Страница 50 из 84
Бытует общепринятое мнение, что многие психопаты заводят семьи и детей чисто из практического соображения – для социального прикрытия и алиби. Из-за атрофированных чувств любви и родительских инстинктов с привязанностью, они не испытывают к собственным детям и супругам вообще никаких эмоций, и способны в любой момент не только их бросить, но и причинить непоправимый вред, вплоть до убийства...
Несколько раз ему чудилось, что он уже и сам был слишком близок от этой пугающей грани, всего в ничего, в паре микронах, особенно в стадии запредельной неадекватности, в состоянии сильнейшего алкогольного опьянения. И осознавая это тогда, он не испытывал абсолютно никакого страха, наоборот, сам не понимал, что его останавливало и не позволяло проделать этот шаг до конца.
Когда держишь свою руку на чьем-то пульсе, отсчитывая его замедляющиеся удары, здраво понимая, что это ты контролируешь в этом человеке утекающие через твои пальцы остатки жизни, это равносильно тому, как соприкоснуться с темной стороной природы, стать проводником между жизнью и смертью.
Зла и добра как таковых по отдельности не существует, все зависит от того, как ты пользуешься мерой, данной тебе при рождении, как человеку разумному. Даже в боли есть своя чарующая сторона красоты и наслаждения, но когда она переходит свою допустимую меру – она начинает работать тебе во вред, как и все другое в этой жизни. Сложнее всего с чувствами, ибо их отмерить до нужной золотой середины в определенный момент просто нереально или, что хуже, когда они берут верх над твоим ослабевшим разумом... или когда ты сам позволяешь им это сделать...
Наверное, за последние дни он дал себе слишком много слабины, успокоился, разомлел, расслабился, решил, что теперь уж точно не имеет смысла куда-то спешить. Самая тяжелая часть дела позади, можно потянуть удовольствие, вдоволь насладиться имеющимся результатом, смакуя в воображении каждый свой последующий шаг и предстоящий план действий. Ведь она у него буквально под носом, в его руках и без его ведома никуда не денется и уж тем более не додумается сбежать. Да и с чего бы? Она так еще и не осознала, так до конца и не приняла того факта, что в эти самые секунды находится у него под колпаком. И в этой наивной непосредственности тоже есть свое исключительное очарование.
Жаль лишь сама жизнь упорно выкручивается в своем жестком непримиримом своеволии, не желая ложиться в четко выверенную твоей рукой колею, резко съезжая серпантиновым дрифтом на острый гравий обочины, разрывая в лохмотья сразу несколько шин и скатов. А в запаске у тебя всего одно колесо. Вот тут действительно надо суметь удержаться... до последнего...
Нет, оно началось не с прихода в кабинет главы компании Глобал-Вижн и не с извиняющейся Эвелин, притащившей кофе, пачку свежих газет, журналов и четкий план расписанного наперед графика по всем неотложным встречам, телефонным переговорам и запланированным на этот вторник совещаниям. И даже не с самого конверта без подписи и адресатов, услужливо подсунутого ее почти никогда не дрожавшей рукой.
- Вы просили ставить вас в известность о любой попытке мисс Людвидж касательно ее желаний вам что-то передать или встретиться лично.
Он практически не обратил внимания на то, каким образом его пальто и шарф перекочевали в руки Гувер, совершив что-то вроде бартерного обмена.
- Что это? – конверт был довольно пухлым и увесистым и, кажется, он успел догадаться, что в нем.
- Мисс Людвидж просила передать вам его из рук в руки, не уточняя, что это, но... персонально для вас. Если вы не доверяете содержимому пакета, я могу, конечно...
- Спасибо, Эвелин! – уложив конверт удобней в ладонь, он сделал несколько шагов в сторону массивного рабочего стола, разворачиваясь на ходу всем корпусом, и не подавая никакого вида, что его могло заинтересовать содержание посылки.
Несколько неспешных последних шагов, вялый жест кисти правой руки, бросающей конверт на безупречно чистую поверхность глянцевой столешницы из полупрозрачного синего оргстекла (в тон стеклянных полок, барной стойки и прочей окружающей ультрасовременной мебели индивидуального дизайна). Ленивое движение пальцев левой ладони, расстегивающих три пуговицы однобортного антрацитового пиджака, перед тем, как опуститься в темно-синее (почти черное) кожаное офисное кресло с высокой спинкой и несколькими режимами трансформера.
- Вы свободны... Постарайтесь в ближайшие полчаса меня ни с кем не соединять.
Нет, он не притронулся к кофе и, как обычно, не полез в стопку газет с журналами, хотя после вчерашних выпусков собирался сделать это едва не по приходу. И конечно он не смотрел в сторону младшего секретаря, как обычно изображая вид, что его сейчас больше всего интересует интерфейс включенного им только что монитора рабочего компьютера. Правда, он ни хрена на нем не видел, вернее, попросту не понимал, что творилось на экране, даже когда запустил парочку отложенных со вчерашнего вечера документа. Он даже не мог вспомнить, что это были за документы.
И когда за Эвелин закрылись двери, и он мог не притворяясь расслабленно откинуться на спинку кресла, он все еще не мог сфокусировать свое внимание на том, что его сейчас больше всего волновало и раздражало слизистую взыгравшегося не на шутку любопытства. Сдержать участившееся глубокое дыхание и выровнять четкий размеренный ритм сердцебиения – дело нескольких секунд, но как, черт возьми, удержать их, не думая о том, что за последние дни превращало тебя в одержимого безумца?.. То, что за один щелчок пальцев заставляло его забывать буквально обо всем, кроме одного неконтролируемого ненормального желания. И вот теперь частичка этого... откровенного соблазна, пара гранул чистейшего "героина" лежала прямо перед ним. А ведь он даже не пробовал его на вкус в полной мере и по настоящему, только втянул запах, впустил его эфир под кожу, под язык, растворяя в крови, прямым транзитом в воспалённые нейроны мозга.
Как быстро, моментально, мгновенно... как неожиданно резко ты вошла в мою кровь... или ты оттуда никогда и не выходила?..
Она слишком хрупкая, почти невесомая, льнущая к его напряжённым пальцам статическим притяжением, скользя по пульсирующим нервным окончаниям беззащитной паутинкой. Он может разорвать её в любую секунду и... боже всемилостивый... если это то, о чём он думает, он сделает это, и прямо сейчас!
Нет, он абсолютно никуда не спешил и не торопился, хотя руки вроде как слегка дрожали... бл**ь!
Взять конверт с сосредоточенной задумчивостью на лице, слушая чёткий размеренный ритм повышенного сердцебиения буквально всем телом... оторвать не спеша не дрожащими пальцами полоску-«пломбу», всего на пару секунд зависнуть в состоянии холодящего предвкушения перед тем как вытащить всю пачку сложенных фотографий и наконец-то очнуться от забытья... пусть и ненадолго.
Фотографии? С незнакомой брюнеткой? В разных ракурсах, позах, перспективах и расстояниях между объектом и фокусом объектива. Лицо и взгляд святой грешницы, совершенное белое тело на чёрных складках глянцевого лоснящегося бархата, усыпанное лепестками живых и мёртвых роз... «перевязанное» тремя нитями перламутрового жемчуга подобно безжалостным цепям за шею, запястья и лодыжки, бесстыжей линией кровавого «пунктира» от лобка и до яремной впадинки на горле... Чёрный... Белый... Красный!.. Только три цвета – самых ярких, контрастных и откровенных, усиленных фотофильтрами графического редактора до эффекта нереального живого объёма, невозможной глубины и совершенной фактуры. Казалось, протяни только руку и ты почувствуешь их не только физически, а на каком-то более высоком и ранее не известном тебе нечеловеческом уровне.
Одна девушка – сотни ракурсов и поз. Лёжа на спине, полубоком в три четверти, боком, сидя на коленках, крупный ракурс в портрет; иногда только одно лицо – с жемчугом в зажатых зубках, под изогнутым язычком, на губах, на глазах в несколько сложений; ошейником на горле, манжетами на запястьях – спереди, за спиной... Бл**ь!!!
Это не просто подборка удачных кадров откровенной эротической фотосессии, сделанной каким-то неизвестным фотографом. Смысл заключался в том, что ему было прекрасно известно, кто именно находился по ту сторону фотообъектива и через чьи глаза он теперь смотрел на все эти снимки. Чья рука их делала, чьи пальчики прикасались к этой натуре, поправляя волосы, положение жемчуга, лепестки роз... Розы!
Господи... До него, наверное, дошло только минут через десять, что это были ЕГО розы! Она использовала для этой съёмки в качестве дополнительной атрибутики его подарок!
Едва ли он понял, что хриплый звук, вырвавшийся из горла был его собственным ошалелым ироничным смешком...
Боже, как ничтожно мало надо для того, чтобы заставить его напряжённые пальцы вздрогнуть, перекрыв его пульс прохладными пальчиками ослепляющего соблазна. Она уже рвётся под её давлением, под ласковым нажимом её огромных распахнутых на всю ширь глазок, под невесомым дыханием чуть приоткрытых рубиновых губок.
Нет, он видел сейчас не эти головокружительные снимки. Не откровенные вызывающие позы незнакомой ему фотомодели резали головку члена обжигающей инъекцией зашкаливающей эрекции до самой мошонки... Он уже был там, с ней, несколькими этажами ниже, выгоняя на ходу из приёмной её кабинета офигевшую секретаршу (или кто там у неё был?), врываясь в сам кабинет, за волосы вытягивая её из кресла, из-за стола к ближайшей стенке, второй ладонью зажимая её горлышко под скулами и подбородком... Fuck!!!
Да, он был уже готов послать весь мир к ебеней матери, чтобы потратить остаток этого дня только на неё, только на её тело, на долгий бесконечный акт сумасшедшего совокупления. Трахать её до потери пульса, рассудка, реальности, прямо на этих грёбаных розах, до волдырей на члене, до разрывов и ссадин в её горле и влагалище, до срыва голосовых связок у обоих, пока вокруг них всё не промокнет от его спермы и её уретровой жидкости... Бл**ь!
Она же сама его звала!.. предлагала себя чуть ли не напрямую, раскрывалась, тянулась к нему... Как ещё было можно расценивать все эти снимки, как не за откровенное предложение с окончательной капитуляцией?! Открытое заигрывание со зверем на его же территории, в его же собственной клетке!
Так ты уже ждёшь меня? Зовёшь, моя девочка? Подманиваешь пальчиком и облизываешь влажные губки дрожащим горячим язычком? Ты действительно этого хочешь? Ты готова к этому?.. Готова меня принять?..
Похоже он не заметил когда и как поднялся с кресла, как сделал несколько шагов, обходя загиб угла столешницы скорей по инерции, на подсознательном условном рефлексе... ощущая лишь бешенный стук сердца, мощные содрогающиеся удары изнутри по всему телу, кипящую пульсацию кровавого всплеска в висках, по глазам...
Он не сразу расслышал за спиной знакомый рингтон прорезавший мёртвую тишину кабинета и его ушные «пробки» отрезвляющими аккордами ненавистной мелодии. Кажется, он успел сделать ещё несколько шагов, прежде чем окончательно остановиться и обернуться. Неужели он сам выбирал эту мелодию? Чем он вообще думал, когда закреплял её за этим... грёбаным номером?
Наверное прошло не меньше полминуты, прежде чем он смог найти в себе силы вернуться, покрываясь изнутри вечной мерзлотой за считанные наномгновения. Рука всё-таки дрожит. Пальцы пытаются подцепить гладкий корпус чёрного айфона. Глаза считывают имя абонента, хотя он и без того знает, кто и по какому поводу сейчас звонил...
- Да... - боже правый... только не сейчас... не сегодня... НИКОГДА!!! СЛЫШИШЬ?! НЕ СМЕЙ!!!
- Господин Мэндэлл?
Да, сука обдолбанная! Это я! Это мой личный номер! Я специально дал его именно для этих экстренных звонков, еб**утая дибилка!
- Что случилось?.. – едва слушая, что произносят собственные губы, но прекрасно понимая, для чего ему вообще могли звонить с этого номера. Голос звучит вполне ровно, пусть и сипло, но без дрожи, с нотками подавляющей сдержанности. И да, он всё слышит, как ему отвечают, до самого последнего слова и в каком тоне, почти заискивающем, с подчёркнутым успокаивающим сожалением, словно пытаются пригладить по вставшему дыбом загривку.
- Когда?.. Как долго?
- Кризис миновал, господин Мэндэлл... правда в этот раз остановка достигла критической отметки. Ещё бы пара секунд...
Еб**ь тебя в рот!!! Разве можно такое говорить по телефону?.. ЕМУ?!
- Я уже выезжаю!.. – он отключил связь до того, как ему успевают что-то сказать или возразить на том конце... Его никто и ничто не может остановить, даже землетрясение в десять баллов! Даже метеоритный дождь и термоядерный взрыв, и уж тем более какая-то секретарша-медсестра!