Страница 33 из 61
— Ты боишься щекотки, — сказала она, глядя на меня с удивлением. Я не боялся, но, когда она касалась меня вот так, мои мышцы сокращались, поэтому я пожал плечами и позволил ей думать, что будто бы боялся. Мне не хотелось торопить ее, поэтому позволил ей полностью раздеть меня. Позволил ей взять на себя инициативу и решить, что будет дальше.
— Ты красивый, — вздохнула она, когда я стоял перед ней голый. Ее рука потянулась и схватила мой член, и он подпрыгнул в ее руках. Я застонал, кусая губу и откидывая голову назад, прося всех богов, пожалуйста, дать мне достаточно терпения, чтобы не кончить в ее руки, когда она поглаживала меня вот так. Моему контролю пришел конец, и я шагнул вперед, потянувшись за подолом ее рубашки. Я наблюдал за ней и ждал ее согласия, на что она одобрительно кивнула. Сняв рубашку, я уставился на ее голую грудь. Я представлял миллион раз, как она выглядела, и ни один из них не совпадал с реальностью. Она была просто…идеальной. Я расстегнул ее юбку и позволил ей плавно упасть возле каблуков, которые были на ней. Затем я опустил голову и поцеловал ее медленным и неторопливым поцелуем, постепенно углубляясь по мере того, как мои руки касались ее тела. Мои губы оставили ее и спустились к шее, ключице, ложбинке между грудей… затем я втянул каждый сосок в рот. Она схватилась за мои волосы с глубоким стоном одобрения, поэтому я продолжал оставлять поцелуи по ее телу и над трусиками, которые я стянул зубами, а потом снял каждую туфлю.
Я все еще был на коленях, поднимаясь выше, когда всплеск желания ударил меня, как десятифутовая волна. Я остановился и посмотрел ей в глаза, дотянувшись до ее бедер, чтобы раздвинуть их. Она пристально смотрела на меня, как будто я был загадкой, которую ей нужно было разгадать.
— Кровать? — спросил я, когда мои руки поглаживали ее бедра. Она кивнула, губы раскрылись. Я встал и отнес ее на кровать, как невесту. Никто из нас не говорил, когда я снова двигался по ее телу, мой рот целовал, дразнил, сообщал, как сильно я хотел ее. Тело Элли сотрясалось против моих влажных губ, и она тянула меня за волосы, произнося мое имя снова и снова. ''«Оливер, о, Оливер»''. Я никогда не слышал такой красивой мелодии.
Мои пальцы заменили мой рот, когда я вернулся к ее груди, щипая ее соски и слегка сжимая их.
— Так хорошо, — захныкала она, и я улыбнулась. Мне хотелось, чтобы она чувствовала себя хорошо. Встав между ее ног, я сделал паузу. Никогда мне не приходилось останавливаться. Я всегда находил презерватив, надевал его и продолжал. Я никогда не останавливался и не думал, что смогу войти без презерватива. Я никогда не останавливался и не хотел, чтобы между нами не было барьера. Но это была Элли. Моя Элли.
Ее руки двинулись вниз по моей груди и к моему члену, который она снова сжала.
— Я на таблетках, — тихо сказала она.
— Ты делаешь это часто? Без презерватива? — спросил я, соответствуя ее тону. Мое сердце разрывалось в ожидании. Почему я задал этот вопрос? Это имело значение? С каких пор меня волнует, что мои любовницы делают с другими партнерами?
Она покачала головой.
— Никогда.
Я вздохнул с облегчением, почувствовав кайф. Никогда. Я мог бы дать ей то, чего у нее никогда не было. Я не был тем, кто лишил ее девственности. Я не единственный, кто получил ее первый поцелуй, но это я ей мог дать. Наклонившись к ней, я подразнил ее складки своим членом.
— Пожалуйста, Оливер, — сказала она, двигаясь подо мной. — Пожалуйста.
Я опустил голову и поцеловал ее снова, позволяя ей попробовать себя на моих губах, простонав, когда она потянула меня за волосы, чтобы приблизить меня к себе.
— Мы начнем медленно, — прошептал я ей.
— Нет. Я не хочу медленно, — сказала она, широко раскрыв глаза. Она подняла бедра вверх.
Я ухмыльнулся.
— Я хочу медленно, — сказал я, заполняя ее одним глубоким толчком. Ее тело вжалось в кровать с визгом. Я вышел, и она вздохнула, опять вошел, она снова завизжала. — Ты все еще хочешь быстро? — спросил со стоном, когда она сжималась вокруг меня.
— Я все еще хочу быстро, — задыхалась она, насаживаясь на мои толчки. Я полностью вышел, затем медленно вошел и улыбнулся, когда она зарычала на меня. Мои толчки были длинными и тяжелыми. Я наслаждался тем, как она чувствовалась, пытался поглотить ее тепло, ее влагу – все, что мог – поэтому я не торопился. Пока она не протянула руку вниз по своему плоскому животу к месту, где наши тела были соединены, и начала поглаживать клитор, а затем я потерялся. Я поднял ее ноги и начал двигаться, действительно двигаться. Она закричала мое имя, а я застонал ее. Она царапала меня, и это заставляло двигаться быстрее. Затем она начала хныкать ''«Оливер, Оливер, я не могу, я не могу»'', когда ее голова качалась из стороны в сторону. Я вышел из нее, она ахнула и выглядела так, будто собиралась убить меня, поэтому я откинулся назад, сел, подняв ее и расположив на моих бедрах. Мы никогда не теряли зрительный контакт, и когда она взяла меня и начала двигаться, у меня снесло крышу.
То, как ее глаза искали мои, говоря: ''«Ты чувствуешь это? Ты тоже это чувствуешь? Я выдумываю?»'' Слова никогда не были озвучены. Они говорили нашими языками. ''«Ты все еще ищешь? Ты все еще веришь, что кто-то другой лучше для тебя?»'' Мы держали лица друг друга, пока не достигли оргазма. Я упал прямо за ней. Сначала это было медленно, затем всепоглощающим и мощным. Мы смотрели друг на друга, переводя дыхание, продолжая поиски вопросов… размышляя о вещах, которые мы не осмеливались спросить.
Глава 23
Настоящее…
— Это новое платье? — спрашивает Вик, сидя передо мной за столом.
— Я купила его вчера с мамой. С мамой и Беттиной.
Вик стонет.
— Боже, какая пара. И им удалось подобрать придурка для твоего свидания, пока вы ходили по магазинам.
Я смеюсь, потому что он не совсем ошибается. Зак приходил вчера вечером укрепить мое убеждение, что свиданий у него сейчас намного меньше, чем говорится. Он красивый, обаятельный и говорит о себе девяносто процентов времени. Он использовал остальные десять процентов, чтобы сказать мне, сколько он может получить от моих калейдоскопических сердец. К тому времени, как Виктор добрался, я была готова заснуть, но я осталась, потому что он был так взволнован. По дороге в дом наших родителей у него спустило колесо, и Оливер забрал его, потому что он уже использовал свое запасное. Это привело к тому, что смущенный Оливер стоял в столовой, переводя недоумевающий взгляд с Зака на меня. Я не была уверена: ревновал он или его просто поразило то, как много говорил Зак. Во всяком случае, он ушел довольно рано, и как только он ушел, я пошла наверх.
— Все, что он делал, это говорил о себе, — говорю я, качая головой.
— Как настоящий художник, — говорит Виктор и улыбается, когда я хлопаю его по плечу. — Тебе повезло со свиданием, да?
— Ты встречался с ним больше, чем я. Я пошла спать, — говорю я, поднимая брови.
— Все равно. Ты с ним не встречаешься. Он бабник и мошенник, и я уверен, что он замешан в каком-то странном дерьме.
— Ты говоришь так обо всех. «Я почти уверен, что он вовлечен в какое-то странное дерьмо», — я имитирую его, закатывая глаза.
Он пожимает плечами.
— Обычно я прав.
— Ты хуже, чем папа. Ты никогда не одобришь того, с кем я встречаюсь.
— Это неправда, — говорит он, нахмурив брови. Он смотрит на закрывающуюся за мной дверь и, прежде чем я обернусь, смотрит мне в глаза. — Пока он хороший парень, а не игрок, участвующий в странном дерьме, я одобряю.
— Одобряешь что? — спрашивает Оливер, голос которого заставляет меня дрожать. Я встаю и направляюсь на кухню, оглядываясь назад и приветствуя его улыбкой.
— Вик говорит мне: с кем я могу и не могу встречаться. Не волнуйся, пока тебя нет в списке претендентов.
Вик громко смеется и бормочет что-то о том, что «еще не день». В то время как Оливер просто смотрит на меня, как будто он не может поверить, что я только что сказала это. Вместо этого я переключаю свое внимание на кладовку и сортирую хлопья. Я не знаю, из-за чего я так злюсь, но кажется, что каждый раз, когда мое сердце откликается на Оливера, все внутри меня сходит с ума. Я и так уже схожу с ума. Мое и без того сомнительное суждение исчезает. И, наконец, собственническая фишка, о которой я никогда не подозревала, – на поверхности. Единственное, что я помню, это то, что Бобби упомянул «ночь Грейс» и этого достаточно, чтобы я захотела бросить что-то в человека, который даже не мой.