Страница 9 из 59
- Извини.
- Да ладно, это не тайна. Просто не люблю вспоминать.
- А… - начала было я, но вовремя взяла себя в руки и занялась оставшимися царапинами. Бутылочка зелёнки стремительно кончалась. А количество вопросов, напротив, увеличивалось.
- Ну спроси уже, спроси, - разрешила Хель. – А то сделала такое лицо, будто тебя застукали голой в краеведческом музее. И оставь уже в покое мою ногу. Основное обработала – и хватит. Подумаешь, порезалась немножко.
По поводу «немножко» я была с ней категорически не согласна, но спорить не стала.
- Так ты что, одна живёшь? Или с кем-то?
- Одна.
- А разве так можно? Я думала, обязательно должен быть какой-то опекун, а то заберут…
- Куда, например?
- Не знаю… В детский дом, наверное.
- Нет, вот эта напасть мне точно не грозит. Поздно. Мне через месяц двадцатник стукнет.
Бутылочка (к счастью, уже пустая) выскользнула из руки и, позвякивая, покатилась по полу. Я, увлёкшись подсчётами, даже ловить её не стала.
Мне не так давно исполнилось семнадцать, и почти все одноклассники были моими ровесниками. Не считая Ванечки, которого отдали в школу на год раньше положенного. А в параллельном классе, кажется, была восемнадцатилетняя девчонка, и это тоже можно было как-то обосновать. Но как надо извернуться, чтоб закончить школу в двадцать лет, я не представляла.
- Сима, тебе надо что-нибудь сделать с лицом, иначе каждый встречный будет знать все твои мысли! - расхохоталась Хель. – Всё очень просто, на самом деле. Учиться я начала с восьми лет, потому что папа забыл, что меня пора отправлять в школу. А когда я была в девятом классе, то нам пришлось постоянно переезжать. Тут месяц проучилась, там две недели… Экзамены завалила, естественно. Пришлось оставаться на второй год. Так что я двоечница и прогульщица.
- А ещё год куда делся?
- А ещё год я… - девушка замялась, подбирая нужное слово, - …проболела. Так вышло, в общем.
- Понятно. - Я кивнула. Хотя в голове при этом всё запуталось окончательно.
В то, что Хель воспитывал отец, – верилось. В то, что этот отец мог забыть отправить ребёнка в школу, – верилось. В переезды – верилось. А вот то, что эта высокая и спортивная девица могла целый год проболеть, казалось наспех придуманной отмазкой.
Видимо, этот пункт относился к тому, о чём мне знать не следовало. Но, в конце концов, должны же быть какие-то безопасные темы для разговора! Погода, алгебра, бутерброды с колбасой…
- Есть будешь? – с некоторой опаской спросила я.
- Ага! – бодро откликнулась девушка.
- Пельмени или макароны?
- Без разницы, я всеядная.
- Тогда иди руки мыть. И у тебя тушь размазалась.
- Откуда, я же не крашусь, - Хель удивлённо заморгала, уставившись на что-то позади меня. - Погоди, ты их видишь?
- Кого? – я на всякий случай оглянулась.
- Да не там. У меня на глазах. Неужели действительно видишь?
- Ну да. На веках разводы такие тёмные, и под глазами тоже. Я думала, тушь…
- Ой, ё-о-о-о… - протянула гостья. – Ты даже не представляешь, как ты только что попала! Всё, можешь помахать ручкой спокойной жизни.
- Что ты имеешь в виду?
- Исключительно то, что говорю. Где там у тебя вино было? Тащи, такие разговоры на трезвую голову не ведутся. И с этого момента можешь задавать любые вопросы.
- Совсем любые? – переспросила я.
- Абсолютно.
Я задумчиво потеребила косу, не зная, с чего начать. Вопросов-то было предостаточно. И главный: с чего вдруг произошла такая перемена в отношениях. Только что было нельзя, и вдруг – раз! – стало можно. Из-за чего? Из-за этой потёкшей туши? Не понимаю!
Хель смотрела на меня с удивлением и каким-то незнакомым любопытством. И ждала вопросов. И я не могла не спросить:
- Ты будешь до утра здесь сидеть, или всё-таки пойдёшь руки мыть?
- Ну вот смотри, если представить такое дерево… Хотя нет, так не пойдёт, фигня получится. А если… Понимаешь, кроме нашего мира есть ещё… но не миры, а… просто такие места. И там тоже люди… Нет, опять не то…
Пельмени уже остыли, а Хель всё никак не могла решить, с чего начать. Она рисовала в воздухе какие-то непонятные окружности, подбирала определения, и гримасничала так, словно пыталась передать мне нужное знание телепатически. Однако телепатией никто из нас не владел, поэтому попытка успехом не увенчалась, и понимание происходящего на меня из воздуха не снизошло.
- Нет, не умею я описывать словами эту метафизическую чушь, - вздохнула девушка после очередной безуспешной попытки начать рассказ. - Я в ней вообще не разбираюсь. Моё дело – бегать, драться и охранять.
- Что охранять? – Раз уж мне великодушно разрешили задавать любые вопросы, то этим правом надо было пользоваться. И я вытаскивала информацию, цепляясь к каждому слову.
- Людей. Мир. Дороги.
- Какие дороги? Не автотрассу же!
- Нет конечно! Дороги – это… Это тропы. Пути, по которым ходят… Чёрт, я не знаю, как это сформулировать! – Хель зарычала и сжала голову в ладонях, словно пыталась удержать расползающиеся мысли.
- Ла-а-адно, - вздохнула я. – Но тебе же кто-то когда-то об этом рассказывал? Объяснял? Вот и вспомни, как тебе объясняли.
- Никто мне не объяснял, - отмахнулась девушка. – Я с детства это всё своими глазами видела. У меня же оба родителя в тени ходили. И все их знакомые, которые у нас дома периодически зависали, – они все об этом говорили. О работе, о тенях, о тропах… Я думала, это нормально. Просто не представляла, что по-другому бывает. Пыталась другим детям во дворе что-то рассказывать, но они мне не верили. Правильно, они же не видят. Вот ты видишь. И веришь. Веришь же?