КАК УБИТЬ ТЕБЯ В СЕБЕ?!
«Боже, Реджи, ты и представить себе не можешь, как же меня от тебя тошнит!» - это не жестокость в чистом виде с полным отсутствием сострадания. Я не испытываю никакого удовольствия и ничего схожего с ним, хотя бы мало майского возбуждения. Вообще НИ-ЧЕ-ГО!..
«Ты одна из тех женщин, которая готова отдать собственную жизнь ради того, кто её не ценит и кому она и даром не нужна, лишь усугубляя собственное положение любой попыткой что-то сделать или исправить. Когда же до тебя наконец-то дойдёт? Ты мне противна в любом виде, при любом раскладе, в любом ракурсе и с любой внешностью!.. И знаешь – отымей тебя целый взвод скотских ублюдков прямо на моих глазах, мне от этого не станет ни холодно ни жарко! Мне противно вообще что-то к тебе чувствовать, особенно отвращение! По мне, ты не заслуживаешь и этого! Даже моей ненависти!..»
Не смотрю... рука сама находит отложенные ножницы.
«Твою мать, Реджи... ты самая убогая в мире жертва! Самая жалкая и бесполезная! Ты не способна справиться ни с одной из ролей – ни жены, ни любовницы, ни шлюхи... ни той же жертвы. Мне противно тебя даже наказывать, хоть ты это и заслужила, и я должен это сделать. Должен как-то вбить в твою пустую голову хотя бы через рефлексы...»
Наконец-то она издаёт что-то отдалённо напоминающее громкий стон – протяжный, перепуганный, дрожащий стон... под давлением заточенных лезвий длинных ножниц, проскользнувших в пряди высветленных волос у самых корней, прижатых холодной сталью к самой коже головы. Но даже их режущий, выстригающий звук, схожий со змеиным шипением, обрывающийся резким щелчком смыкающихся створок, не вызывает в её теле (а в сознании и подавно) ни одного намёка на сопротивление или инстинкта к борьбе.
«Такое не прощают... не забывают и не списывают в утиль за ненадобностью!.. Только наказывают... постоянно... всегда! Напоминая изо дня в день о каждом проступке и совершённой глупости!»
Чувствую собственной кожей, в захвате пальцев в волосах, бедрами за её ногами, лезвиями ножниц в её шикарных локонах, как её сковывает, натягивает изнутри струной при каждом движении и щелчке нагревшейся от моей руки хирургической стали. Считываю все до последнего всхлипа, дрожи, конвульсий, царапающими по скальпу острых лезвий – её страх, оцепеневший ужас, боль, каждый импульс и сконцентрированную эмоцию на поверхности и внутри её тела... Но ни хрена при этом не испытываю! Меня просто накрывает или вышибает часть сознания за пределы собственного Я, высасывая остатки человеческих чувств и прежней сущности. Это больше похоже на транс, доведённые до автоматизма движения. Я продолжаю всё это говорить и делать только потому, что так надо, что другого выхода попросту не существует. Если я этого не сделаю... она так и не уйдёт, не оставит меня одного!
Но я всё равно всё чувствую, бл**ь, если не разумом, то нервными окончаниями и кожей по любому! Разделить себя на две составляющие, продолжая балансировать между нереальной болью и высасывающей пустотой. – Я знаю, чего ты хочешь, о чём боишься сейчас думать, представлять и видеть перед глазами, наяву... Ты мечтаешь проделать всё это с ней... потому что только с ней ты и можешь это прочувствовать по-настоящему, до конца! Так, как хочешь только ты, как рисуешь в своих самых пугающих кроваво-чёрных фантазиях извращённого воображения.
Меня топит изнутри ритмичным шипением вскипевшей крови и адреналина, прорвавшейся дрожью по рукам и стянутым мышцам во всём теле. Мощный резкий бросок перехватывает горло, вонзая раскалённые шипы в лёгкие, в трахею, пересчитывая каждый позвонок вспарывающим скальпелем по спаянным нитям нервов от самого затылка и до копчика, врезаясь болезненной вспышкой ослепляющей боли в подобравшиеся яички, обволакивая раскалённой помпой всю головку члена... Fuck!!!
Если я и не вскрикнул, не потерял на пару мгновений сознания, то собственный хрип расслышать всё-таки сумел...
Мне бы вскочить на ноги, вытолкать Реджину за двери из комнаты пока это безумие не достигло своего наивысшего апогея, а не смотреть на её трясущуюся спину и выпяченный зад помутневшим взглядом... рассечённым надвое рассудком.
«Помнишь, как я обещал тебе, что ты больше никогда не сможешь от меня забеременеть» - слушаю свой голос, вижу, ощущаю, как веду от затылка Реджи левой рукой по спине бесчувственной лаской... но едва ли соображаю, что делаю и как говорю. Я просто наблюдаю, при чём без особого интереса. Я скорее занят попытками задавить в своей голове эту неконтролируемую вспышку чистого помешательства... как-то снять возбуждение: перестать думать о НЕЙ!.. О её глазах, приоткрытом от болевого шока и страха ротике... Слышать её стоны... то ли удовольствия то ли мучительной боли, то ли того и другого одновременно... О её мольбах прекратить, но не останавливаться... никогда не останавливаться! Разорвать, растерзать, иссушить до дна, до самой последней капли!.. (Не уходи... пожалуйста... проси меня... умоляй!)
По щеке быстро сбегает капля, только не знаю чего. Я вспотел? Да... похоже взмок лоб, слипшиеся на шее и за ушами волосы, вся спина. Я не плачу... по крайней мере, я этого не чувству...
"...Что больше ни одна капля моей спермы не попадет в твое влагалище, ни при каких возможных вариантах и способах, даже искусственных..."
При соприкосновении пальцев с ребристой линией кромки трусиков под тканью платья, тут же прекращаю движение руки, словно прихожу в себя из временного помрачения. С нее достаточно и этого! Больше никаких поощрений с благотворительностью... Это не игра в хорошего и плохого полицейского! Это наказание, и должно таковым оставаться до последнего...
"Ты же знаешь... я всегда выполняю свои обещания... все до единого!"
Задираю подол платья, неважно как. Эстетичная сторона данного процесса меня не волнует, куда важнее её практическая польза. Пусть хоть до самой головы, лишь бы не соскальзывало обратно и не мешало всему делу.
Белое кружево стринг? Неужели это все для меня?.. Как трогательно и романтично!
Меня вроде уже как не трясет... хотя сложно определить в таком состоянии. Со мной еще никогда ничего похожего не происходило, если не считать моменты вспышек тотального бесконтроля во время пьяных драк... Но это абсолютно другое! Я понятия не имею, что это было... кем я тогда был!
Я не стал снимать ремня, просто расстегнул ширинку.
"Будет очень больно... это всё, что я могу и хочу тебе пообещать!"
И я не стану просить у тебя за это прощение, но потерпеть придется! Потому что я не хочу тебя чувствовать! Не ТЕБЯ! Не видеть, не слышать, не ощущать! И помоги мне всевышний довести это до конца... и не сойти с ума!
Больно поначалу было даже мне, особенно на сухую, прорываться в неразработанный анальный сфинктер и без того рефлекторно пережатого входа. Конечно она закричала, попытавшись интуитивно отстраниться, едва не заваливаясь на трясущихся руках лицом в пол и сжимая ещё сильнее от острой вспышки боли тугую помпу внутренних мышц ануса вокруг моей головки и нещадно проталкивающегося на всю длину ствола всего члена. Два режущих толчка – два задыхающихся крика, и мне приходится бросать часть оставшихся сил на её так не вовремя проснувшийся инстинкт самосохранения. Конвульсивная попытка вывернуться или ускользнуть, отползти, крутануть тазом и задергать бедрами, ну хоть как-то сбросить меня – вырваться именно нижней частью трясущегося тела. У неё определенно не было на это сил, но рефлексы работали на отлично, разве что не так резво и эффективно.
Перехватить её сзади за шею и таки прижать лбом в кафель – дело пары секунд. Связать руки? Обойдется... пусть царапает пол и обламывает об него свой безупречный маникюр.
"Да не сжимайся ты так, дура, а то разорву там всё на хрен!" - собственный хрип действует на полуспящее сознание похлеще любых дополнительных стимуляторов. Даже шикарный зад Реджи настолько не вставлял вместе с её жалобными вскриками, как возможность добить её уничижающей фразой: "Ты так сама этого хотела! Разве не для этого ты выходила за меня?.. Да, дорогая, как видишь, мечтам свойственно сбываться, вот только не всегда так, как нам это рисуется в воображении... Бл**ь, будешь и дальше так выворачиваться, хуже будет только тебе! Но ты права. Мы же как раз для этого этим и занимаемся... Я сказал, лежи и не дергайся... Знай свое место, сука! Между толчком и анальной затычкой!.. Fuckin' shit! В мою постель... ты никогда... БОЛЬШЕ... НЕ ПОПАДЕШЬ!" - последние слова рассеченные паузами хриплого рычания, забивающими в кровь атакующими накатами по сознанию. В унисон резким фрикциям каменного члена на всю длину до самой мошонки, с будоражащими хлопающими звуками при мощных ударах о промежность и по ягодицам Реджи... Кажется, чувствую небольшое послабление при вхождении – горячую влагу вокруг ствола у самого входа. Значит лопнула кожа до крови. Не смертельно. Может просто разорвал несколько геморроидальных узлов, не помрет. Конечно будет ещё больнее, тем более до желанной разрядки ещё далеко как нескоро! Не забыть бы только в конце ткнуть её снова лицом в зеркало, для контраста между до и после! И достричь остатки волос...
...Пронзительный крик?.. Нет, резкий гудок клаксона...
Он не вздрагивает. Просто, без особого интереса, переводит взгляд в ту часть улицы, откуда в его сознание только что прорвалась реальность настоящего.
Ничего криминального. Кто-то попытался перебежать дорогу на красный или обогнать кого-то в безумном потоке нескончаемого течения машин на четырех ветках центральной автострады. Час пик, центр города. Дорожные магистрали покрыты живыми реками автомобилей с туманной "дымкой" выхлопных газов и подземных паров тепловых коммуникаций. И кто рискнет сказать, что у этого города нет своих легких и горячих вен, что он буквально дышит и гоняет свою "кровь" прямо под твоими ногами.
Он сидел за крайним столиком в паре шагах от тентового навеса-"козырька" кафетерия "Митчелл". Не такого уж и плохого заведения, если уж на то пошло. Кофе здесь подают нерастворимый и вполне даже пригодный для питья. Да и меню на редкость разнообразное с собственной мини-кондитерской. Правда, сегодня ему не до экзотической пищи среднего класса, но парой чашек черного эспрессо без сахара и сливок он брезговать не стал. Тем более, ждать пришлось довольно немало... а, значит, и вспоминать тоже. Вспоминать, думать, взвешивать... контролировать часть зашитых более пяти лет эмоций, желаний... Кофеин в таких делах конечно, не лучший помощник для натянутых нервов, но едва ли он позволит себе сейчас сорваться, даже если приложится к тройной порции виски. Не та ситуация, не то время, не тот Дэниэл Мэндэлл-младший и далеко не тот внутренний зверь...
Взору как на ладони открывалась центральная магистраль с кольцевым шоссе Гейбл-Кросс-Авеню. Кафетерий располагался как раз на углу пересечения с 68-ой Улицей, за две сотни метров до площади торгового центра Колум-Холл – многоярусного комплекса из зеркальных зданий на высоких "подпорках" арочных проходов-переходов. В одном из его ресторанов ему частенько приходилось проводить деловые обеды-ужины на протяжении последних лет. Заметить однажды эту кафешку из машины или еще как-то – было делом времени и неизбежного случая.
Планировал ли он заранее эту встречу и весь предстоящий разговор именно здесь, за этим самым столиком из дешевого белого пластика у длинного вазона-ящика с искусственными фиалками? Или идея нашла сама по себе, спонтанным вдохновением?..
Разве подобные судьбоносные моменты не принято проводить в более уютных и теплых помещениях, на каком-нибудь широком диване или мягком уголке напротив панорамного окна с обзором центра горда с высоты птичьего полета? Что там обычно прилагалось к общему списку? Бокал коньяка и пухлая кожаная папка, забитая под завязку задокументированным компроматом и дополнительными аудио-видео материалами на десяти флеш-накопителях?
Почему он решил выбрать именно это место, слишком многолюдное, открытое, на свежем почти морозном воздухе без удобств и возможности сделать что-то экстра неординарное? Может как раз по последней причине?
Очень много составляющих. Это мозаика собрана не из двух-трех кусочков-пазлов и даже не из плоского рисунка – это трехмерная многоярусная картинка в пяти измерениях с пятиканальным звучанием – это целая вселенная! Десять прожитых жизней, десять пережитых смертей с самыми болезненными воскрешениями. Черно-красная симфония Любви и Боли! Ее нельзя проиграть за один сеанс, за один день и уж тем более за один разговор. Ее надо пить по капле – медленно... окуная в ее рубиновый яд кончики своих пальцев и осторожно, чтобы не сжечь тонкую кожицу, смазывать её влагой твои губки, твой дрожащий язычок... проникая в глубь твоего ротика за створки сжатых зубок ласковым принудительным нажимом...
Я очень хочу сорвать этот занавес одним рывком, оплести ладонью твое горлышко до того как накрыть твои глаза черной повязкой живого ужаса и исступления... Но не сегодня! Боюсь сегодня я тебя просто разорву! И этот свежий воздух лишь одна из жалких попыток остудить собственные порывы с выедающей в памяти и венах кислотой воспаленных воспоминаний мертвого прошлого... Воспоминаний давно умершего и канувшего в небытие Дэниэла-Мэндэлла-младшего. Возможность провести ту самую черту между тем, что было, есть, будет и... что могло бы быть.
Всего лишь маленькая отсрочка – дань уважения жертве, делающей последние добровольные шаги в руки своего палача. Не ты первая, не ты последняя, моя девочка, кто проходил через это. Кто терял право на свою жизнь и будущее всего за один неугодный для социума проступок и не важно какой – противозаконный или неприемлемо благородный. Мы все жертвы чувства мнимой свободы выбора, и как раз ты мне однажды это и продемонстрировала во всей красе!
...Он неспешно приподнял левую руку с края столика, лениво оттягивая манжет рукава черного френча с циферблата платинового Breguet-а. Пять минут третьего. Брови лишь слегка дрогнули-сдвинулись к центру переносицы. Конечно она опаздывала, а не стояла в этот самый момент у какого-нибудь терминала в аэропорту на ближайший рейс до Аляски.
Что ж, счетчик включен, антибаллы накручиваются. Пара штрафных очков сверх того, что уже накопилось. Скоро ей будет не привыкать...
Взгляд снова тянется-скользит по автостраде, замирая ненадолго на противоположной стороне улицы, на вывеске станционного табло подземки. Снова возвращается к четырехстороннему потоку автомобилей. На вряд ли они застряли где-нибудь в пробке. Крамер такой ошибки в жизни никогда не допустит. Скорей вызовет вертолет, но доставит на встречу минута к минуте. Здесь ему нет равных. По любому, своенравной мисс Людвидж ударило в голову так не кстати проявить свой свободолюбивый характер.
Да бога ради, моя девочка! Наслаждайся... последними минутами... Я подожду. Подожду еще немного... это же не десять лет, так ведь?