Страница 27 из 61
— Эй, Оливер, — шепчу я снова.
— Да, Элли? — он шепчет в ответ. Я могу чувствовать, как его грудь поднимается и опускается.
— Я хочу, чтобы ты прикоснулся ко мне. — Я закатываю глаза. Не потому, что я стесняюсь, а потому, что у меня не было этого так долго. Так, так долго. И я боюсь, какой будет его реакция. Хуже того, я боюсь, что он откажется. Он откидывает голову назад и выдыхает. Когда я думаю, что он скажет мне, что не может, или что мой брат может проснуться в любой момент, или что ему нужно идти, его руки протягивают и хватают меня. — Только если ты хочешь, — добавляю я, когда его руки перестают двигаться. От его глубокого хихиканья трясется кровать.
— Только если я захочу, — повторяет он, прислонившись ближе, его руки проходятся по моей груди с обеих сторон. — Боже, Эстель, ты не знаешь, как сильно я этого хочу.
Он подталкивает мое тело вперед, что я держусь за его плечи. Его большие руки прямо под моей грудью, поэтому я наклоняюсь немного больше, надеясь, что он поймет намек. Его смех дает мне знать, что он понял намек, но полностью игнорирует его.
— Бин, пожалуйста, — шепчу, сильнее впиваясь в него руками.
— Бина сейчас нет, — шепчет он, опуская голову и оставляя нежные поцелуи от шеи до ключицы, через плечо и обратно.
— Оливер, пожалуйста, — говорю я, откидывая голову назад, когда его губы достигают впадины моего горла.
— Скажи мне, чего ты хочешь, детка. Скажи мне, где ты хочешь, чтобы я тебя касался, — он проурчал голосом, который заводил меня.
— Везде… Везде.
Его руки, наконец, движутся наверх так, что легко задевают мои соски, пропуская дрожь через все мое сердце.
— Еще, — говорю я, толкая его на кровать, чтобы оседлать его ноги. Я трусь об него, когда целую в губы. Он стонет мне в рот, погружая в него свой язык и исследуя, как голодный человек, ищущий свою еду. Однако давление его рук не увеличивается. Он просто продолжает мягко исследовать мое тело, как будто я сделана из стекла. Его пальцы порхают вверх и вниз: над моей грудью, вдоль моей шеи, вниз по моему животу, и останавливаются прямо над резинкой моих трусиков.
— Пожалуйста, продолжай, — говорю не своим голосом. Мои ноги дрожат, а он даже не прикоснулся к ним. Оливер отодвигает голову назад и вытягивает мое лицо на лунный свет, проходящий через окно. Он осматривает мое лицо, и я отчаянно киваю, когда он улыбается.
— Если я сделаю это, мы продолжим наше дружеское свидание? — спрашивает он. Тот факт, что он может шутить, в то время, когда мне кажется, что я разваливаюсь - немного бесит, поэтому вместо ответа, я хватаю его руки и толкаю их, намекая.
Оливер качает головой.
— Это все еще дружеское свидание?
— Я не знаю, — шепчу, довольно громко, мое нетерпение вырывается наружу. — Мне все равно. Просто прикоснись ко мне!
Он улыбается и залазит рукой в мои трусики, его стон соответствует моему, когда он понимает, насколько я уже мокрая.
— Ты опасна для моего здоровья. Ты знаешь это?
— Тогда хорошо, что ты врач, — я хнычу, когда он вставляет свой палец в меня. Он делает круговые движения, которые заставляют мои глаза закрыться.
— Тебе это нравится? — он спрашивает мне в шею. Увеличивая темп, когда я киваю. Мои руки двигаются с его плеч, вниз по груди и в боксеры. Прежде чем он что-нибудь скажет, я накрываю рукой его длину и сжимаю.
— Иисус, бл*дь, Христос, Эстель, — он стонет, смещая свой вес, чтобы дать мне лучший доступ.
— Ты такой твердый, — шепчу я, наклоняясь вперед, чтобы поцеловать его снова.
— Ты такая влажная, — говорит он мне в губы.
— Ты такой большой, — говорю я. Я забыла, как он выглядел и чувствовался. Он посмеивается, когда я продолжаю двигать рукой, соответствуя его ритму.
— Ты такая тугая, — стонет он, обводя мой клитор большим пальцем, пока двигает другими пальцами внутри меня.
— Я собираюсь…Я собираюсь…
Я задыхаюсь перед тем, как в глазах запылают яркие огни. Я продолжаю двигать рукой, пока он стонет, и я чувствую горячую жидкость на руке. Мы сидим так мгновение, без слов, только тяжелые звуки дыхания. Наконец, он целует меня в лоб и встает, чтобы очиститься. Я не знаю, ожидает ли он, что я последую за ним, но, когда я смотрю на его широкие плечи, выходящие из комнаты, я не могу не задаться вопросом: было ли это ошибкой. Он приносит влажное полотенце и тщательно вытирает мне руки, и когда он возвращается снова, то занимает место рядом со мной. Никто из нас не говорит ни слова, пока мы успокаиваемся, его руки вокруг меня, будто я лежу в маленьком коконе, который, возможно, был сделан для моего тела.
— Мне нравится держать тебя в своих объятиях, — говорит он, обдавая своим дыханием мое ухо.
Мои глаза закрываются.
— Мне тоже.
Слишком сильно. Слишком сильно.
— Сегодня мы нарушили много правил.
— Нарушили. И очень много, — говорю я, улыбаясь в темноту.
— Когда мы пойдем на следующее дружеское свидание?
— Сегодня ты спишь в моей постели, — напоминаю я ему.
— Ты накрасилась красной помадой.
Я смеюсь.
— Ты со своей дурацкой помадой.
— Я просто сказал, что женщина красит этот цвет на свидание, когда хочет перепихнуться.
Я качаю головой и смеюсь, он тоже смеется, держа меня крепче. Какое-то время мы молчим, и я думаю, что он заснул. Чувствую себя расслабленной, и сон начинает забирать меня. Когда я просыпаюсь на следующий день, солнце бьет в мое лицо, я одна в постели. Чувство грусти заполняет меня, но я отталкиваю его в сторону. Я сама это сделала. Я попросила об этом. Я подтолкнула его. Эти мысли не облегчают боль, которую я чувствую. Я снова закрываю глаза и выдыхаю. Когда я открываю их обратно, я вижу брошенную рубашку Уайта в углу. Возможно, он не был идеальным человеком, и у нас было много разногласий, но Уайт никогда не заставлял меня чувствовать не особенной для него. Он никогда не уходил после секса, не поцеловав меня и не сказав, какой я была прекрасной. Он бы никогда, никогда не оставил меня одну в постели, не признав, что мы разделили что-то особенное.
Слезы текут с моих глаз, когда я подхожу к шкафу и забираю рубашку. Я обнимаю ее, прося прощения, потому что с моей стороны это было неправильно. Я начинаю плакать, потому что разговариваю с рубашкой, а одета в рубашку другого человека. Человека, которому я позволила прикоснуться к себе, человека, который снова оставил меня. Дверь внезапно открывается, и я смотрю на входящего Оливера. Улыбка на его лице мгновенно падает, когда он смотрит на мое заплаканное лицо. Я сжимаю рубашку моего мертвого жениха…
— Я думала, ты ушел, — говорю я хриплым шепотом. Он не двигается, не говорит, просто смотрит какое-то мгновение. Наконец, он подходит ко мне и обхватывает руками мою голову, притягивая к своей твердой груди.
— Я не собирался уходить, не попрощавшись, — говорит он мне в волосы. Я думаю обо всем, что он делал…все время, что мы делали…и интересно, будет ли на этот раз
по-другому. — У меня была отличная ночь.
— У меня тоже, — шепчу я.
Он целует мою голову.
— Я не хочу все испортить, Элли. Поэтому я дам тебе немного времени, хорошо? Не потому что я не хочу тебя… не потому что я не считаю прошлую ночь невероятной…просто потому что я не хочу давить на тебя.
Он наклоняет мое лицо, чтобы всмотреться в него, и мое сердце поднимается к горлу, эти зеленые глаза пронзают меня.
— Я хочу, чтобы это произошло.
— Хорошо, — это все, что я могу прошептать, прежде чем он отпустит меня и выйдет за дверь. Я не знаю, что с этим делать. Я не знаю, что это такое. Все, что я знаю, это то, что я боюсь хотеть его так сильно, как это делаю. Я боюсь, что снова обожгусь.
***
Несколько дней спустя я просыпаюсь и надеваю синий медицинский халат, который мне дала медсестра Джемма, когда картина была еще совсем грязная. Как только я появляюсь в больнице, то вижу ее на станции медсестер, и она смеется.