Марготта

- Врёшь ты всё! Ни один дурак не будет мотаться за кем-нибудь, чтобы вернуть кошелёк, тем более, если он с деньгами.

- А я не дурак, я – дура.

- Ну и что?

Девушка и не думала ослаблять хватку, но разговором я пыталась добиться вовсе не этого. Мне нужно было другое – разбудить в ней человека. Подействовало. Зубы приняли общепринятый вид, хищный блеск в глазах погас.

- Тебя отец ищет!

- Он меня убьёт!

- За что?

- Он ненавидит магию и нечисть. Нечисть даже больше, чем магию.

- Да, но тебя он в любом случае любит больше. Он тебя расколдовать хочет!

- А пусть перехочет! Меня и так устраивает!

Её голос перешёл в низкий рык. Оборотень одержал очередную победу и теперь жаждал разорвать меня на мелкие лоскутки. И от того, что находился он при этом в теле молодой девушки, легче не становилось.

И тогда я сделала то, что нужно было сделать с самого начала. Я зажмурилась и завизжала. Хорошо так завизжала, громко, самозабвенно.

Сначала мне показалось, что Тьяру смело звуковой волной. Потом я рискнула открыть глаза и выяснила, что в роли «волны» выступил Хозяин, бесцеремонно стащивший с меня собственную дочь. Видимо, он не стал долго пререкаться с тем дрожащим человечком, а пошёл-таки следом за мной. Ну хоть что-то в жизни есть хорошее!

- Пап, отпусти меня, - всхлипнула Тьяра, пытаясь вырваться из отцовских объятий.

- Завтра утром отпущу, - пообещал Топиэр, перекидывая её через плечо и выпрямляясь. – Тогда и поговорим!

И с этими словами он понёс девушку вниз по улице. Мне осталось только прихватить лошадей и последовать за ним.

Хозяин жил в сравнительно небольшом двухэтажном особнячке в самом центре города. К дому примыкала конюшня, деревянный сарайчик непонятного назначения и фруктовый садик с маленькой круглой беседочкой. Я уважительно присвистнула. Судя по общей ухоженности здания и прилегающей территории начальник внешней стражи неплохо зарабатывал.

Впрочем, слуг в доме было совсем немного. Или же они просто очень старались не высовываться без особой надобности. Дверь нам открыл пожилой камердинер (или как там ещё эта должность называется?), выбежала поздороваться толстая краснощёкая кухарка да стонала где-то наверху служанка Салина, покусанная собственной хозяйкой.

Клетку должны были привезти ближе к вечеру, а до этого времени пришлось снова запереть Тьяру в подвале, предварительно заколотив единственное окошечко прочными дубовыми досками. Девушка то ревела навзрыд и жалобно причитала, то кричала, что так этого не оставит, то просто принималась тоскливо подвывать.

Ничего путного она, правда, своим поведением не добилась. Хозяина и слуг я заранее предупредила, чтоб не поддавались на провокации, Глюк торчал на конюшне, пытаясь наладить контакт с Глазастым, а самой мне было глубоко наплевать на все выкрутасы Тьяры. Кроме, разве что, подвываний. Иногда они получались такие мелодичные и душещипательные, что я даже присоединялась к импровизированному концерту. Вот и сидели мы с Тьярой по обе стороны подвальной двери – она выла, я скулила.

Потом брыкающуюся девушку вытащили из подвала и запихали в клетку. Она почему-то решила, что запереть её среди серебряных прутьев – это такой новый зверский способ убиения монстров, и начала голосить ещё громче. На самом же деле серебро и железо должны были всего лишь помешать ей превратиться в зверя, что я и Хозяин неоднократно пытались ей растолковать. Объяснения не помогали,  вопли становились всё оглушительнее, и закат все обитатели дома встретили с больной головой и заложенными ушами.

Впрочем, слуг Хозяин заранее разогнал по комнатам и приказал до рассвета даже носа из дверей не показывать. По его же настоянию мы не стали выставлять клетку во двор, на обозрение соседей и прохожих. Я покопалась в памяти и решила, что вполне допустимо оставить эту громогласную конструкцию в помещении, но только в том, где из окна утром видно восходящее солнце. Помещение нашли – им оказалась одна из пустующих комнат на первом этаже. Мы установили клетку напротив окна и устроились поудобнее, приготовившись ждать до рассвета.

А с закатом началось самое интересное.

Едва только солнце скрылось за горизонтом, Тьяра окончательно потеряла контроль над собой и попыталась броситься на нас. Угу, прямо сквозь прутья клетки! Наткнувшись на них, она с визгом отпрянула назад. Металл обжигал её и сдерживал трансформацию. Она вынуждена была находиться в человеческом обличии, при этом зверь изо всех сил старался выбраться наружу… Короче, зрелище было колоритное, да и звуковое оформление не подкачало. Все предыдущие вопли девушки показались мне пением райских пташек, когда она открыла рот (или всё же пасть?) и издала длиннющий переливистый визг, переходящий в рёв. Куда там Витасу! В доме задрожали не только окна, но и стены. Медальон под рубашкой изображал из себя сторожевую собаку, грозящую вот-вот сорваться с цепи.

- Это же все сейчас услышат! Если прибегут соседи – мне конец, - прокричал Хозяин, пытаясь заглушить вопль. Я кивнула и попыталась вспомнить, как ставить звуковую блокаду. Как и следовало ожидать, не вспомнила, но через несколько минут Тьяра выдохлась и заткнулась сама собой. Теперь она просто сидела посреди клетки, пытаясь держаться как можно дальше от прутьев, и смотрела на отца умоляющим взглядом, способным растопить даже самое каменное сердце.

Но сердце Хозяина, видимо, было сделано из алмаза и упорно не хотело растапливаться. Или всё дело в том, что он изо всех сил пытался не смотреть на дочь, внимательно изучая то облупившуюся краску на потолке, то кольцо у себя на пальце, а то и шнурки моих кроссовок.

- Ей сейчас больно? - спросил он, оторвав-таки взгляд от кроссовок.

- Сейчас – нет, - ответила я, - а вот когда дотрагивается до серебра – да. Ей даже днём было неприятно прикасаться к нему. Собственно, это и навело меня на мысль.