Марготта

- Да нет… - смущённо промямлила я. - А вы мерки разве снимать не будете?

- Ой, да какие с тебя будут мерки, милая! Тощая же, как скелетище, внучка моя младшая и та покрупнее тебя будет. Аль думаешь, что старый совсем из ума выжил, на глаз рубаху не сошьёт? Думаешь?

- Н-нет.

- От то-то и оно! И не думай! На глаза-то я никогда не жаловался, да и на память тож. Ещё Третью Войну застал, а покрепче нонешних молодых-то буду! А те, кто просто так рубаху сшить не в состоянии, всё измерить норовят, они чего хотят-то? Знаешь?

-Чего? – машинально спросила я.

Да к девке красивой руки под юбку запустить, чего же ещё-то! Чтоб, значит, все размеры достоверно снять, это же общупать везде надо! А у тебя пока и щупать-то нечего, мала ещё. Но вот помяни моё слово, когда вырастешь – так отбою от кавалеров не будет! Любят они таких, худеньких. М-да… - дедок опять прикрыл глаза и начал задрёмывать, но как только я дёрнула его за рукав сразу же очнулся, - Две серебрушки задатка с тебя. Завтра вечерком зайди, шмотки свои заберёшь да остаток отдашь.

И под протяжное «Эх, молодёжь!» я выскочила за дверь. И практически упёрлась носом в вывеску сапожника. Кроссовки ещё держались в приличном состоянии, но я чувствовала, что это ненадолго. Всё-таки дождик и два купания не прошли для них бесследно, а учитывая, что они и до этого были далеко не новые… Да и не антуражно как-то – по средневековому городу в кроссовках шляться.

К счастью, сапожник оказался полной противоположностью портного. Молодой и улыбчивый мужчина внимательно осмотрел мои ноги, сделал для себя какие-то пометки мелом прямо на полу и довольно быстро отпустил меня восвояси.

Обратно я решила пойти другой дорогой, искренне надеясь, что не заблужусь в незнакомом городе. Не заблудилась, зато полюбовалась на два красивых каменных здания, стоящих напротив друг друга на огромной круглой площади. Первое было опознано мною как церковь, а второе – как ратуша. Между ними располагался деревянный помост, который с равным успехом мог использоваться как для массовых объявлений, так и для образцово-показательных казней. Или для проповедей.

Впрочем, почему «мог»? Он и использовался.

…ибо когда зло пожрёт души ваши, то примется за тела, - вещал священник, - и покроются они шерстью, и нальются кровью очи ваши, и будет для вас ночь как день. И очерствеет сердце ваше, и дети ваши отвернутся от вас, и не будет вам иного дома, как святое пламя, дарующее исцеление и вечную жизнь на небесах, ибо сказано, что не тронет огонь тех, кто чист перед Богом, а напротив, исцелит от хворей и дорогу к судьбе своей укажет, куда все мы идём, сами того не ведая…

И дальше в том же духе. Интересно, он всю эту религиозную галиматью заранее сочинял, а потом наизусть заучивал, или просто импровизировал по ходу дела? Да и в любом случае: вот сам бы в костёр и влез, а я бы посмотрела, как он будет в нём от хворей исцеляться и дорогу искать. Разве что это будет дорога на тот свет!

Священник (здесь таких уважительно называли служителями Господа) ещё что-то вдохновенно вещал о клыках и чесноке, но слушать я не стала. Людские суеверия одинаковы во всех мирах, а эта проповедь явно была посвящена оборотням. Похоже, ребята из городской стражи, которым зверь помешал нормально погулять на свадьбе, порассказали-таки друзьям и знакомым всяческих ужасов, и жители Тангара дружно ударились в тихую панику.

Хотя не так уж и дружно! Народу у помоста собралось всего человек тридцать, и те слушали вяло, лишь заученно вздыхали в местах наиболее красочного описания мук, которые испытывает оборотень, когда прикасается к чесноку. Я только тихо вздыхала. Кажется, проповедник банально перепутал волкоподобных тварей с вампирами. Или со мной, потому что я чеснок тоже терпеть не могла.

- Так что ежели кто из знакомых ваших на полную луну воет, да креста боится, или же просто глаз дурной имеет, то немедля его на костёр надо! - жизнерадостно заключил священник, щедро осеняя собравшихся крёстным знамением. Я поморщилась и пошла дальше, утешая себя тем, что узнала хоть что-то о местной религии. Например то, что она не слишком сильно отличается от привычного христианства. Даже символ тот же – крест. Никакой фантазии у людей! Вот хоть кто-нибудь додумался бы использовать в качестве священного знака прямоугольный треугольник, или равностороннюю трапецию, или банальную точку… или запятую… тире…

Представив себе болтающиеся на верёвочке кавычки, я развеселилась окончательно, и в трактир вошла в исключительно хорошем настроении. Которое мне не замедлили испортить.

- Где тебя носило? – завопил Хозяин, вскакивая с лавки и устремляясь ко мне. – Я же предупредил тебя, что зайду вечером!

- Забыла, - созналась я. – А что?

- А то! – огрызнулся он. – Ну никакого почтения к старшим. Пошли, поговорим у тебя в комнате.

Я в кои это веки беспрекословно подчинилась и поплелась вверх по лестнице, показывая дорогу. За время моего отсутствия в комнате ничего не изменилось, даже Глюк на кровати валялся в той же самой позе, в которой я его оставила. И список вопросов на столе. Я поспешно запихнула исписанный листок в верхний ящик стола и по-хозяйски плюхнулась на кровать. Топиэр оседлал стул и вперился в меня пронзительным взглядом.

- Ну чего? – не выдержала я.

- Ничего, - пробубнил Хозяин, но таким тоном, что я явственно поняла – очень даже чего.

- И о чём вы хотели со мной поговорить?

- О тебе. И о твоём поведении.

- А что с ним такое? – Я изобразила вежливое удивление.

- Ну… Ты ведёшь себя, как ребёнок!

- Так я и есть ребёнок!

- Вовсе нет! То, что ты выглядишь, как ребёнок – это ещё не повод действовать по-детски. Между прочим, пятнадцать лет для нашего мира – не такой уж маленький возраст. Многие уже замуж выходят и детей рожают.